— Эй, подруга, как же ты это так сумела? Теперь даже я, плетущая узоры судеб, не смогу отсечь его нить, пока ты жива. Зачем тебе это, ты ведь еле на ногах держишься?

Подошел уставший ведьмак, прерывая их разговор, взял Ледею за подбородок, заглядывая в глаза.

— Милая, что ж ты так не бережешь себя? За столь серьезные вещи с ходу не берутся, — он обернулся, взглянув на Ярослава, — и на кой он тебе?

Ледея прижалась к нему, стараясь не упасть, и тихо прошептала:

— Не мне, Стоян. Он Ей нужен. Отведи меня к телеге, нет сил, хочу спать.

Ведьмак задумчиво кивнул, поднял Ледею на руки и понес к обозу, не обращая внимания на пристальные взгляды воинов. Отряд двинулся дальше, покидая деревню медведичей. Старейшина стоял у ворот, горестно глядя вслед удаляющимся родичам.

К нему так никто и не прислушался, даже сын родной, Ярослав, ослушался отцовского наказа. Что же это такое? Что же ты за человек, травник? Почему после тебя осталась пустая деревня, лишь бабы да дети малые? Белослав заплакал, закусив от злости грубый морщинистый кулак. Он чувствовал, что сегодня смерть собрала большой урожай в его роду. Над головой кружился большой черный ворон, словно в подтверждение его темных мыслей. Птица каркнула и полетела вслед за удаляющимся отрядом.

…Стоян молча ехал возле телеги. Слова Ледеи не покидали его мыслей, и он постоянно поглядывал на Ярослава. Морана потребовала воина-смертного? Для чего ей понадобился человек, способный к ратному делу? Стоян хоть и был старым демоном, но никогда не мог разгадать игры Богов. Белобоги, те просты и бесхитростны, все у них понятно и прямолинейно. В битвах одерживают победы волшебной силой, с которой никто не может совладать. Вот Морана с Чернобогом и изгаляются в своих хитромудрых планах. А то, что задумала Морана, всегда получалось, и, даже проиграв сражение, она достигала своих целей. В войне не бывает победителей, Белобоги возвышают новых героев, отстраивая разрушенные государства и города. Вновь усиливают надзор над миром Нави, понимая, что недоглядели. Смерть же собирает знатную дань, и Чернобог, не таясь, выходит погреться на пепелищах.

Он бродит смердящими полями, задумчиво разглядывая павших воинов, полы его длинной черной накидки измазаны кровью, грубые запыленные сапоги попирают тела. Затем он садится, грустно опираясь на кривой посох, седая борода развевается на ветру. Его голубые глаза обращаются к небу, и он произносит всегда одну и ту же фразу:

— Ты этого хотел, Брат?

Затем, помолчав, он кричит молчаливому небу:

— Отец! Посмотри, что наделал твой любимый сын! Чем он лучше меня? Молчишь?

И никогда Творец ему не отвечал.

И тогда Чернобог, улыбаясь, уходил, и черная стража следовала за ним. И в той страже шел он, черный демон Асмодей. Тот, чьими стараниями начинались войны между Добром и Злом.

Ведьмак отмахнулся от воспоминаний, взглянув на Ледею. Ее изможденное бледное лицо было прекрасным. «Какой же Силой наделила тебя Морана? В чем твоя роль, девочка?»

Ведьмак взглянул вверх, словно предчувствуя недоброе. В небе кружил ворон, высматривая падаль. Стоян нахмурился, эта птица была ему знакома, где-то он уже ее видел.

Недолго колеблясь, ведьмак взял в руки лук, зашелестела стрела, вынимаемая из колчана.

Ворон, будто почувствовав опасность, стал удаляться, поднимаясь выше в небо. Новая тетива, сплетенная кикиморой, натянулась, сгибая тисовый лук до предела. Свистнув, стрела ушла ввысь, догоняя птицу, и ударила в крыло. С тоскливым криком ворон камнем рухнул вниз и забил здоровым крылом о землю.

Ведьмак подъехал к подранку, спрыгнул с коня и осторожно взял птицу в руки. Ворон пытался клеваться, злобно сверкая черными глазами. Грубо выдернув из крыла стрелу, ведьмак взглянул птице в глаза:

— Ты все мне расскажешь, старый хитрец.

Глаза Стояна наполнились чернотой, ворон забился сильнее и вдруг замер, покоряясь воле ведьмака.

— Ах, вот как?! Ты — Глаз Правителя? — Ведьмак обернулся к проезжающему обозу: — Эй, Бобура! Найди для ворона клеть, да смотри не выпусти его. И чтоб до утра был жив и здоров, крыло ему вылечи.

