— Не брал! Мамкой клянусь! Помилуй, князь Богумир, не крал я!

Брови князя сошлись над глазами словно грозовые тучи. Не глядя на мальчишку, он махнул кату рукой, давая команду к наказанию:

— Сто плетей сорванцу, чтоб впредь неповадно было чужое таскать.

Кнут, словно извивающаяся гадюка, метнулся к столбу, жаля со свистом нежную спину мальчугана. После двух десятков плетей невиновный паренек, оклеветанный злыми языками, повис на веревках, лишившись сознания.

…Молодая девица, годков шестнадцати от роду, старательно стелила постель в княжьей опочивальне. Оправив холщовую простынь, девушка принялась взбивать огромные пуховые подушки. Дверь отворилась, скрипнув несмазанными петлями, вошел князь. Девчушка засуетилась, раскладывая подушки на постели.

— Ой, не успела пол замести. Я сейчас, я мигом, только за веником сбегаю.

Она остановилась у дверей, пытаясь бочком обойти князя. Богумир, улыбнувшись, заслонил ей дорогу.

— Что ж это ты бежишь от меня? Неужто так страшен князь твой? Как звать тебя, голубоглазая?

Девчушка растерянно топталась на месте, пытаясь обойти его с другой стороны. Не получилось. Потупив взор в пол, она испуганно прошептала:

— Пропустил бы ты меня, князь. Мне еще пол замести надобно.

Богумир, усмехнувшись, захлопнул дверь, медленно задвигая запор. Девушка испуганно отступила в глубь комнаты. Боясь позора, она не кричала, не звала на помощь, понимая, что никто ей помочь не в силах. От испуга сердце в груди бешено заколотилось, к горлу подкатил тяжкий ком страха. Не в силах кричать, она лишь умоляла отпустить ее, безуспешно сопротивляясь его грубой мужской силе. Княжьи руки безжалостно разорвали рубаху, оставляя девушку нагой. Властным жестом, схватив ее за толстую пшеничную косу, он потянул к постели, зарычав:

— Князю перечить смеешь?

Вечером того же дня заплаканная девушка выбежала из ворот княжьего дома, сжимая в руках узел с одежонкой. Зажатые в маленьком кулачке серебряные монеты жгли ее ладонь жарче углей. Вечером повидавшая жизнь мать, пряча в схрон отобранные монеты, успокаивала дочку: «Дуреха, родить от князя дитя каждая девка мечтает. Радуйся, коли понесешь от него».

Беспута открыла глаза, пристально взглянув князю в спину. Она была колдуньей и натворила немало бед простому люду. Смеясь, уводила чужих женихов, отбивала мужей, сея раздоры в семьях. Все это было забавно и тешило ее женское самолюбие. Однако она очень не любила, когда над молодыми, ни в чем не повинными девицами творили насилие. Колдунья недобро усмехнулась, тихонько прикрывая дверь. Скоро, князь, очень скоро тебе вспомнится белокурая девичья коса, намотанная на руку.

Войско Стояна добралось в Междорожье. Огромная деревня, коей было впору становиться городом, встретила их угрюмо. Некогда разрозненные десятки деревень здесь слились в одно целое. Совет старейшин, повидавший на своем веку множество войн и набегов, быстро принял решение. С такой армией воевать им было не по силам, а значит, нужно спасаться откупом. К полянскому князю срочно отправили гонца, упредить о вторжении. Глядишь, может, и поспеет полянская Дружина на выручку. А пока, якобы склонив пред врагом голову, старейшины решили разузнать, чего тому надобно. Перепуганные жители тайком выглядывали из-за плетней, когда многочисленное воинство въехало в деревню. Родители прятали молодых дочерей, вымазывая их красивые лица сажей. Не ровен час, разгуляются чужаки, сурии обпившись, вон ведь среди них сколько волков едет. А волчье племя — недоброе, хоть и святорусы, а разбойники разбойниками. Живность прятали по хлевам, заламывая в бессилии руки. Эх, беда! Давно в полянские земли не приходила такая. Немногочисленные отряды степняков как-то отвадили, пролив реки крови. А вот к войне с целой армией междорожцы готовы не были.

