Премьера прошла с исключительным успехом.

На следующий день после премьеры Теймураза Чкуасели посетил кинорежиссер. Они побеседовали, поспорили, поторговались, потрудились, и в результате возник сценарий полнометражного фильма, созданный в соавторстве с кинорежиссером.

А премьера спектакля, которая вспомнилась сейчас Гиорги, состоялась в кутаисском Театре музыкальной комедии. Один из композиторов приспособил свою старую музыку к новым песням, сам написал, слова еще для двух-трех песенок и сочинил несколько танцев.

До появления на экране фильма Теймураз Чкуасели был представлен в журналах и газетах прозаиком, драматургом, сценаристом и либреттистом. Говорят, что музыкальная комедия Теймураза Чкуасели, созданная по тому же рассказу, идет на сценах театров Одессы и Новочеркасска. От Теймураза Чкуасели ждут новых произведений, но ничего нового он не создает. Переутомился. Так, по крайней мере, утверждает сам Теймураз.

Гиорги Картлишвили очень удивился, получив от него письмо: что могло понадобиться от него Теймуразу и зачем было присылать письмо, сам не мог зайти, что ли, к бывшему однокласснику? Вскрыв конверт, Георги обнаружил два билета и письмецо из одного предложения: «Ты не верил в мой талант, приходи сегодня в театр и увидишь, что сумел создать автор этих строк».

Когда спектакль окончился, у Гиорги не было никакой охоты аплодировать, но вокруг сидели знакомые, родственники и соседи Теймураза, и ему стало неловко. Единственное, чем доволен был Гиорги, так это встречей с одноклассниками — на премьере он увидел всех до единого, познакомился с их женами, одним словом, встретился со своей юностью, а это всегда задевает чувствительные струны сердца. Немного поколебавшись, Гиорги зааплодировал вместе со всеми, а после спектакля, на банкете, хорошенько выпил и как мог хвалил и Теймураза, и спектакль…

Выбившийся из сил жонглер подвигался к выходу. Инспектор манежа, разумеется, не отпускал его.

Жонглер стал в стойку на руках и, поддав мяч ногами, начал подбрасывать его задом. Таким манером, виртуозно работая мягкой частью тела, он скрылся за занавесом. Довольные ребята весело хохотали, доволен был и сам жонглер — он ни разу не уронил мяча на ковер.

Место жонглера на арене занял Жора. Клоун тоже хотел показать свое умение и пытался играть в мяч, но инспектор почему-то не позволял ему. Жора упрямился, дескать, умею не хуже жонглера! В конце концов при поддержке зрителей Жора завладел мячом и ареной. Он разбежался, но, не рассчитав, наступил на мяч и, прекувыркнувшись, растянулся на ковре. Что ж, не каждому дано играть в мяч! Как-никак мяч круглый!

Ребята покатывались со смеху.

Следующий номер, называвшийся балансированием на лестницах, исполняли четыре акробата. Опасный был номер, рискованный: чуть нарушишь баланс — и конец, все четверо ахнуть не успеют, как грохнутся с этакой высоты! Артисты выполняют номер без подстраховки, то есть без лонжи. Почему — объяснить вам не могу. Спросить их, так скажут — по традиции! Да разве любую традицию надо соблюдать! Трясешься на верхушке «вольностоящей» лестницы, хоть и улыбаешься, еле держишься на одной ноге на чьей-то голове! А эта десятиметровая лестница установлена, между прочим, на столе двухметровой высоты, и как вы думаете, останешься живым и целым, если слетишь с двенадцатиметровой высоты?! Традиция! На кой традиция, если из-за нее костей не соберешь! Подстрахуйся поясом и лезь себе под купол хоть на одной ноге, хоть на двух. Четыре человека стоят на двух параллельных лестницах под куполом, и стоит одному потерять равновесие — в цирке это называется иностранным словом «баланс» — конец их номеру, а иногда — не только номеру…

…Звонок Гургена Мцириа поверг Гиорги в изумление. Была суббота, и он собирался ехать на дачу к семье в Кикети, но… Но попробуйте отказать столь высокопоставленному человеку! Гиорги и сейчас слово в слово помнит их диалог.

— Алло, алло, это Гиорги?

— Да, я.

— Ты что, не узнаешь меня, бичо? Хотя откуда, первый раз звоню, не слышал меня по телефону. Гурген я, Мцириа.

— Ну да?!

