Ледея сердито притопнула ногой, не сдержав раздражения.

— Да что ж вы, сговорились все, что ли? Я же ничего плохого не спрашиваю, ну посмотри на людей, на нас посмотри, доживем ли мы до конца года?

Недоля взглянула ей в глаза, и такая грусть была во взгляде том.

— Ну посмотрю я, может, тебе легче и станет. А ты на мою судьбу можешь взглянуть? Нет, не можешь. То-то и оно, сама хочешь все знать, а я ходи, значит, майся в неведении. Ничего не скажу, ничего смотреть не стану. Как будет, так и будет.

Ледея молча постояла, глядя на Недолю, затем огорченно повернулась и пошла прочь.

— Долгая твоя жизнь, почти вечная, слышишь меня? — Недоля перебирала пальцами, глядя Ледее вслед. — Только ты не радуйся, такой вечной жизни и врагу не пожелаешь. А теперь иди и не приставай ко мне более.

…Отряд двигался густыми древлянскими лесами словно черная река, заполняя торговый тракт от горизонта до горизонта. Стоян ехал во главе войска, играя с дергающимся на привязи вороном. Птица в который раз пыталась взлететь, но короткая бечевка вновь возвращала ее на латную рукавицу ведьмака. Ворон не прекращал свои бесполезные попытки, стараясь избавиться от страшного мучителя. Ведьмаку надоело постоянное карканье взбесившейся птицы. Грубо схватив его, он ножом отсек бечеву у самой лапки и подбросил ворона вверх.

— Ну лети, проклятый. Только пеняй на себя, предателей никто не любит, даже добрые Боги.

И Ведьмак громко рассмеялся одному ему понятной шутке. Ледея вопросительно взглянула на него, получив в ответ улыбку и задорное подмигивание. Следом, как обычно, ехали молчаливые колдуньи, осматривая окрестный лес и слушая пение птиц. Ведьмы /се на телегах времени не теряли. Они задорно шутили с воинами, смакуя предстоящий ночью отдых. Сегодня к вечеру отряд должен дойти до Древграда. Здесь, под столицей древлянского княжества, состоится их первое сражение. Кто-то ожидал его с нетерпением, желая поживиться чужим добром, другие переживали, немея до поджилок. Ведьмак не любил терять время попусту, выпустив свои черные нити, он поочередно стал подпитывать воинов безграничной ненавистью. Постепенно смеха и шуток поубавилось, воины угрюмо пялились меж лошадиных ушей, позабыв о веселых и распутных ведьмах.

Малюта был в растерянности. Не прошло и седмицы, как он нанялся на службу в Сварожью Дружину. Едва получил место десятника в новом наборе, как тут же поползли слухи: древляне подняли восстание. Многотысячный отряд повстанцев продвигается к Древграду. К ним также спешат восставшие волчьи племена. Голова шла кругом, еще четыре месяца назад ничто не предвещало бунта. Да, бывало, роптал народ, недовольный князьями и их ратниками, но умные старейшины умели угомонить горячих молодцев. Никогда святорусы не любили воевать попусту, лишь когда степняки загоняли их в леса, не оставляя иного выбора.

Малюта был чернее грозовой тучи. В Сварожью Дружину, как правило, набирали воинов из баеджиртов и ургов. Едва поползли слухи о восстании, как за его спиной стали переговариваться. Мол, десятник-то наш из древлян родом будет, как же верить ему в бою? А вдруг к своим переметнется, поди, пойми эту лесную братию.

Малюту мучили эти разговоры, но он не вступал с воинами в перепалки, стараясь не срывать зло на людях. Назначение десятником вмиг сделало его взрослее. Он размышлял над пересудами и каждый раз убеждался в их обоснованности. Правы вои, ох как правы. Он бы на их месте не стал судачить тайком, но недоверие бы выказал, не задумываясь. Нужно было что-то решать, чтобы раз и навсегда вернуть доверие соратников. Малюта пошел в конюшню запрягать Гнедыша — нужно съездить поговорить с воеводой. Он мужик умный, может, совет даст дельный, что да как.

Главный воевода Януш принимал воевод с докладами. Воевода Сварожьей Дружины, Тугдаме, невысокий коренастый ург, рассказывал о последних вербовках:

— Из ургов набрана еще одна золотая тысяча. Вои лучшие из лучших, одним ударом головы сносить будут. Конечно, с оплатой придется поднатужиться, перед самой войной за десять золотых в месяц никто на смерть идти не желает.

Януш кивал, медленно прохаживаясь по горнице.