Стояново войско неспешно въезжало в селение. Ведьмак внимательно оглядывал каждый двор. Утрата Маковеи под Древградом добавила ему осторожности. Каждого мужика старше средних лет он ощупывал своим сознанием. Ошибка с князем-волхвом обошлась ему слишком дорого. Большая изба, сложенная из новых бревен, привлекла его внимание. Стоящие около избы пятеро старейшин униженно поклонились ему, приветствуя. Натянув повод, ведьмак поднял руку, давая команду остановиться. Прикрыв глаза, он глубоко вдохнул, пытаясь расслабиться от долгой дороги. В течение нескольких дней в воздухе витала угроза, покалывая его ноздри ледяными иглами. Ведьмак открыл глаза, вновь осматриваясь вокруг. Чей-то ненавидящий взгляд саднил ему затылок. Стоян удивленно обернулся, пристально вглядываясь в лица собственных воинов.

— Ярослав, ночуем здесь. Разбить лагерь, выставить дозоры. Местных жителей выгнать из домов вон! Пусть идут спать в хлева со скотом. Отобрать из них тех, кто способен к ратному делу, и пополнить ими наши сотни. Непокорных казнить. Лагерем здесь будем стоять седмицу, а там поглядим.

Воины радостно загалдели, услышав о долгожданном длительном отдыхе. Ярослав молча кивнул и поехал отдавать приказы. Каждый день, проведенный под началом Стояна, наполнял его сердце жестокостью. Он уже не испытывал жалости, видя надругательства, не отворачивал лица, когда убивали женщин. Он просто проживал еще один безумный день, надеясь, что скоро всему этому наступит конец. Позабыв о родном доме, о брошенных родителях, он будто карп устремился против течения, находя жизнь в борьбе.

Услышав команду, отданную Стояном, старейшины переглянулись, нахмурившись. Один из них вышел вперед, вглядываясь в ведьмака светлыми голубыми глазами. Старческая рука, опираясь на кривоватую палку, слегка подрагивала. Разменяв восьмой десяток лет, старейшина повидал многое на своем веку. Остались в прошлом страх, любовь, надежды. Лишь подрастающие правнуки радовали деда на старости лет. Сегодня же над его спокойной размеренной жизнью нависли грозовые тучи. Сидящий на коне воин внушал ему неимоверный страх, вытягивая из глубин памяти давно забытое чувство. По-старчески пожевав морщинистыми губами, дед спросил, близоруко прищурившись:

— Сынок, зачем ты с мечом к нам пришел? Али в наших жилах разная кровь течет? Стар я уже, вижу плохо, но степняка узкоглазого от святоруса отличить еще могу. Негоже на родной земле собственную кровь проливать. Когда я был молод, мы за эту землю славно бились, — насмерть стояли. Чтобы хлеб сеять, скот пасти, чтобы дети наши не голодали. Зачем ты пришел к нам с войной?

Ведьмак, дернув повод, подъехал к деду ближе, сурово вглядываясь в его глаза.

— Хлеб выращиваете? Животы наедаете? А меч в руках ваши сыновья держать не разучились?! Почему я с мечом пришел? Да с кем тут воевать-то, вы же овцы заблудшие, шерсть дающие. Князю Богумиру справно платите за оборону? Ну и где он, ваш князь? То-то. Так что ты, старый, язык свой попридержи, не то беду накличешь. Парней твоих, кои мужами стали, я заберу с собой и сделаю из них настоящих воинов. Избы освободить для ночлега, мои вои устали с дороги. Я все сказал.

Ведьмак спрыгнул с коня, грубо отталкивая старейшину в сторону. Затем он привязал повод к стойлу. Распахнув дверь, вошел в избу, словно был здесь хозяином.

Вечерело. Междорожье гудело так, словно пчелиный рой заселился в новом улье. Избы были битком забиты воинами, те же, кому не хватило места, расположились по дворам. Запуганные местные жители, попрятавшись по хлевам и рощам, тихо роптали, сетуя на жизнь. Не пролетели бесследно и слова Стояна, князя осмеявшего. И то правда, где Дружина полянская? Древляне с волками бесчинствуют, а князь и носа не кажет. Закрылся, поди, в своем граде, надеясь беду пересидеть.

Ведьмак с Ледеей расположился в избе одного из старейшин. Девушка была очень довольна тем, что судьба подарила им несколько дней на отдых. Носясь по комнате словно стрекоза, она перестелила постель и вымела пол. Все предметы, напоминающие о том, что это чужой дом, были кучей сброшены в старый, из лозы плетенный сундук. Стоян сидел на лавке, молчаливо наблюдая за ней. Больше двух месяцев миновало с начала восстания. День за днем его армия росла, перетекая от одной деревни к другой.