— С ума, верно, сходит, бедняжка! — заметил Георгий.

Когда показался наш дом, Гогия посигналил. На веранду выскочила Тинико. Сынишка хозяйки тоже узнал звук нашей машины и открыл ворота.

Мы еле вышли из машины. Все четверо падали с ног. Зураб обхватил Гогию за плечи, и они, шатаясь, поднялись по лестнице. Никогда еще не возвращались мы из маршрута так тихо. Тинико, заметив кровь на наших одеждах, кинулась к Зурабу.

— Ой, Зурико, что с тобой, родной? Что случилось?

— Не бойся, ничего не случилось! Ничего! — успокоил ее Зураб.

Тинико так обнимала Зураба, словно они были одни в комнате. Зураб самый прямой и самый смелый среди нас, я понимаю ее, но сейчас было не время… Я повалился на спальный мешок и закрыл глаза.

— Вставай, друг! — толкнул меня Гогия.

Утро было серое, тучи привычно скрывали солнце. Нудно моросило. Ветер то в одну сторону гнал легкие белесые дождинки, то в другую.

Георгий был уже выбрит и разглядывал раскрытую на столе карту. Зураб что-то напевал про себя — случай неслыханный. Я протер глаза и стал делать зарядку.

— Сегодня обязательно надо осмотреть обнажения, — сказал Георгий.

— Пока не зарядил дождь! — добавил Зураб.

— Я сегодня не смогу ехать с вами, предстоит большая стирка, — Тинико побросала нашу одежду в широкое корыто.

— В маршрут мы с Георгием пойдем. Вполне справимся вдвоем, — решил я.

Зураб улыбнулся. Тинико залилась краской и вышла из комнаты.

Зураб проводил нас.

— Что делать, раз не хотите брать меня с собой! — сказал он и напомнил: — На обратном пути навестите жену комбайнера.

— Таскай для Тинико воду! — приказал Георгий, хлопнув его по плечу.

Машина осторожно выехала со двора и понеслась по дороге. Гогия все прибавлял скорость. По крыше опять зашуршал дождь.

— Сверни к реке, быстрей доберемся, — посоветовал Георгий.

— Так и знал, что скажешь это! Что я, хуже тебя знаю свое дело! Не проедет через брод!

— А как же вчера проехала?

— Вчера другое дело! Вчера… — Гогия хотел сказать что-то еще, но Георгий прервал его:

— «Что я, хуже этого гнилушки Гогии?!» «Отараант-вдова», Илья Чавчавадзе.

Но слово «гнилушка» не прозвучало по-старому, и я понял: утратило оно свою силу. Наверное, и Гогия почувствовал это; с усмешкой взглянул на Георгия, потрепал его по плечу и сказал:

— Шутим, начальник?

И мы, все трое, дружно захохотали. Потом Гогия затянул песню.

За окном машины тоскливая картина бездарного художника: серое небо без просвета, зеленая земля без единого цветка и темные извивы слякотной дороги, бесконечно тянущейся перед нами.

1965

Важа Мартирозашвили мой сосед. Мы вместе ходили в детсад, потом в школу. В девятом классе он прокатился по лестничным перилам и… получил «академический» отпуск, отстал от меня на год. Озорной был очень! После школы Важа захотел продолжить учебу в Политехническом институте, но в тот год, на его беду, желающих обладать дипломом автоинженера оказалось слишком много. Три предмета сдал на пять, а физика подвела — вопрос касался четырехтактного двигателя.

— Не повезло мне! — возмущался Важа. — Другим доставалось то, что они знали.

Не сумел он сдать и на следующий год, не попал в институт и при третьей попытке. И отец пристроил его в контору какого-то треста. Позже он работал экспедитором на лимонадном заводе. Короткое время был заведующим закусочной.

— Что делать, приходится заведовать, — пожаловался он мне как-то с несчастным видом.

— Понимаю тебя, но кто-то должен заведовать! — посочувствовал я.

— Чует сердце, скоро «Волгу» выиграю по лотерейному билету.

— Как скоро, не спросил? — усмехнулся я.

— Говорят, очень скоро, — ухмыльнулся Важа, хлопая меня по плечу. — Так что стану все-таки «автоинженером».

Спустя три месяца Важа «выиграл» зеленую «Волгу». В нашем небольшом дворе вырос гараж, а Важа раздобрел, растолстел прямо на глазах.

