Суббота Как над той землей, где бабка черту маливалась, Разудалая одна — под полог сваливалась. Закатись, заря, вались, заря, на сон честной! Наше дело молодецкое окончено! Должно, паренек Своих pyк не берег, Своих рук не берег, Купцам кучу загреб. Уж и лоб У него — пустой! И к прилавочку — Ступ — третёй. «Hy што, купец. Как торг-дельцо?» Взглянул — и с губ Нейдет словцо: Видит: купчик-то наш-кормилец Вместо рук-то — веревку мылит! Ты што ж это, Речет, сокóл? А тот в ответ: «Знать, день пришел». А волчок, защелкáв, как бубен: «Кажну ночь тебе сниться будем!» . . . . . . . . . . . . Не суйся, дед! И кредитку-достав-рублёвку: «Получай за свою веревку». А сам на крюк Глядит-крючок. Тут вперебой Ему волчок: «Не сосём твоих кровных жилок: Деревенский еще обмылок!» Вспылил купец: «Ишь брат — повис! Ты на земле Гремит, трудись. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ты и сам у меня червонный! Тем мне и люб, Дурак, — что глуп!» А тот, в сердцах: «Вестимо — глуп. Хошь хлыстом меня в очи хлёстай, — Не стерплю я ребячьей слёзки!» Сижу это, Отец, с казной, Ан голосок В дверях — сквозной, Как комарик звенит над синью, Как сырая в печи осина. Как трещинка Поет в стекле… Гляжу это: Малец в тряпье, Куполок-золотой-головка… — Одолжи, говорит, веревку! — Ай свет тебе, Смеюсь, не люб? А тот в ответ: Хозяин лют. Как в снежки-то играл с Колюшкой, Обронил на снегу полушку. Как хрусталек — Звенит-ледыш: «Озолоти, звенит, Услышь! А веревку не дашь — так в прорубь!» — Это што ж, говорю, за тóропь? Коль уж такой Мужик — в петлю, Так кто ж служить Пойдет царю? Да как сыпать пошел в карманы! Оделяй, говорю, команду! Как в решето Сквозя водой. «Отец, звенит, Карман худой!» «А худой, говорю, так свистни!» Весь мешок тут ему и втиснул. Осоловел Малец — столбняк: А поминать, Лепечет, — как? — Поминай, говорю, хошь зайца! Не моя звонкота — хозяйска! Тут васильком Как вскроет взор: «Ай позабыл Меня, Егор? Как в цветах обещались, в листьях?» И уж нет никого — как высох! Как голубок Крылами — плёск! «Ну, паренек (Купец) — сбылось!» (А из кажной глазной лощинки, Что тычинки на свет — морщинки.) «Как Русь стоит — Тебя искал. Одних лаптей, Чай — воз стоптал. Уж не знал, растеряв силёнки, Уж с какой тебя ждать сторонки». Стоит Егор, Картуз в горсти. — Озолоти! — Хрипит: — пусти! А не то — запиши на плеши! — Без штанов удеру — как леший! Тут по плечу Его третёй: «Ну уж и нрав, Ворчит, крутой! Чтоб вся жизть ему по заказу! Подождем до другого разу!» * * * Воскресенье
(Отъезд) Как над той землей, за тем за красным занавесом, Разудалая одна — со сна выламывалась! Выходи, заря, с ковшом, с шириной, с брагою, Провожай меня, орла, за сини зá горы! Должно, паренек До купцов не дорос, До купцов не дорос, Цельну кучу растрёс! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И с повозочки — Ступ — братья. «Хорош возок», — Ему — старшой. — И — конь резóв! — Ему — второй. А третей: . . . . . . . . — А по мне седочка не стоют! — Смелей, сокóл! — Ему — старшой, — Как станет ствол В лесу — сплошной, Не сказавши дурного слова: «Вспомяни», говори, старшого! — Смекай, ерой! — Ему — второй, — Как где гора Сошлась с горой, — Расступись, говори, хоромы! Поклонись, говори, второму! — Смекай, огонь! — Ему — третёй: — Как станет конь Шалить речной, — Ошалел, скажи, дурень! Долу! — Не страми, говори, Николу! Старшой один Тут держит речь: — Как весь товар Свой сбагришь с плеч — Поспрошай у хромца-культяпки Старичка в островерхой шапке. Поклон тебе, скажи, от трех, От трех купцов, Скажи, братьёв, А я сам, говори, тот хлопчик, Что — живьем обдери — не взропщет! На все дела, Ори, горазд! Он кувшинок Тебе подаст, Чиста сéребра — день аж Божий! Голубочек вверху посожен. Ты отдарить Не смей — казной. Тройной поклон Клади земной, — Благодарствуй, . . . . . . От всея от Руси . . . . . . Хошь тот кувшин И прост на взгляд — Чтоб пуще глаз Тебе был свят, Да сам не пытай — смотри-ка! — Что в нем там за богатство скрыто. — Блюди закон! Ему — старшой. — Не льстись на жен! Ему — второй. А третёй: — Не крушитесь, братцы! Выше прочих запишут в святцы! — Взрастай, Егор! Ему — старшой. — Крепчай, Егор! Ему — второй. А третёй, с ласкотой суровой: «Наклонись ко мне нá два слова! Как уж в колыске Нам не спать, Так наша жизть Не хочет вспять, — Так уж знай, дурачок мой прóстый, Что третёму-то — в сердце врос ты!» — Прощай, Егор! Ему — старшой. — Прощай, Егор! Ему — второй. А третёй-то — мороз, знать, тронул! Ни словца не сказать третёму. |