– Я не сомневаюсь, что к концу шему^* наверняка буду беременна.

Мы обе посмотрели на ее живот. Сестра была невысокой и стройной. Так что уже к пахону^* она могла бы носить под сердцем наследника Египта.

– И мои сыновья всегда будут первыми в очереди на трон. Если я смогу зачать от Аменхотепа пятерых сыновей, наша семья получит целых пять возможностей. И только в том случае, если все мои сыновья умрут, кто-либо из сыновей Кии сможет претендовать на корону.

Я смотрела, как она взяла гребень и принялась расчесывать волосы, которые густым и черным блестящим ореолом обрамляли ее лицо. Но тут дверь в приемную отворилась и через порог шагнул Аменхотеп.

– Царица Египта и повелительница моего… – Он оборвал себя на полуслове, заметив, что в комнате нахожусь еще и я. Настроение его моментально испортилось. – О чем это вы, сестрички, сплетничаете наедине?

– О тебе, разумеется. – Нефертити раскинула руки в стороны, давая ему понять, сколь ничтожны его подозрения, и крепко обняла его. – Ну, скажи, – заговорщическим тоном произнесла она, – какие у нас новости?

Лицо фараона просветлело.

– Завтра моя мать объявит, когда мы переезжаем в Мемфис. Там мы начнем строить храмы, каких еще не видывал мир.

– Мы должны начать немедленно, – согласилась сестра. – И тогда уже скоро тебя начнут называть Аменхотеп Строитель.

– Аменхотеп Строитель… – повторил фараон, и в его глазах промелькнуло мечтательное выражение. – О Тутмосе забудут, когда увидят и поймут, что делаю я. Когда мы отправимся в Мемфис, – решительно заявил Аменхотеп, высвобождаясь из объятий Нефертити, – Майя, архитектор моего отца, должен отправиться с нами. Я напишу ему, дабы он осознал всю важность выбора, стоящего перед ним. Следовать за будущим, – изрек он уже на ходу, быстро направляясь к своим покоям, – или быть похороненным в прошлом.

Дверь за ним захлопнулась, и я посмотрела на Нефертити. Но та избегала моего взгляда. В дверь постучали, и она быстро встала, чтобы открыть ее.

– Визирь Панахеси! – радостно воскликнула она. – Входите же!

Панахеси отступил на шаг, неприятно пораженный тем, что видит ее в личной приемной царя. Но потом все-таки робко шагнул вперед, словно надеясь, что все происходящее – дурной сон, который вот-вот развеется. В голосе моей сестры не чувствовалось особой любезности, когда она осведомилась:

– Что вам нужно?

– Я пришел повидать фараона.

– Фараон занят.

– Не играй со мной, девочка. Я увижусь с ним. Я – визирь Египта, а ты – всего лишь одна из его многих жен. Хорошенько запомни это. Быть может, сейчас он сгорает от страсти к тебе, но через пару месяцев его пыл охладеет.

Я затаила дыхание, чтобы посмотреть, что станет делать Нефертити. А она резко развернулась и ушла на поиски Аменхотепа, оставив меня одну. Визирь кивнул на вторую комнату:

– Теперь это твои покои?

– Да.

– Как интересно.

Аменхотеп явился вместе с моей сестрой, и Панахеси склонился перед ним в почтительном поклоне.

– Вчера вы держались превосходно, ваше величество. – Быстро подойдя к царю, он добавил: – Теперь вам осталось лишь отплыть в Мемфис и взойти на трон.

– И подождать, пока не умрет Старший, – с жестокой откровенностью заявил Аменхотеп. – Он не видит жадности жрецов Амона.

Панахеси взглянул на Нефертити, затем покосился на меня.

– Вам не кажется, что мы могли бы поговорить об этом где-нибудь в другом месте?

Нефертити почла за благо вмешаться:

– Мой муж доверяет мне, визирь. Все, что вы хотите сказать, можете смело говорить здесь, в присутствии всех. – Она ласково улыбнулась Аменхотепу, но в глазах ее сквозило предостережение: я могу перестать любить тебя, и обожание народа исчезнет без следа. Она на миг прикоснулась к его плечу. – Разве это не правда?

Фараон кивнул:

– Конечно. Я доверяю своей супруге так же, как верю Атону.

Панахеси пришел в ярость:

– В таком случае, ваше величество, быть может, не захочет, чтобы тайные сведения стали известны более молоденьким и впечатлительным женщинам?