Ведьма кивнула в ответ, забирая ворона из рук в руки. Внимательно оглядела его со всех сторон:

— Соглядатая поймал? Стоян, может, ему сразу голову свернуть?

Ведьмак улыбнулся своим тайным мыслям, глянув на нее искоса.

— Бобура, мне легче тебе голову свернуть, чем этому птаху. Зачем старость обижать, пусть живет, ему еще хозяину доложиться надобно.

И Стоян громко рассмеялся, поскакав во главу отряда. Необходимо найти место для ночлега.

…Ледея открыла глаза. Утро было прохладным и туманным. Воины спали, свернувшись вокруг погасших костров. Все устали после тяжелого двухдневного перехода. Ледея встала и нетвердой походкой пошла по лагерю, стараясь не наступать на спящих людей. Оглядываясь в поисках Стояна, она увидела Всеведу.

— Что, Всеведа, тебе тоже не спится?

Молодая колдунья улыбнулась, прищурив незрячие очи.

— А я днем в телеге высыпаюсь. Это вы по ночам спите, а я вот в дозоре с парнями маюсь. Может, и не высыпаюсь, как хочется, зато с утра все живы и здоровы. А ты, часом, не ведьмака ищешь?

Ледея кивнула, присаживаясь возле подруги и закутываясь в накидку.

— Ушел он из лагеря. Вчера ворона-соглядатая подстрелил, пока ты спала. Сегодня забрал его и ушел куда-то. Не ходи за ним, все равно ничего не скажет. Задумал он что-то, ты же его знаешь, как что втемяшит в голову, под руку лучше не попадать.

Ледея кивнула, соглашаясь, грустно вздохнула, поежившись от утренней прохлады.

— Эй, подруга, — она тихо прошептала, не поворачивая головы, — ты же Всеведа…

— Ну?

— Ну! Ну так скажи мне, получится у нас то, что Ею задумано?

Всеведа долго не отвечала, то ли заглядывая в будущее, то ли просто подбирая слова, затем улыбнулась.

— Смешные ты вопросы задаешь. Разве могут быть кому-то ведомы помыслы Богов? Ты лучше Недолю спроси, все ли доживут до конца этого проклятого года. Она по нитям больше увидит. А я что? Не мое это. Вот ты о Силе своей спрашивала, смотрела я, только не нужно тебе этого знать. Она в тебе, словно улей пчелиный, дремлет. Только начни там ворошить, и все мы тут раньше времени поляжем. Да и ты с нами. Поняла меня?

Ледея кивнула, по спине пробежал холодок, она поднялась и пошла искать Недолю. Может, и права Всеведа, нити жизни больше могут рассказать, да и ворожит Недоля умело.

На самой границе лагеря, у отдельного костра, Недоля спала в объятиях кряжистого дядьки. Черно-седые растрепанные локоны красиво ниспадали на белое плечо. Ледея неуверенно остановилась, постеснявшись нарушать их сонную идиллию. Недоля слегка приоткрыла глаза, даже во сне почувствовав взгляд. Неторопливо выбралась из-под воинского плаща и стала одеваться.

— Погоди, я сейчас, — надела рубаху и, сонно улыбаясь, подошла к ней, — вишь, какого я себе медведича вчера отхватила. Неугомонный! Как с цепи сорвался, до утра спать не давал. Э, подруга, а ты, я вижу, тоже не одна? Смотри, не балуй, ежели ведьмаку не понравится, так он ему голову быстро открутит.

— О чем ты? — Ледея оглянулась и увидела сидящего недалеко Ярослава. — А, этот? Да нет, он сторожит меня, чтоб никто не обидел.

С самого раннего утра Ярослав тенью следовал за ней по всему лагерю. Заклинание жестко привязало его к ней, словно пса на короткий повод посадили. Недоля усмехнулась, расчесывая волосы:

— Это кого ж ты так опасаешься? Той, кто у Стояна в любимых ходит, бояться следует только самого ведьмака.

— Не знаю я, кого боюсь. Тяжело мне что-то на душе, неладное чую. Скажи, ты заглядывала наперед, что наш поход ожидает?

Недоля перестала усмехаться, лишь яростней заработала гребнем.

— Заглядывала, не заглядывала. Чему быть — того не миновать. Нечего умничать, Морана приказала, а мы исполняем. На то мы и колдуньи, чтоб Мать свою слушаться и помогать ей. А иначе, спросит она с нас — лишь пепел по ветру полетит.