– Мать не позволит мне одной отправиться во дворец.

– А ты будешь не одна. Она тоже поедет с нами.

– Во дворец! – воскликнула я.

– Мутни, когда ты становишься старшей женой, твоя семья едет с тобой. Наш отец – великий визирь этой страны. Наша тетя – царица. Разве кто-нибудь посмеет сказать «нет»?

Посреди ночи у нашей комнаты задержалась чья-то длинная тень, а потом вошла служанка и подняла лампу над головой Нефертити. Яркий свет разбудил меня, и, проснувшись, я увидела профиль сестры, безупречный даже во сне.

– Госпожа? – окликнула ее наша служанка, но Нефертити даже не пошевелилась. – Госпожа! – громче повторила та и взглянула на меня. Я растолкала Нефертити. – Госпожа, ваш отец, визирь Эйе, желает поговорить с вами.

Я быстро села на постели:

– Что-нибудь случилось?

Нефертити не проронила ни слова. Накинув платье, она сняла со стены масляную лампу и прикрыла трепещущее пламя ладонью.

– Что происходит? – спросила я, но она не ответила, и дверь с тихим шорохом закрылась за нею. Я стала ждать возвращения сестры, и к тому времени, как она пришла обратно, луна уже превратилась в тусклый диск, едва заметный на небе.

– Где ты была? – я с трудом вновь уселась на постели.

– Со мной пожелал поговорить отец.

– Наедине? – не поверила я. – Да еще ночью?

– А когда еще спят все эти пронырливые и любопытные слуги? И тогда я все поняла.

– Он не хочет, чтобы ты выходила замуж за Аменхотепа, – сказала я.

Нефертити повела плечами, изображая застенчивость:

– Я не боюсь Кии.

– Думаю, его тревожит визирь Панахеси.

– Я хочу стать старшей женой, Мутноджмет. Я хочу быть царицей Египта так же, как моя бабка была царицей Митанни.

Она уселась на свой тюфяк, и мы погрузились в молчание, озаряемые лишь светом лампы, которую она принесла с собой.

– А что сказал отец?

Нефертити вновь передернула плечами.

– Он рассказывал тебе о том, что случилось в гробнице?

– Царевич отказался целовать канопы. Ну и что? – пренебрежительно отмахнулась сестра. – Какое это имеет значение, если в результате я сяду на трон Гора^*? Аменхотеп станет фараоном Египта, – добавила она таким тоном, словно это все объясняло. – И отец уже дал свое согласие.

– Он сказал «да»? – Я отбросила льняное покрывало. – Но он не мог дать своего согласия. Он сам сказал, что принц неуравновешен. И поклялся, что никогда не отдаст свою дочь за такого человека!

– Значит, он передумал. – В трепетном свете свечи я увидела, как сестра легла на тюфяк и укрылась покрывалом. – Ты не принесешь мне сока из кухни? – попросила она.

– Сейчас ночь, – огрызнулась я, даже не дав себе труда скрыть свое неодобрение.

– Я больна, – напомнила она. – У меня лихорадка.

Я заколебалась.

– Пожалуйста, Мутни. Прошу тебя!

Ладно, схожу, но только потому, что у нее лихорадка.

На следующее утро наши учителя закончили уроки раньше. У Нефертити не осталось ни малейших следов болезни.

– Но мы не должны утомлять ее, – заявил отец.

Однако мать не согласилась:

– Она должна усвоить эти уроки, если в скором времени собирается выйти замуж. Она должна научиться всему, чему только можно.

Моя мать, которая, в отличие от первой жены отца, не воспитывалась в среде знати, понимала важность хорошего образования – будучи дочерью простого деревенского жреца, она самостоятельно пробивала себе дорогу в будущее.

Но отец только развел руками:

– Чему же еще ей нужно учиться? Она превосходно владеет чужеземными языками, а писать умеет лучше дворцового писца.

– Зато в целебных травах она разбирается хуже Мутни, – возразила мать.

Я с гордостью вздернула подбородок, но отец ограничился тем, что ответил:

– Это – дар Мутноджмет. Нефертити обладает другими талантами.

Мы дружно взглянули на мою сестру, ставшую центром всеобщего внимания, которая сидела в облегающем коротком белом платье, болтая ногами в пруду с лотосами. Ранофер, сын местного врачевателя, принес ей цветы, букет белых лилий, перевязанный гибкой лозой. Он считался моим учителем, обучающим меня премудростям врачевания и трав, но куда чаще он попросту пялился на мою сестру.