— Дельце у меня к тебе. Я людей к себе вызвал, вот-вот должны явиться, а тут семья с дачи как снег на голову: младший мой, паршивец, заболел, и жена привезла его к врачу… Ты один дома, мне из окна видно… Да, да, я хорошо тебя вижу, вон трубка в левой руке…

— Ва! — поразился Гиорги.

— Не удивляйся, три года в доме напротив живу, на пятом этаже… В четырехкомнатной квартире.

— Поздравляю.

— Словом, зная твою доброту… не откажешь мне.

— О чем разговор!

— И еще, посиди-ка во дворе, пока я проведу у тебя совещание.

— Хорошо, батоно.

— Спасибо, дорогой.

— Когда вас ждать?

— Ровно через час.

— Хорошо, батоно, — Гиорги повесил трубку и еще раз, изумленный, воскликнул: «Ва!», покачал головой: «Что же это творится — старые друзья объявляются! Подумать только, такой пост занимает человек — и у меня проводит совещание!»

Увидев участников «совещания», Гиорги вконец растерялся. Какое высокое положение у Гургена Мцириа, вы и сами знаете. Второй был Гурам Чечелашвили, руководитель камерного ансамбля имени Нико Сулханишвили, лауреат Государственной премии. Третий — директор объединенного управления промышленными и продовольственными магазинами. Ни имени, ни фамилии его Гиорги не знал, он всем был известен по прозвищу «Шендаука» (в ресторанах и духанах любил кидать зурначам зеленые пятидесятирублевки, крича: «Шен даука!» — «Сыграй-ка»). Четвертого участника Гиорги никогда не видел. Вся компания тепло поздоровалась с радушным хозяином, а шофер служебной машины Гургена, и не подумав спрашивать разрешения у Гиорги, сунул в его холодильник несколько бутылок шампанского.

— Могу идти? — спросил у Гиорги.

— Иди, иди.

Шофер, ни с кем не прощаясь, нырнул в дверь.

— Как думаешь, кто-нибудь заметил нас? — будто бы между прочим шутливо полюбопытствовал Гурген.

— Нет, все на дачах, — заверил его Гиорги.

— Будь другом, прибеги, скажи, если увидишь кого…

— Скоро закончите?

— Часа через четыре… Может, раньше. Через четыре — точно! Ты уж потерпи, будь другом.

— О чем речь! В кои веки обратился, неужто не уважу?

— Я про то, что во дворе прошу побыть, покараулить…

— Брось…

— Потом тебе все объясню.

Тем временем четвертый участник совещания выложил из карманов новенькие колоды карт — около двадцати штук.

— Кто он? — спросил Гиорги Гургена, указывая на четвертого, поскольку все уже было ясно.

— Гучу Твимба. — Гурген рассмеялся. — Мой коллега, только в Сухуми.

— Брось!

— А ты что думал! — и Гурген снова засмеялся, обнажая ряд фарфорово-белых зубов.

— Какие белые зубы! Не куришь? — спросил Гиорги.

— Нет.

— Ну ладно, я пошел во двор… Не волнуйся, никуда не уйду.

Игра закончилась ровно через четыре часа. За это время во двор заходили три милиционера и два подозрительных типа. Это, конечно, было случайностью, которая не могла лишить их покоя. Из подъезда первым вышел Гурген, вторым — лауреат, третьим — Шендаука и последним — Твимба. Лицо у Твимбы было белым, как у покойника, но, пока он шел к воротам, полысевшая голова его несколько раз принимала цвет зрелых помидоров. Участники «совещания» разошлись, словно знать не знали друг друга. Гиорги взбежал к себе и поспешил распахнуть окна — от табачного дыма в квартире было сумеречно, мебель не проглядывалась. Вечерело. Гиорги включил свет. Холодильник оказался раскрытым, но бутылки все были на месте. Видимо, собирались достать шампанское, но тут случилось что-то такое, что им стало не до шампанского. Круглый стол был завален картами, на пианино валялись деньги. Гиорги сосчитал: семьсот рублей… Он выглянул в окно, хотя понимал, что там никого уже нет. Потом заметил на полу у педали бумажку, исписанную шестизначными цифрами. Под ними значилось: «А это тебе, Гиорги! Гурген». Гиорги сунул деньги в карман и пошел к Гургену. Поднялся к нему на пятый этаж, однако дома его не оказалось. Жена сказала, что он на совещании. Гиорги взял у нее номер телефона, оставил свой, попросив передать, чтобы супруг позвонил ему. Всю ночь ждал звонка. Утром позвонил сам.