– Мутни, ступай к своей сестре и помоги ей одеться, – распорядилась мать.
Нефертити стояла в нашей комнате перед зеркалом. Она откинула назад свои темные волосы, открыв лицо и воображая себя с короной Египта на голове.
– Да, – прошептала она. – Я стану величайшей царицей, которую когда-либо знал Египет.
Я в ответ презрительно фыркнула:
– Никакая царица не сможет затмить нашу тетю.
Сестра резко развернулась ко мне:
– Ведь была еще и Хатшепсут. Кроме того, тетя не носит атеф*.
– Но корону Верхнего и Нижнего Египта может носить только фараон!
– Ну и что она получает взамен, командуя армией и встречаясь с чужеземными владыками? Ничего. Вся слава достается ее мужу. А вот когда царицей стану я, то мое имя прославится в веках.
Я уже знала, что с Нефертити спорить бесполезно, когда она в таком состоянии. Смешав сурьму для век в кувшинчике, я подала ее сестре и стала смотреть, как та наносит грим. Она подвела глаза и притемнила брови, и краска сделала Нефертити взрослее ее пятнадцати лет.
– Ты и вправду веришь, что станешь старшей женой? – поинтересовалась я.
– А кого, по-твоему, предпочтет наша тетя для рождения наследника? Простолюдинку, – Нефертити наморщила нос, – или свою племянницу?
Простолюдинкой была я, но сейчас сестра имела в виду не меня, а дочь Панахеси, Кию, которая хоть и была дочерью благородной женщины, все же Нефертити приходилась племянницей самой царице.
– Ты не поищешь мое льняное платье и золотой пояс? – попросила она.
Я тут же скорчила гримасу:
– То, что ты собираешься выйти замуж, еще не делает меня твоей рабыней!
Нефертити одарила меня широкой улыбкой:
– Пожалуйста, Мутни. Ты же знаешь, что без тебя я как без рук.
Она смотрела в зеркало, как я роюсь в ее сундуках в поисках платья, которое она надевала по большим праздникам. Заодно я нашла и ее золотой пояс, но она запротестовала:
– Нет, тот, что с ониксом, а не с бирюзой.
– У тебя что, нет для этого слуг? – огрызнулась я.
Она пропустила мои слова мимо ушей и молча протянула руку. Откровенно говоря, пояс с бирюзой мне лично нравился больше. Но тут раздался стук в дверь и появилась служанка моей матери. Ее лицо пылало от возбуждения.
– Ваша мать велит вам поторапливаться! – с порога воскликнула она. – Уже показался караван!
Нефертити взглянула на меня:
– Ты только подумай, Мутни. Ты станешь сестрой самой царицы Египта!
– Если ты понравишься царице, – ехидно заметила я.
– Разумеется, понравлюсь.
Она окинула взглядом свое отражение в зеркале, узкие плечи цвета меда и густые черные волосы.
– Я буду мила и очаровательна, а когда мы переедем во дворец, только представь, что мы там сможем делать!
– У нас есть чем заняться и здесь, – возразила я. – Чем тебе не нравится Ахмим?
Она взяла гребешок и стала расчесываться.
– Разве ты не хочешь увидеть Карнак и Мемфис и жить при дворе?
– Отец тоже придворный. Но он говорит, что бесконечные разговоры о политике утомляют его.
– Ну, это же отец. Он ходит во дворец каждый день. А что можно делать здесь? – пожаловалась она. – Нам только и остается, что ждать, пока принц умрет, чтобы мы могли выйти в свет и посмотреть мир.
От возмущения у меня даже перехватило дыхание:
– Нефертити!
Но сестра лишь звонко рассмеялась. И тут в дверях появилась запыхавшаяся мать. Она надела свои самые дорогие украшения и браслеты, которых я никогда раньше не видела.
– Ты готова?
Нефертити встала. На ней было полупрозрачное платье, и я ощутила острый укол зависти при виде того, как материя плотно облегает ее бедра и подчеркивает стройность талии.
– Подожди. – Мать подняла руку. – Нам нужно ожерелье. Мутни, ступай и принеси золотой ускх*.
Я ахнула:
– Твое ожерелье?
– Разумеется. Поспеши! Стражник пропустит тебя в сокровищницу.
Я была потрясена тем, что мать отдает Нефертити то самое ожерелье, которое отец подарил ей в день их свадьбы. Получается, я недооценила важность, которую имел визит нашей тети. Причем для всех нас. Я поспешила в сокровищницу, находящуюся в задней части дома, и стражник с улыбкой взглянул на меня снизу вверх. Я была выше его на целую голову и покраснела.