– Нефертити умеет очаровывать людей, – с одобрением заметил отец, – а тех, кто не поддается ее чарам, она легко может перехитрить. Для чего ей знание трав и медицины, если она желает повелевать людьми?

Мать нахмурилась:

– Если на то будет воля царицы.

– Царица – моя сестра, – просто сказал отец. – Она одобрит Нефертити в качестве старшей жены.

Но я заметила в его глазах тревогу. Наследный принц, осквернивший погребальную камеру своего брата, мужчина, не умеющий владеть своими эмоциями? Какой из него получится фараон? И какой муж?

Мы стояли и во все глаза смотрели на Нефертити, пока она не заметила наших взглядов. Она поманила меня пальцем. Я подошла к пруду, у которого смеялись вдвоем моя сестра и мой наставник.

– Добрый день, Мутноджмет.

Ранофер улыбнулся мне, и на миг я даже забыла, что хотела сказать ему.

– Сегодня я испробовала алоэ, – выдавила я наконец. – Оно исцелило ожоги нашего слуги.

– В самом деле? – Ранофер выпрямился и сел. – Что еще?

– Я смешала его с лавандой, и опухоль уменьшилась.

Его улыбка, адресованная мне, стала шире.

– Вы превзошли своего учителя, госпожа.

Я улыбнулась в ответ, гордясь своими достижениями:

– А теперь я хочу попробовать…

– Поболтать о чем-нибудь действительно интересном? – Нефертити вздохнула и откинулась назад, опираясь на руки и подставляя лицо солнечным лучам. – Лучше скажи мне, о чем только что говорил отец?

– Прямо сейчас? – спросила я, покраснев, так как врунья из меня никудышная.

– Да. Пока вы стояли вон там и подглядывали за мной.

– Он говорил о твоем будущем.

Она села, и кончики ее черных волос ореолом окутали ее лицо.

– И?..

Я помолчала, раздумывая, стоит ли продолжать. Она терпеливо ждала.

– К нам может приехать царица, – сообщила я наконец. Улыбка Ранофера моментально увяла.

– Но если она приедет, – он повысил голос, – то вы покинете Ахмим!

Нефертити с досадой посмотрела на меня поверх головы Ранофера.

– Не волнуйся, – небрежно пообещала она. – От этого ничего не изменится.

Они обменялись взглядами, потом Ранофер взял ее за руку и оба встали.

– Куда это вы собрались? – вскричала я, но Нефертити не ответила, и тогда я окликнула своего наставника: – А как же наш урок?

– Чуть позже. – Он улыбнулся, не сводя, правда, при этом глаз с моей сестры.

Вскоре стало известно, что царица намерена посетить наше поместье в Ахмиме. Именно об этом тайком молилась Нефертити в нашем семейном храме, принося чаши с нашим лучшим медовым вином к ногам Амона и обещая всякие глупости, если только он пришлет царицу в наш город. И теперь, когда Амон, судя по всему, выполнил ее просьбу, Нефертити в своем ликовании стала просто невыносима. В то время как сестра прихорашивалась, мать совсем сбилась с ног, наводя порядок в доме, и от нее одинаково доставалось и рабам, и слугам.

– Мутни, проверь, чтобы полотенца были чистыми. Нефертити, займись чашами, пожалуйста. Посмотри, чтобы слуги вымыли их. Причем все до единой.

Слуги смахивали пыль с отделанных бахромой настенных ковров, а мать занялась расстановкой наших лучших, украшенных инкрустациями кресел в Зале приемов, куда царица должна была войти в первую очередь. Царица Тия приходилась сестрой моему отцу; женщиной она была строгой, и потому никак не одобрила бы беспорядка в доме. Плитка на кухне была выскоблена до блеска, пусть даже царице и в голову бы не пришло заглянуть туда, а в пруд с лотосами запустили оранжевых рыбок. Даже Нефертити не смогла остаться в стороне и вправду осмотрела чаши, вместо того чтобы сделать вид, будто они и так чистые. Через шесть дней Аменхотеп Младший будет коронован в Карнакском храме и станет соправителем своего отца. Даже я понимала, что означает этот визит. Царица вот уже шесть лет не бывала в Ахмиме. И единственная причина приехать сюда сейчас – предстоящий брак.