Такие невеселые размышления у Веры Васильевны. И тут кто-то позвонил — нахально, как к себе домой.

«Кто это прется? — подумала Вера Васильевна. — А если шантажистка? Эта нахалка так трезвонить и должна. Чего же она вечером-то лезет? Понимать должна, что муж дома. Как мы с ней сейчас будем говорить? Или она уже днем приходила, когда я спала, и не дозвонилась? Или работает, днем ей некогда? Как же, будут такие работать».

В дверь звонили и звонили, потом стали стучать. Но Виктор Степанович словно не слышал. Вера Васильевна на цыпочках прошла из кухни по коридору, заглянула в комнату. Виктор Степанович спал перед телевизором. Она подошла к двери и тихонько спросила: «Кто?», но в ответ бухнули кулаком.

«Ну, зараза, — подумала Вера Васильевна, — сейчас я тебе устрою!»

И открыла дверь. А это Сергей.

— Да вы что! — заорал он с порога. — Уже спать полегли? Дай я тебя поцелую, хоть и праздник прошел, но не виделись давно.

Сразу видно, что сильно выпивши. Ну да пусть хоть такой, а не эта стерва шантажистка.

— Ну вы спите! — орал Сергей, — Дом будет гореть — не услышите! («Надо же! И этот про пожар!») Хозяин дома? Раздеться можно?

— Ладно шуметь! — Виктор Степанович из комнаты вышел. — Раздевайся. — И Вере Васильевне, как будто они и не ругались: — Собери что-нибудь.

Ну, слава богу, заговорил. Очень вовремя Сергей пришел, теперь, может, и пронесет, хоть на сегодня. Хотя едва ли: Виктор, как выпьет, еще занудливее становится. Хорошо бы уснул поскорее, он теперь быстро засыпать стал.

Сергей, конечно, с бутылкой пришел. Сели они в большой комнате, и Виктор оттуда через каждую минуту кричит, чтобы скорее закуску несла. А Сергей ему что-то про «Полярный» рассказывает — какие морозы да какие заработки. Ничего, не горит, подождут. Чтобы Виктора ублажить, Вера Васильевна по всем заначкам прошлась — баночку икры достала, балычок кетовый имеется. В общем, есть чем Сергея угостить, раз он так удачно явился.

— Может, ты тоже выпьешь? — спросил Виктор, когда она принесла стопки. Значит, сменил гнев на милость.

Можно было и отхлебнуть глоток, но лучше все-таки поберечься. Да и потом у вас свои интересы, а у нее своих дел хватает. Ушла Вера Васильевна на кухню, чтобы их галдеж не слушать, к чему ей все эти бульдозеры и лебедки. Ей ведь срочно выход нужно найти. Допустим, что с этими деньгами обошлось, хотя, конечно, Виктор Степанович своего последнего слова не сказал, еще повыступает. Ладно, это она вытерпит. Но дальше-то что? Где еще денег взять?

А потом чего-то они притихли, то есть говорят, Но негромко, Сергей вполголоса что-то рассказывает и Тонькино имя два раза проскочило. Это уже интересно. Значит, действительно ему про эту выступальщицу что-то сообщили, не просто так он вдруг прилетел. И один пришел. А иначе они бы обязательно вдвоем пожаловали.

Вера Васильевна тихонько из кухни вышла, встала в коридоре около двери. А дверь открыта, и ей все хорошо слышно, хотя Сергей совсем тихо говорит.

— Откуда магнитофон? Молчит. Что за кольца? Купила. А зачем? У нас есть по одному. Лишние зачем? Кольца-то обручальные, их по два не носят. И на какие деньги? Они рублей сто пятьдесят стоят.

У Веры Васильевны дыхание перехватило. Ведь Тонька говорила, что магнитофон отправила с военным летчиком. А кольца она еще в первую посылку вложила, когда слугам посылала. Почему же они у нее дома?

— Выпьем, — сказал Виктор Степанович. — Тебе еще радоваться нужно — твоя баба в дом несет. А моя где-то на стороне пятьсот рублей пристроила — и с концами. Куда, кому? Ничего не говорит. Глухо как в танке.

— Точно, механик! — подхватил Сергей, он всегда у Виктора Степановича на подхвате был, все за ним повторял, как попугай, — Моя тоже! Я ей профилактику — молчит, зараза. И Петя этот малохольный с ней заодно. Ничего, говорит, не знаю, ничего не видел.

«А может, — подумала Вера Васильевна, — Петя ей это все и купил? И кольца, и магнитофон? А мои вещи она Крафту отправила. Сразу видно, что у них что-то было».

