* * * Не заноза из тела вон — То из ткани булавка вострая, То на личике снеговом Глаза синие, синемóрские, Бьет ресницами — нá Локоточек привстал. Промеж бровками трет: «Уж и долго я спал! Ровно дождь меня тонким Серебром поливал. Ровно жавронок звонкий Вкруг меня ликовал». — То не пташечка-резвушка Ликовала, — То тебя твоя подружка Миловала. Аукала, агукала, На жар-груди баюкала, В кудрях тигрицей рыскала, В лицо водицей прыскала. Бушевала над тобой — как в день судный! Да уж сон-то твой такой — непробудный! «И снится мне, — молвит, Лоб-гладя-чело, — Что красное солнце На лоб мне сошло. Лежал, не завесясь, Ан и вышел ожог!» — Ох, бел ты мой месяц, Меловой пирожок! И солнца-то нетути Тебе лоб припекать! То губ царских редкостных Дорогая печать. — Не слышит Царевич Тех дивных речей. Глубь сонную мерит Верстою очей. «И снится мне, — охает, Руно гладя волос, — Что с куполу с грохотом Сто цепей сорвалось». — Тебе бы припарочек Штук пяток на башку! То первый подарочек От невесты — дружку! — Принимает в ручку белую Волоса червонные. А рука-то занемелая, А рука-то сонная… Волосок пить-есть не просит… Ручку раскрывает, За волосиком волосик Из руки роняет. — Эх вы, с головы беспутной Кольцы завитые! У морских цариц на лютнях, Чай, звонят, златые! Ночь вторая Сидит Царь в нутре земном, ус мокрый щипет, Озирается кругом — чего бы выпить? Уж питó-питó, — полцарства прóпито! А все как быдто чегой-то не дóпито. Как боярышня пред грозным пред отцом, Вкруг него всé чарочки кольцом. Тут и турецкие, тут и немецкие, Архиерейские да венецейские… «Быстрее глоточки моей, Ей-ей, вы сохнете! Пью не напьюсь, лей не жалей, А все пустёхоньки!» Ровно милочки — плясать перед купцом — Вкруг него бутылочки кольцом. Уж и горластые, цветные, красные, Уж и бокастые, и ярлыкастые! Летáми-плесенью седой захватаны, Как леший, царь лесной, — гляди — мохнатые. Узнать-то надобно, что в них скрывается, Что цветом-радугой переливается! * * * Лей-лей, не жалей, Все равно перельешь! Пей-пей сколько хошь, — Все равно не перепьешь! Лоза наша полная, Погреба просторные, Бочкарь наш испытанный, Бочонки не считаны. Как мальчоночки пред старым пред бойцом — Вкруг него бочоночки кольцом. Каким кольцом? Сплошной стеной! Какой стеной, — Война войной! Плеснешь — не выплеснешь! Хлестнешь — не выхлестнешь! Гляди, Царь-хитростник, Как строй осилишь наш! Промеж винных рек, бочоночных гор Свой бахромчатый раскинул шатер. «Людям — море синее, Мое море — винное. Люди спят на берегу, А я — так всю ночь гребу! Мое море тихое, И гребу без смены. А зато мне ихние Моря — по колено! Их вода — не сладкая, А моя — с накладкою. Не щадя ни рук, ни плеч, И гребем мы бесперечь. В своем море мы гребцы, В своем море мы пловцы. Придет час идти ко дну — В своем море потону!» «Кто ж тебя схоронит? Раз пьешь — неженатый, А коли женатый, Кругом виноватый! Кому я нужен — старый, Пятиалтынный — пара, Вином лишенный сану, Кому я нужен — пьяный?» * * * Сидел, сидел Царь наш — инда устал! Ручкой-ножкой себе путь распростал. Хочет нá ноги — ан нет, тянет вниз! — Эй, дорогу, мелкота, сторонись! Попытался было с левой ноги — Снова навзничь повалили враги! Разгасился — что индюк-кохинхин! Д’как вцепился тут в шатер-балдахин! Был кумач тот не сменен — с коих пор! Царю на голову и рухнул шатер! Как пошла тут дребедень стеклянной пылью! Как тут чокаться пошли бутыль с бутылью! |