— Хорошо, жалованье удвоят, но лишь для нового набора. Но чтобы вои были и на самом деле лучшие из лучших. Хоть сам на мечах проверяй. Остальные будут получать по-прежнему, зря, что ли, годы без дела просиживали?! А как пришла война, так подымай им жалованье? Завтра же собрать показательный сбор. Буду сам говорить с ними. Я им подыму жалованье, так подыму, что подымалка отвалится! Что баеджирты? Правитель приказал набрать нам пять тысячных отрядов! Сколько из них завербовано за эту седмицу?

Ург вздохнул, потупив взор долу:

— Не хотят, воевода Януш, совсем воевать не хотят. Разбойники они да тати проклятые. Чуют перед войной поживу, какая там служба. Сейчас, где первые битвы пройдут, туда это воронье и слетится на поживу. Коли победы одерживать станем, тогда они вмиг присоединятся, а так — нет. Карай меня, Януш, коли хочешь, но не смогли мы из них и сотни набрать.

Воевода продолжал хмуро мерить горницу шагами. Подошел к окну, разглядывая кого-то, остановился и, выглянув в окно, крикнул:

— Эй, ты? Да-да, ты! Тебя старшина Беримир в Дружину мне сватал?

Малюта спрыгнул с бревна, где привязывали коней.

— Так и есть, воевода Януш, десятником служу в Дружине. Малютой кличут.

Януш кивнул, будто вспомнив имя, и махнул, зазывая, рукой:

— Да-да, Малюта. А ну зайди ко мне, десятник.

Воеводы переглядывались, не понимая, к чему Януш клонит. Чтоб десятника зазывали на военный совет — такого еще не бывало. Через мгновенье зашел Малюта, пригибая голову и здороваясь:

— Здравы будьте, вои славные.

Тугдаме скривил в ухмылке губы:

— Ты, десятник, воевод приветствуешь, а не охотников лесных.

Януш поднял руку, приказывая всем молчать.

— Тугдаме, ты знатный воевода, уж десятый год Дружиной командуешь. А парень лишь седмицу тому десятником заступил. И потому здравия он желает по-своему, не обучен еще иначе. И в том, Тугдаме, есть твое упущение.

Воеводы молчали, потупив взор, Януш продолжил:

— Малюта, слушай мой наказ. Приказом Правителя в Сварожью Дружину необходимо завербовать хотя бы две тысячи баеджиртов. Поручаю тебе исполнить этот наказ. На время исполнения наказа назначаю тебя сотенным. А сумеешь привести из-за Рипейских гор хотя б тысячу воев, назначу тебя тысяцким над ними.

Воеводы недовольно забурчали промеж собой. Януш продолжал:

— Деньги получишь у своего воеводы Тугдаме, он же определит тебе в подчинение сотню. Ну так как, справишься?

Малюта от растерянности словно язык проглотил. Вот так сходил к воеводе за советом, что аж в сотенные повысили.

— Справлюсь, воевода Януш. Я, воевода, не подведу Правителя. Оправдаю звание сотенного. Ну а коли, нет, то гоните меня из Дружины в шею.

Януш невесело рассмеялся.

— Да нет, сынок, если хотя б тысячу не приведешь, никакой шеи у тебя уже не будет. Да и головы тоже не будет. Понял наказ?

Малюта молча кивнул под суровым взглядом воеводы и вышел на двор. Голова шла кругом.

…Правитель ходил по темным покоям, не находя себе места. Все, что он увидел в сознании ворона, сбывалось. Многотысячные отряды Зла явились в считаные дни. Они уже начали рушить Империю, рушить умело, из центра, отсекая полуденные государства от Асгарда. Ему не хватало свежих новостей, чтобы картина сложилась в единое целое. План Чернобога был хитроумен, разрушить Империю изнутри, свергая власть князей, царей, лишая столицу поддержки племен. Но не учли враги разум Правителя, тысячи лет правящего Дарией. Не доглядели одну маленькую птицу, показавшую ему лицо зачинщика бунта, верного слуги Нави. Его звали Стоян, все остальные лишь мелкие демоны войны, умеющие убивать, но лишенные разума. А этот демон умен, стар и мудр. Каждый шаг, каждое действие он обдумывает и бьет наверняка, боясь ошибиться. А Чернобог ошибок не прощает, и поэтому, находясь между жерновами, демон стал вдвойне опасней. Видимо, пора отправить к древлянам последних обученных волхвов. Демона нужно остановить и уничтожить. А остальные трусливо разбегутся по деревням.