— Зарядкой надо заниматься, брюшко появилось, — посетовал он как-то.

— Смотри, гантели не поднимай и штангу тоже, силовые упражнения опасны, особенно по утрам, — предостерег я его.

— Что ты говоришь!

— Да-да.

— Ва! — воскликнул он.

Все комнаты нашего дома выходят на общие длинные балконы, нависающие над двориком. Жизнь соседей здесь как на ладони. Но я так и не видел его за зарядкой. Правда, Важа уходит рано — в семь уже на работе, а я встаю в половине восьмого. Единственное утро, когда мы встречаемся — воскресное.

Сегодня как раз воскресенье. Я занимаюсь зарядкой на балконе, Важа моет во дворе машину. Ему помогают мальчишки — они в любом возрасте любят возиться с машиной. Важа доверил им колеса — каждому по одному. Ребята соревнуются — кто вымоет лучше и быстрее. В награду получат конфеты. В машине у Важи всегда имеются конфеты, лежат рядом с небрежно брошенными иностранными журналами. Когда он в настроении, может и прокатить своих помощников на «Волге».

— С утра жарища! — замечает Важа.

— Южный ветер, горячий.

— Почем ты знаешь?

— Бюро прогнозов сообщило.

— Значит, польет дождь, — хохотнул он, глянув на небо. Синева над ним была до того ясной, прозрачной, что казалось сомнительным, есть ли на свете хоть одна тучка.

— И выходной за работой проводишь? — интересуется Важа. Видно, замыслил что-то.

— А чем заняться? Скажи — отложу работу.

— Давай махнем за город! Духота тут.

— Куда поедем?

— Куда хочешь. Посидим где-нибудь в ресторане, кутнем хорошенько.

— Ну нет, неохота умирать.

— Не бойся, не пью, когда за рулем.

— Ладно, едем.

— Собирайся тогда.

Важа выехал на проспект Руставели. За три месяца обладания «Волгой» он успел завязать знакомства с такими же владельцами машин, дельцами, как он, и, проезжая мимо друг друга, они здоровались на особый манер, довольно улыбаясь. «Куда?» — спрашивала рука, не занятая рулем. «Не знаю», — отвечали, передергиваясь, плечи. «Прогуляться немного», — добавляли пальцы. «Вам-то что!» — бормотал мотор, и неслись, шурша, колеса.

— Тамаз! — долетел до меня знакомый голос.

— Ва! Какая девочка! — не сдержал восхищения Важа.

— Куда едете?

— Познакомься, сосед мой и приятель.

Белая рука «девочки» скользнула в открытое окно машины, мелькнула перед моим носом и пристроилась в руке водителя — познакомились.

— Нана.

— Важа. Садитесь, куда вас подвезти?

Нана открыла заднюю дверцу и села так, чтобы Важа видел ее в зеркальце.

— Я к Лали шла, не знаешь, Тамаз, дома она?

— Наверное, мне она не звонила.

— Значит, дома.

— Что, разрешение у тебя берет из дома выйти? — рассмеялся Важа.

— Приходится, — улыбнулась ему Нана.

— Давай заберем Лали и поедем вместе. Вы не заняты? — владелец «Волги» взял инициативу в свои руки.

— Я? Нет. С удовольствием поеду… — не замедлила согласиться Нана.

Лали, как я и думал, сказалась дома. Вмиг оделась и уселась с Наной на заднем сиденье.

— Куда вас прокатить? — уже освоившись, развязно спросил Важа.

— В Пасанаури! — потребовала Нана.

— В Кинцвиси! — предложила Лали.

— Ва! — растерялся Важа.

— В Дманиси! — сказал я.

— Куда, куда?

— Осмотрим Дманисский сион.

Девушки переглянулись.

— Куда? — переспросил Важа.

— В сторону Болниси.

— Ладно, в Дманиси, так в Дманиси, — надулся Важа.

Мотор загудел. «Волга» покорно двинулась дальше. Владелец ведет ее нарочито медленно.

«Побыстрее! Задыхаюсь!» — молит водителя мотор.

«Побыстрее! Жарко нам!» — упрашивают его покрышки.

«Побыстрее! Не кипяти меня!» — возмущается вода.

Но Важа не спешит, в упор разглядывает проспект Руставели, а проспект Руставели олицетворяет для него весь Тбилиси. И девушки, и молодые люди взирают на нас с завистью. Во всяком случае, так представлялось водителю.