– Мою сестру никак нельзя назвать ни молодой, ни впечатлительной, – снисходительно заметила Нефертити. – Пожалуй, вы судите, вспоминая собственную дочь в ее возрасте?

Аменхотеп рассмеялся:

– Полноте, визирь. Что вы хотите нам сообщить?

Но теперь Панахеси окончательно растерялся.

– Я пришел лишь для того, чтобы поздравить ваше величество. – Он развернулся, чтобы уйти, но потом, словно только что припомнив что-то, добавил: – Хотя вчера многие могли жалеть о безвременной кончине вашего брата, я знаю, что ваше правление будет исполнено большей мудрости и силы.

– Кто жалел о моем брате? Кто хотел, чтобы на троне оказался Тутмос?

Панахеси все-таки удалось перехитрить Нефертити.

– Имеются некоторые влиятельные группы, мой господин, кои желали бы видеть на троне Тутмоса. Наверняка вы сами знаете об их существовании. Разумеется, как только мы переедем в Мемфис, то станет очевидным, кто отправится с нами, а кто предпочтет остаться здесь.

– Архитектор Майя поедет с нами? – требовательно спросил фараон.

– Все может быть. – Панахеси безотрадно развел руками. – Если мы сумеем разыскать его.

– А армия?

– Она разделится надвое.

Помолчав, Аменхотеп в бешенстве проговорил:

– Вы сделаете все, чтобы этот двор понял, что, когда я перееду в Мемфис, выбор у них будет невелик – или они со мной, или против меня. И лучше бы им запомнить, кто из фараонов проживет дольше!

Панахеси поклонился и направился к выходу из комнаты.

– Я сделаю все, как вы того желаете, ваше величество.

Нефертити закрыла за ним дверь, и Аменхотеп с размаху повалился в инкрустированное золотом и кожей кресло.

– А почему твой отец не подошел поздравить меня с коронацией?

– Мой отец не делает бессмысленных поздравлений. Всем известно, что боги выбрали тебя править в качестве фараона.

Аменхотеп метнул на нее взгляд из-под густых ресниц. Каким же он все-таки был еще мальчишкой. Уязвимым и не терпящим возражений.

– Тогда почему Панахеси сказал…

– Он лжет! – воскликнула Нефертити. – Неужели найдется глупец, жалеющий о временах твоего брата, когда он может служить такому фараону, как ты?

Но в глазах Аменхотепа тлели опасные искры, и он не отступил.

– Если бы мой брат не умер, сейчас ты была бы его женой.

– Я никогда бы не стала женой Тутмоса, – быстро ответила Нефертити.

Мысли царя приняли опасное направление. Аменхотеп повернулся ко мне:

– Говорят, что сестра Нефертити никогда не лжет. Твой отец когда-либо вспоминал о Тутмосе в своем доме?

Нефертити побледнела, а я медленно кивнула.

– И он рассчитывал выдать твою сестру за него замуж?

У меня достало ума понять, что если я не солгу сейчас, то Кия станет фавориткой в Мемфисе, а моя сестра превратится всего лишь в одну из многих жен царя. Аменхотеп подался вперед, и лицо его потемнело. Требовалось всего лишь одно слово лжи, чтобы изменить вечность и оставить наши имена жить в веках на славных монументах Фив. Я метнула взгляд исподлобья на Нефертити, которая ждала, что я стану делать. Затем я взглянула Аменхотепу прямо в глаза и ответила так, как хотел бы мой отец и как надеялась сейчас услышать Нефертити:

– Визирь Эйе всегда считал, что трон Египта займете вы. И моя сестра была предназначена вам, даже когда вы были совсем еще ребенком.

Аменхотеп долго в упор смотрел на меня. Наконец он прошептал:

– Это судьба, – и откинулся на спинку кресла. – Это было предопределено судьбой! Твой отец знал, что я займу трон Египта!

– Да, – прошептала Нефертити, глядя на меня.

А я с трудом проглотила комок в горле. Я только что солгала ради нее. Чтобы сохранить нашу семью, я пошла против своей совести.

Семнадцатилетний фараон Египта вскочил на ноги.

– Эйе станет великим визирем всей страны! – провозгласил он. – В Мемфисе он станет смотрителем внешних связей, и я возвышу его над остальными визирями!