– Моя мать хочет взять ожерелье и отдать его сестре.
– Золотое?
– А что, тут есть другое?
Он тряхнул головой:
– Вот как. Значит, происходит нечто действительно важное. Я слыхал, сегодня прибывает царица.
Я уперла руки в боки, чтобы дать ему понять, что мое терпение на исходе.
– Ну хорошо, хорошо…
Он спустился в подземное хранилище и вынес оттуда сокровище моей матери, которое когда-нибудь должно было стать моим.
– Значит, твоя сестра выходит замуж, – сказал он.
Я протянула руку:
– Ожерелье.
– Она станет прекрасной царицей.
– Все так говорят.
Он улыбнулся с таким видом, словно знал, что я думаю об этом, – до чего любопытный старый пень! – после чего протянул мне ожерелье, которое я буквально выхватила у него из рук. Вбежав в свою комнату, я протянула его, словно драгоценный приз. Нефертити перевела взгляд на мою мать:
– Ты уверена?
Она смотрела на золото, и его блеск отражался в ее глазах. Мать кивнула. Она застегнула ожерелье на шее моей сестры, после чего мы обе отступили на шаг. Ускх начинался на горле сестры узором лотоса, ниспадая меж ее грудей кулонами-капельками разной длины. Я была рада тому, что она на два года старше меня. Если бы первой замуж выходила я, ни один мужчина не выбрал бы из нас двоих меня.
– Ну вот, мы готовы, – сказала мать и первой направилась в Зал приемов, где уже ждала царица. Мы слышали, как она разговаривает с отцом, и голос ее звучал негромко, но резко и властно.
– Войдете, когда вас позовут, – быстро сказала мать. – На столе лежат дары из нашей сокровищницы. Когда будете входить, возьмите их с собой. Тот, который больше, пусть несет Нефертити.
С этими словами она исчезла внутри, а мы остались ждать в выложенном плитами коридоре, когда нас позовут.
Нефертити принялась расхаживать взад и вперед.
– Почему бы ей не выбрать меня в жены для своего сына? Я – дочь ее брата, а наш отец занимает самое высокое положение во всей округе.
– Разумеется, она выберет тебя.
– Вот только в старшие ли жены? На меньшее я не соглашусь, Мутни. Я не желаю быть второй женой, сосланной в какой-нибудь забытый богом дворец, который фараон навещает раз в два сезона. Уж лучше я тогда выйду замуж за сына визиря.
– Она остановит свой выбор на тебе.
– Разумеется, все зависит от Аменхотепа. – Нефертити перестала расхаживать по коридору, и я поняла, что она разговаривает сама с собой. – В конечном счете выбор остается именно за ним. Это ведь он должен будет зачать от меня сына, а не она.
Ее грубая прямота заставила меня поморщиться.
– Но я не увижу его, если не сумею очаровать его мать.
– У тебя все получится.
Она взглянула на меня так, словно впервые увидела:
– Правда?
– Да. – Я опустилась в отцовское кресло из черного дерева и подозвала одну из домашних кошек. – Но откуда ты знаешь, что полюбишь его?
Нефертити метнула на меня острый взгляд.
– Потому что он должен стать фараоном Египта, – ответила она. – А я устала от Ахмима.
Я вспомнила Ранофера с его приятной улыбкой и спросила себя, а не устала ли она и от него заодно? Но тут в дверях Зала приемов появилась служанка моей матери, и кошка поспешно удрала прочь.
– Нас зовут? – в волнении осведомилась Нефертити.
– Да, госпожа.
Нефертити посмотрела на меня. Щеки ее горели румянцем.
– Иди за мной, Мутни. Она должна увидеть меня первой и полюбить.
Мы вошли в Зал приемов с дарами из нашей сокровищницы, и комната показалась мне больше, чем я ее помнила. Разрисованные циновки на стенах и плитка голубого цвета выглядели как-то ярче. Слуги постарались на славу, им удалось отмыть даже пятно на драпировке над головой моей матери. Царица выглядела точно так же, как и тогда, в гробнице. Суровое лицо, обрамленное большой копной волос на нубийский манер. Если Нефертити станет царицей, ей тоже придется носить такой головой убор. Мы подошли к помосту, на котором в кресле с самыми широкими подлокотниками в доме на большой, набитой перьями подушке сидела наша тетя. На коленях у нее лежала черная кошка. Тетя гладила ее по спине, а на шее у животного красовался ошейник, украшенный лазуритом и золотом.