— Так что с прибытком тебя, Сергей! — говорит Виктор Степанович. — Давай выпьем.

— Нет, ты представляешь? Я там упираюсь, зову ее — не едет, в городе жить желает. А зачем? Чтобы этим делом заниматься?

— Ладно тебе. Может, она схимичила — продала что-нибудь или поменяла. У них это бывает. Ты разберись сначала.

— А как разобраться? Этот сморчок еще под ногами путается. Милицию, говорит, вызову. Что ж мне ее, убивать? Она и так на весь дом вопит.

— Это, конечно, правильно, — согласился Виктор Степанович, — только не увлекайся. А то посадит она тебя. И этот парень свидетелем пойдет. Она в суд подать может.

«Ну, гадики!» — подумала Вера Васильевна, и так ей Тоньку сделалось жалко, как сестру родную. Схватила она с вешалки полушубок, сунула ноги в валенки и, слова мужикам не сказав — она бы им сейчас сказала, оглоедам чертовым! только не хочется шум поднимать, — кинулась к Тоньке. Чуть Белочку дверью не стукнула, та за ней полезла.

У Тоньки глаз подбит и вообще вид невеселый. На кухне Павлику кашу варит. Вера Васильевна полушубок скинула, хотя в домашнем была. Но тут не такой случай, чтобы на это внимание обращать. Вот ведь гады мужики. Ну разве можно волю рукам давать? Да пусть она десять раз виновата, но она человек, что же ты ее, как собаку? Силу свою показываешь? Дикая мужская тупость это — и больше ничего.

— Как же ты завалилась? — спросила Вера Васильевна, присев на табуретку. Петя не показывался, получил, наверное, свое. — Он сейчас у нас, Виктору рассказывает. Неужели спрятать не могла?

— А, знаешь уже. А я откуда знала, что он прилетит? Сначала все ничего. А как магнитофон увидел, озверел, все перекопал.

— А ты думала, он тебе спасибо скажет?

— Ты не язви. Мне и без тебя тошно.

— Раньше нужно было думать.

— Да ты что? — изумилась Тоня. — Ты правда думаешь, что это от кого-нибудь подарки?

— Мне откуда знать? Но ведь не с неба они упали.

— Прикидываешься?

— А чего мне прикидываться? — теперь уже Вера Васильевна удивилась и рассмеялась даже. — Я слышала, что Сергей говорил.

— И ничего не поняла?

— А чего понимать! Тут кто хочешь.

— Ну, — сказала Тоня, — ты меня извини, конечно. Но такую, как ты, редко встретишь.

— Зато как ты — навалом.

— Ладно, — говорит Тоня, — сказала бы я тебе. Но раз пришла — хорошо. А то я к тебе собиралась, Забирай свои вещи и отваливай.

— Какие вещи? Ты что говоришь?

— Те, что своему любимому Крафту посылала.

— А ты их не отправила?

— Кому?

— Он тебе что — Мозги, что ли, выбил?

— Она еще про мозги говорит! Да не было и нет никакого Крафта! Пойми ты это наконец.

— Как это — не было? А письма кто присылал? Открытку к Восьмому марта?

— Я посылала. Кто же еще?

— Ты? — Вера Васильевна понимала, что нехорошо сейчас над Тонькой смеяться, ей и так досталось, глаз совсем заплыл, но попробуй тут удержись, если она такую глупость вывезла. — Может, и за границу тебя посылали?

— Меня, — согласилась Тоня, — и виллу дали. И рояль мой. И шампанское в погребе тоже мое.

— Грузинского разлива?

— Точно.

И так они расхохотались обе, что Петя выглянул, тоже синяк показал. Ленка где-нибудь шлялась, наверное, а то бы она уже давно тут была.

— Добрый вечер! — говорит Петя, — Что у вас тут за веселье?

А они как дурочки: одна на другую посмотрит — и заливаются.

— Ой, умора! — Тонька хохочет, а Вера Васильевна уже взвизгивает, лет, может, двадцать так не смеялась, никакой Райкин так не насмешит.

— Да что случилось? — Петя спрашивает, но они только руками машут, слова сказать не могут. Петя, человек вежливый, улыбнулся и к себе ушел — что с ненормальными разговаривать.

— Ладно, — сказала Тоня, насмеявшись. Вера Васильевна все еще всхлипывала. — Может, чаю выпьешь?

— Побегу. А то Виктор там наберется, свалится где-нибудь. Скажу Сергею, что зовешь.

— Вещи только забери.