— Идея интересная, может, и приеду, — соглашаюсь я.

Так в разговорах отвлекаюсь от происшедшего инцидента, а там пытаемся устроиться на отдых. Улеглись прямо между рядов, неудобно, холодно, а что делать, но нас не забыли, среди ночи громко хлопает дверь.

— Подъём, бойцы!

Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.

— Строиться на улице! — гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо одутловатое, кулачища как две пудовых гири.

Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.

Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм. Вваливаемся в душное помещение. Подбегает старший сержант.

— Размести, — рыкнул прапорщик и скрывается в кабинете.

— Значит так, воины, — старший сержант сверлит нас взглядом, — как пушинки взлетели на койки и, чтоб ни скрипа, — в голосе звучит нешуточная угроза.

Солдат в казарме мало, кого-то перевели в другие части, а здесь те кто запозднился с дембелем. Все свободные койки, оказались без матрасов, а на наших матрасах, сладко посапывают «деды».

Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.

Спасительный сон мягко вышибает дух и улетаю в светлые дали: Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать:- Уже приехала из Москвы? — с удивлением спрашиваю её.

— Пришлось, собак же надо кормить, — вздыхает она.

С тревогой замечаю, как она постарела, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.

— Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? — с укором спрашиваю её.

— Ты, очень далеко, сын, — непонятно произносит она.

Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: «… листья жёлтые над городом кружатся…», а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу — она взрослая женщина, роскошные волосы искрясь, ниспадают на покатые плечи, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги:- Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?

— НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!! — словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по всему моему сознанию.

Словно ухожу в водоворот и вот, бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из туннеля, там свет и спасение.

— Кирилл, сюда! — меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, подпираем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.

— Врёшь! — злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается в уже открытую дверь. Визг, скулёж, рычание сотрясают туннель, монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.

— Бежим! — кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.

Выбегаем из туннеля — всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ — спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах туннелей, поселилась нечисть.

— Подъём! — в голове словно рванул снаряд.

Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично всех подгоняют.

— Строиться!

Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший сержант идёт к нему с докладом. Тот со скучающим видом выслушивает, идёт к нам, останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.

— Вещи сдать в каптёрку, там же, возьмёте форму, — его трубный голос вселяет страх, — полвосьмого всем построиться на завтрак, — с этими словами он словно теряет к нам интерес, грузно шагая, уходит в кабинет.

У каптёрки суета, не русский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал Асварович, принимает вещи и тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под гимнастёркой. Он похож на боксёра, а может — борца, хотя нет, боксёр, нос характерно расплющен.

Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки надвинем на лоб и станем бравыми солдатами, всех нас посещают одинаковые мысли, но не тут-то было, оказывается форма, у всех без исключения, не по размеру, следствие этому, несуразно болтается, вид комичный и жалкий. Смотрюсь в зеркало, но себе не нравлюсь. Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел чисто кожаный, мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!

Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я же, прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.

Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих:- Не фига ж себе! Откуда ремень?

— «Дед» дал, — решил не входить в подробности.

— Раз «дед», ладно, носи, а сапоги разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?

— Разглажу, срежу, — недовольно бурчу я.

— Бегом!!!

Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.

Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается:- Что, воины, домашние пирожки ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так трескать, как чёрную икру на бутерброде.

Зло косимся на него. Он же, сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.

— Закончили приём пищи, строиться! — рявкает он.

Полк, в который я попал, оказался учебным, в нем готовят спецов по обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, их даже не видим, а мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.

Каждый день гоняют: бег подтягивание, снова бег, отжимание от пола, качание пресса и прочее. Народ «сдыхает» от таких нагрузок, но мне наоборот их не хватает, даже в весе стал набирать.

В один из дней, набираюсь наглости, и иду к командиру роты. Это тот капитан с дерзкими усиками, что «купил» меня за бутылку водки.

— Разрешите, товарищ капитан!

Он отрывается от стола, смотрит на меня с удивлением:- Чего надо, рядовой Панкратьев?

Меня всегда коробит эта фамилия, но уже почти привык.

— Можно мне…

— Можно обосрат…я, — насмешливо перебивает он.

— Извините, разрешите обратиться? — поправляюсь я.

— Обращайся.

— Разрешите тренироваться индивидуально.

— Что так? — с интересом смотрит на меня.

— Жирею, нагрузок не хватает, — опускаю глаза в пол.

Он встает, подходит, смотрит в глаза. Как и прежде, взгляд не отвожу:- Однако, — жуёт губы, — все бойцы загибаются, а он… жиреет. Прапорщик Бондар! — завёт старшину роты.

Тот заходит, как всегда, большой и сильный, глаза навыкате, шея покрыта испариной, кулаки как гири — давят воздух.

— Да, Алексей Павлович? — прапорщик смотрит на меня из-под толстых век, знает, из-за меня его вызвали.

— Что ж вы Лёня, курорт бойцам устроил? Смотри, как хлопец, зажирел.

Прапорщик удивлённо хмыкает:- Да, вроде как курёнок, ни жира, ни мяса.

— А он говорит, что зажирел. Просит индивидуальных нагрузок. Что скажешь?