* * * Подрастают наши крылышки-перушки! Три годочка уж сравнялось Егорушке, Черным словом <всех oкpyг хает>-брóнит, Не ребеночек растет — а разбойник. Кочны вянут в огороде, Цветы голову воротят. Цвет не цвет и гриб не гриб — Всем головочки посшиб! Мать — сдобную лепешечку Ему, — тот рожу злобную. Мать — по носу пуховкою, А тот ее — чертовкою. И снег зачем белый, И еж зачем колкий, И Бог зачем — волка Без крылышек сделал. Окрошка на стол — Подавай ему щей! Любимая кошка — И та без ушей! А ростом-то! Вздохом! И ввысь-то, и вширь! Ни чертом, ни чохом: Растет богатырь! Задать ему порку — Вся грудь закипает! Да рядом с Егоркой Браток выступает: Попом не крещенный, Христом не прощенный, Честь-совесть — как сито, К нему как пришитый. У Егорки щеки круглые, А у волка впалые. У обоих совесть смуглая, Сердце в груди — шалое. У Егорки губы красные, А у волка — сизые. Оба до овец опасные: Одной слюнкой лизаны. У Егорки башка кольцами. А у волка — космами Ну а уж мозгами сходственны: Одним гребнем чесаны. У Егорки — штаны рваные, А у волка — драные. Оба гости — в лесу — званые: Одним млеком — пьяные. Одно слово: братья крéстные: Оба: рвань отборная! Из одной лоханки трескают: Одной грудью вскормлены! С зарею — как хлебом накормит мать — Заборы ломать да <бока> ломать. Где энти прошли: словно вражья рать: Вовек уж лесам не встать. Да друг перед дружкою силой хвастать: Овчаров дражнить, по амбарам шастать. Егорушка вброд — и волчонок вброд, Себе чего в рот — и волчонку в рот, Почище чем бабы в голодный год Московский блюдут черед. Десятый чугун опростают с братцем — Д’ну обниматься, д’ну целоваться! А баба одна забрела во двор, Да к печке — а в печке-то — вой да ор. Еще не очнется с тех самых пор, Как тот ему спинку тер! Без щелоку, чай, без мочалки-мыла, А так себе — волчьим манером: рылом. Чуть где коромысло — бабье, держись! Ведерки-то с горки, — да вверх, да вниз! А поп-то у нас потому и лыс, Что тот ему хвост отгрыз. <А к вечеру, дел переделав тыщу,> В овражке лежат, друг у дружки ищут. Ох синь моя звездная, райский сад! Ох ноченька поздня, покров-наш плат! У Господа Бога и волк, знать, свят… Где свалятся — там и спят. И сладко так спят, хоть никто не стелет: Дыханьице-пар на две части делят. Храпят себе дружно — И дело святое! Друг — с другом. Блуд — с блудом, — Волчонок с дитею! * * * Еще раз сбылась заря, Господень промысел Поднялся Егор с волком на промысел. <Тот и другой Без стежек прут —> Идут На разбой И блуд. Егорка-то: фью, Тот ушьми подвижет. Егорка-то: тьфу! А волчок подлижет. Идут — горы гудут, Идут — лес взором жгут, Что пожар — то за спиной кумач раздут. Пожар — рубаха-то! Зато штаны-то! Из плису-бархату — Как плугом взрытые! Как рой чертей-бесов Bкpyг ног-то крутятся. Идут, кpacy с кустов Сбивают прутиком. Дорога дальняя, Дорога ранняя. Идет с волкóм дитё — Заместо ангела. (С хвостом ли ангел наш, Али с крылом — нам што? Лишь бы служил нам кто! Лишь бы любил нас кто!) Идут кустом-леском, Идут рекой-мостом, Идут холмом-горбом, Идут кремнем-песком. Последня корочка Давно проглочена. Глядит Егорушка: Тын позолоченный. За тыном — райский сад, Глядит: кусты в цветах, Меж них — скворцы свистят На золотых шестах. Остановился тут Егор — <воззрился> тут. — На кой цветы цветут? Их и козлы не жрут! А волк-то вторит, сват, Нос сморщив замшевый: — На кой скворцы свистят, Когда не жрамши мы? Как красная искра Меж них зажглась. Волк братцу: — Садись, Братец и — раз — Козлом — через тын — В сад. А сад — не просто сад: В цветах скворцы свистят На золотых шестах — Знать сад-то — царский сад! Егоркин — скорый суд, Егоркин — грозный вид: На кой цветы цветут, Раз в брюхе — гром гремит?! А волк-то вторит, сват, Нос сморщив плюшевый: «Зачем скворцы свистят, Раз мы нe кyшамши?» И — ну — кусты костить, И — ну — шесты трясти! А с высоты скворцы Над волчьей хитростью Уж так свистят, свистят На золотых шестах, Что волк Егорку в зад Зубами — хвать в сердцах! И все растет их злость Огнем-соломою. Уж все кусты-то в лоск, Шесты поломаны, Егоркин рваный зад, Егоркин страшный взгляд. В очах-то — красный ад. Ну уж и царский сад! — Ась? — Алой рекой — лиясь, Белой фатой — виясь, В небе — заря взялась, В травке — тропа взялась. И по тропе по той, Под золотой фатой, Плавной, как сон, стопой — Матерь с дитей. В белых цветах дитя — Словно в снегах — дитя, В белых <холстах> дитя — Как в облаках — дитя, В pyчкe платочек-плат Алый-знать-клетчатый, И голубочек над Правым над плечиком. Остолбенел Егор, Стоит навытяжку. <И тут, потупив взор,> Им молвит дитятко: «Зачем шесты трясти? Скворцы — ручные все. <Зачем кремень в горсти?> Мы здесь родные все». И ручкой манит их, И ручки тянет к ним, И на ушко словцо Шепочет маменьке. Побагровел Егор. А тот-то: «Братец мой!» Побагровел Егор, — Да как раскатится! Да как взгремит в упор: — Твой золоченый тын! А я — так вор-Егор, Егор — ничей я — сын… А волк-то вторит, сват: — Наш невысокий чин. Егор он — волчий брат, Егор — ничей он сын. (А сам-то желтый глаз Скосил на птиченьку.) И серебром смеясь. Им молвит дитятко: — «Ты злость-то брось, родной. Ты мне насквозь родной! Не только гость ты мой, <Не быть нам врозь с тобой…> Ты приходи, Егор, Ко мне по яблочки!» Ему в ответ Егор С великой наглостью: — «Что надо — сам беру, Мой путь — к чертям в дыру, Моя вся кровь в жару, Овец сырьем я жру!» А волк-то вторит, — сват, Клыками хвастая: — «На кой нам черт твой сад. Раз мы зубастые!» <Глядят на друга друг,> Да вдруг — глядите-кось: Платочком слёзку вдруг Смахнуло дитятко. Слеза-то крупная, Платочек клетчатый. И голубочек-Дух Вздрогнýл на плечике. В большом смятенье двор, Скворцы всполохнуты. <Стоит как столб> Егор, Да вдруг как грохнется! В мох-дёрн-песок-труху Всем лбом — как вроется! И <голосок> вверху: — «Не плачь, — устроится!» А Дух-то вторит-свят, Крылами плёская: — «Егор, весь гpex твой снят Одною слёзкою!» Лежит ничком наглец, Прах-землю лопает. Что в ледоход гребец, Плечьми работает. Как пудовик-битюг Под грузом — дышит-то! И с материнских рук Склонившись — дитятко: «Рви, рви, опять взращу! Семян-то множество!» За обе рученьки Его — на ноженьки. |
