* * * Солнце — долу, Месяц — в гору, Челнок с горы нá гору. Оставался б, мальчик, дома, Обирал бы ягоды… В сапожке казанском ногу На борток поставил он. Окиянскую дорогу Мерит взором сабельным. То не меч с мечом, Не клинок с клинком — То пресветлый взор С заревым лучом — Взор державный с лучом державным В поединке схватились славном. Под ногою хлябь-трясина Дурь ведет опасную. Мерься, мерься, взор пресиний, С тою саблей красною! Докажи: не трус ты скверный, Не сопля в халатике! С самим воинством вечерним, Мол, играл в солдатики. То не ладан-пар От воды встает, То войскам — гусляр Производит смотр. Не крестьянским полкам голодным — Золотым облакам Господним. — Выходи — сам хан татарский — Поравняюсь силою! Возводи меня на царство, Рать ширококрылая! Надоело промеж нянек Брать цветник атакою! Никакой я вам не пряник, Не миндаль, не патока! — То не два крыла — В золотой костер, То Царевич наш Две руки простер, Две руки свои разом поднял В золотую зарю Господню! (Не кичись своим обхватом, Грудь Первопрестольная! Семихолмие — Москва-то, Хлябь — тысячехолмие! Величай нас, люд сермяжный, По имени-отчеству! На морском холму на кажном — Вóт наше Высочество!) То не просто — конь В боевой огонь, Без стремян-подков Острогрудый конь — По морским заповедным чащам, С белым всадником, ввысь глядящим. А навстречу — из чертога — Кто — в броню закованный? Не ему ли дать дорогу Войска — на две стороны? К гусляру простерты длани, За плечьми-просторами Разошлась двумя крылами Рать золотоперая… То не меч честной Мечу держит речь, То булавка-сон Промеж хилых плеч, То острожник двух рук ревнивых Женской местью сражен в загривок. * * * Над орленком своим — орлица, Над Царевичем — Царь-Девица. — Бог на небе — и тот в аду, Ворон в поле, мертвец в гробу, Шептуны, летуны, ветрогоны, Вихрь осенний и ветр полудённый, Всé разбойнички по кустам, Хан татарский, турецкий султан, Силы — власти — престолы — славы — Стан пернатый и стан шершавый, Ветер — вóды — огонь — земля, Эта спящая кровь — моя! Царю не дам, Огню не дам, Воде не дам, Земле не дам. Ребенок, здесь спящий, Мой — в море и в чаще, В шелках — под рогожей — Мой — стоя и лежа, И в волчьей берлоге, И в поздней дороге, Мой — пеший и конный, Мой — певчий и сонный. Ребенок, здесь спящий, Мой — в горе и в счастье, Мой — в мощи и в хвори, Мой — в пляске и в ссоре, И в царском чертоге, И в царском остроге, В шелках — на соломе — Мой — в гробе и в громе! В огне и в заразе, В чуме и в проказе, Мой — в сглазе и в порче, Мой — в пене и в корчах, В грехе и в погоне, Мой — в ханском полоне, Мой — есть он дотоле И будет — доколе: Есть страж — в раю, Не-наш — в аду, Земля — внизу, Судьба — вверху. * * * Чтó это вдруг стальным лучом Рассекло луч вечерний? То Дева-Царь своим мечом Клянется, саблей верной. Припав к головочке льняной, Ресницы-нежит-стрелы: «Сама виной, сама виной, — Гордыня одолела! Видали вы такую стать, Чтоб вдруг ребеночку не спать? Да мне твой взор и спящий, Всех царств небесных — слаще! Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт. Да, цветик благовонный! Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь, Ты Царь мой будешь — Сонный! Чуть что не так — и двор сквозной, И дом дружку заказан… Хоть и хорош, как заказной, — У Бога не заказан!» С великой нежностью ему Разглаживает шнур-тесьму, Лик-наклоняет-солнце На белое суконце. И вдруг — будь счастлив, паренек, Что сон твой непритворный! — Белого поля поперек — Пропала! — волос черный! |