* * * Через день — катились вскочь Те — текай-откатывай! — Стало ведомо: в ту ночь Мая двадцать пятую Семью тысячами — жив Бог! Глядел-не смаргивал! — Бита нá голову их Девятая Армия. В солоноводных Сивашах — Латышки, плачь об латышах! — Осиротили латышат, Перетопили — лотошат Ведь! никуды ж ведь! никаков Латыш — ни их, ни наш. Навеки вечные веков Слились: латыш: Сиваш. Начат 1-го августа 1928 г., в Понтайяке (Жиронда) Кончен 15-гo мая 1929 г., в Медоне (девять лет с майского Перекопа) Переписан в эту книжку 5-го — 8-го сентября 1938 г. в Dives-sur-Mer (Морском Диве) — Calvados. * * * Последнего Перекопа не написала — потому что дневника уже не было, а сам перекопец (который коню скормил сирень — «а может быть это была яблоня — не знаю» — так что за сирень не отвечаю, за скорм — да) к Перекопу уже остыл — а остальные, бывшие и не остывшие — рассказывать не умели — или я не понимала (военное). Так и остался последний Перекоп без меня, а я — без последнего Перекопа. — Жаль. — МЦ. NB! А может быть — хорошо, что мой Перекоп кончается победой: так эта победа — не кончается. Если когда-нибудь — хоть через сто лет — будет печататься, прошу печатать по старой орфографии. МЦ. Париж, 7 января 1939 Сибирь Казацкая, татарская Кровь с молоком кобыл Степных… Тобольск, «Град-Царствующ Сибирь» — забыл, чем был? Посадка-то! лошадка-то! А? — шапка высока! А пустота под шапкой-то! — С доставкой ясака. Как — «краше сказок няниных Страна: что в рай — что в Пермь…» Казаки женок сманенных Проигрывали в зернь. Как на земле непаханной На речке на Туре Монашки-то с монахами В одном монастыре Спасалися. Не курицу — Лис, девку подстерег Монах. Покровско-Тушинский Поднесь монастырек Стоит. (Костлявым служкою Толчок: куды глядишь? В монастыре том с кружкою Ходил Распутин Гриш.) Казачество-то в строгости Держать? Нашел ягнят! Все воеводы строятся, А стройки — все-то в ряд. Горят! Гори, гори, Сибирь — Нова! Слепи Москву — Стару! Прыжками рысьими, Лисьими — к Покрову — Хвостами — не простыла чтоб Снедь, вольными людьми: Иванищу Васильичу Край, Строгановыми Как на ладони поданный. Ломоть про день-про чёрн Как молодицы пó воду — Молодчики — по корм. В такой-то — «шкуру сдергивай» Обход — «свою, д…мак!» Самопервейшим жерновом Ко дну пошел Ермак. Прощай, домоводство! Прощай, борода! Прощай, воеводство! Петрова гнезда Препестрого пуха, Превострых когтей В немецком треухе — Гагарин Матвей. Орел-губернатор! Тот самый орел, От города на три Верстищи Тобол Отведший и в высшей Коллегии птиц За взятки повисший Петровой Юстиц — Коллегии против. Дырявый армяк. Взгляд — смертушки просит. — Кто? — Федька-Варнак. Лежу на соломе, Царей не корю. — Не ты ли Соймонов, Жизнь спасший царю? (С ноздрею-то рваной?) — Досказывать, что ль? И сосланный Анной Вываривать соль В Охотске. — В карету! Вина прощена. Ноздря — хоть не эта — А приращена. И каждый овраг Про то песенку пел: Как Федька-Варнак Губернатором сел Тобольским. Потомства Свет. Ясен-Фенист! Сибирское солнце — Чичерин Денис. В границах несведущ. Как солнце и дождь Дававший на немощь, Дававший на мощь. Речь русскую «нате» — Внедривший-словцом, В раскрытом халате, С открытым лицом, С раскрытою горстью — В морозной соли — Меж Князем Обдорским И Ханом-Вали. …Зато уж и крепко Любила тебя Та степушка, степка Та, степь-Бараба, Которую — версты Строптивых кобыл! — Ты, ровно бы горстью Соля, — заселил. — Сей, дяденька, ржицу! Тки, девонька, холст! В тайжище — в травище — Ужу не проползть — В уремах, в урманах — Козе не пролезть — Денису Иванычу Вечная честь. Так, каждой хатенкой Равнявшей большак, Сибирский Потемкин С Таврическим в шаг Шел. Да не споткнись шагаючи О Государства давешний Столп, то бишь обесчещенный Меньшикова-Светлейшего — В красках — досель не умерли! — Tруп, ледяную мумию Тундры — останки мерзлые Меньшикова в Березове. (Без Саардамским плотником Данной, злорадством отнятой Шпаги — в ножнах не нашивал! — Только всего-то навсего — Тундра, морошка мражена… Tак не попри ж, миражными Залюбовавшись далями, Первого государева Друга…) Где только вьюга шастает, Кто б меня приласкал, Седу? Тобольск, Град-Царствующ Сибирь, чем был — чем стал! Как еще вживе числятся-то, Мертвых окромя, Tвои двадцать три тысячи Душ, с двадцатью тремя Церквами — где воровано, Tам молено, казак! — С здоровыми дворовыми, Лающими на кряк Кареты предводительской В глиняной борозде. С единственной кондитерской — Без вывески — в избе… Не затяни ошибкою: «Гроб ты мой, гроб соснов!» С дощатою обшивкою Стен, досками мостков И мостовых… И вся-то спит Мощь… Тёс — тулуп — сугроб… Тобольск, Тобольск, дощатый скит! Тобольск, дощатый гроб! |
