Самым неприятным оказался ледяной наст, ломавшийся при каждом шаге под тяжестью путников. К удивлению Танаева, меньше всех жаловалась на тяготы пути Лана, — стиснув зубы, она молчала и лишь время от времени бросала в сторону Годвина самодовольный взгляд, словно пыталась доказать ему, насколько он ошибался на ее счет.

Танаев подумал, что, несмотря на причиняемые им при ходьбе неудобства, наст хороший признак, поскольку он свидетельствовал о том, что здесь бывает и плюсовая температура, способная растопить хотя бы верхний слой снежного покрова.

Однако в данный момент это их мало утешало, поскольку никакой плюсовой температуры в ближайшее время не предвиделось.

К закату все трое совершенно выбились из сил. Разве что Танаев, благодаря своему необычному телу, не проявлял признаков усталости, но даже ему это стоило определенных усилий. Процесс преобразования его организма почти закончился, и он все больше ощущал себя обычным человеком, что при данных обстоятельствах Глеба не слишком радовало.

Поднявшийся к вечеру небольшой встречный ветер, сметая с сосен массу снега, быстро заметал следы, и Танаев решил, что для первого дня они прошли достаточно. Даже если посадку катера удалось засечь местным «стражам», найти троих людей, затерявшихся в снежной пустыне, им уже не удастся. Казалось, что в ледяном безмолвии, окружавшем их со всех сторон, не могло сохраниться ни одно живое существо.

Для ночлега выбрали небольшой пригорок на дне лощины, хорошо защищенный от ветра. Столетние ели располагались здесь достаточно редко и позволяли без помех установить между ними палатку.

Ужин прошел в мрачном молчании. Положение усугублялось тем, что после стычки, произошедшей между Ланой и Годвиным, оба демонстративно старались не замечать друг друга. Даже горячая похлебка, приготовленная из концентратов, не смогла улучшить их настроения. Покончив с ужином, вымотанная непривычным переходом Лана забралась в палатку, и вскоре оттуда донеслось ее ровное сонное дыхание, а Танаев и Годвин еще долго сидели вдвоем у догорающего костра. Его отблески отодвигали ночную тайгу на несколько метров от палатки, но за этим кругом спрессованная тьма сгущалась и, казалось, таила в себе тысячи неведомых опасностей, но, сколько они ни вслушивались — не могли уловить в глубине этой ночи ни одного живого звука. Только ветки иногда трещали от мороза да ветер завывал в вершинах сосен.

— Здесь может быть повышенная радиация, и тогда мы долго не протянем, — мрачно предположил Годвин.

— Нет здесь никакой радиации. Фон, конечно, немного повышен, но это ерунда. Пятьдесят микрорентген в час, не больше.

— Ты-то откуда, знаешь? У тебя же нет радиометра!

— Он мне и не нужен. Я чувствую радиацию.

Они снова надолго замолчали. Казалось, ночное небо над тайгой опустилось ниже, присматриваясь к одиноким людям, расположившимся под его покровом.

— Не понимаю, как им удалось так легко покончить с нашей цивилизацией? — задумчиво проговорил Танаев. — Даже космической бомбардировки недостаточно для того, чтобы уничтожить тысячи мелких поселков, деревень и хуторов. Люди в таких изолированных поселениях, где на виду каждый пришлый чужак, должны были выжить, несмотря на все старания психомонтов.

— Они бы и выжили, если бы не зомбиты.

— Это еще что такое?

— Когда психомонты убедились в том, что им не удержать под контролем наши огромные территории, они напустили на нас зомбитов. Не знаю, откуда они привезли этих чудовищ, может быть, из самого ада.

Внешне, если смотреть издалека, они похожи на людей: такого же роста, сложения и даже умеют говорить. Правда, с трудом. Но это только снаружи. Внутри они мертвецы.

— Как это может быть? И чём, собственно, так уж страшны мертвецы?

— Тем, что они увеличивают свои ряды за счет живых. Они, в принципе, не могут размножаться и, появившись на Земле, развернули охоту на живых людей. Они постоянно испытывают дикий голод и дрожат от ледяного холода, идущего изнутри. Человек, попавший к ним в лапы, сам становится зомбитом, если после пиршества, на котором он играл роль лакомого блюда, сохраняется его мозг и другие важнейшие органы. К счастью для нас, это случается далеко не всегда...

— Ты с ними встречался?

— Первое время имперская гвардия пыталась отбросить их от границ Новой Америки. Но вскоре наши командиры поняли, что непрерывными атаками лишь увеличивают ряды своих противников. Почти каждый погибший в этой схватке гвардеец становился зомбитом, благо «пищи» после подобных побоищ хватало... Иногда для этого достаточно одного укуса, иногда требуется специальный ритуал, с участием их шаманов, чтобы оживить убитого ими воина, но результат один и тот же — зомбитов становилось все больше и больше.

В конце концов люди построили защитные стены вокруг уцелевших городов и перешли к глухой обороне. Это принесло свои плоды. Через какое-то время количество зомбитов сократилось. Они не могут долго обходиться без свежей человечины, хотя и жрут все подряд, даже ветки гложут, если не могут добыть ничего существенней.

— Если все это правда, нам не дойти до Новгорода.

— Вся надежда на то, что в глубине тайги их нет. Они собираются вокруг поселений и караулят добычу. Только вблизи Нового города — так он теперь называется, если мы имеем в виду один и тот же город, появится настоящая опасность. Там придется пробираться скрытно и полностью положиться на удачу.

Они замолчали, каждый думая о своем. Годвин думал о том, что если в Новгороде сохранилось людское поселение, он там и останется. Построит дом, найдет себе женщину... Там никто не знал о его прошлом, никто не станет от него шарахаться, словно от зачумленного. Там он будет чувствовать себя в безопасности от своего ведомства, с которым порвал навсегда и которое никогда не прощало отступников.

Танаев думал о зомбитах.

Рассказ Годвина о них заставил его насторожиться и обследовать своим внутренним чутким зрением пространство вокруг. Но он не почувствовал ничего. На десятки километров вокруг не было никого живого. Вот только одного он не учел — зомбиты не излучали в пространство ауру человеческого сознания, но об этом Глеб узнал значительно позже.

Первую ночь они с Годвином разделили дежурство пополам, решив не будить Лану и дать ей возможность постепенно втянуться во все тяготы этого похода. К тому же Годвин заявил, что заснуть под ее охраной он все равно не сможет. Бросили жребий — первому выпало дежурить Танаеву. И только когда Годвин ушел и устроил себе логовище в ближайшем сугробе, наотрез отказавшись делить с Ланой крохотную палатку, Танаев понял, какое это нелегкое испытание — остаться наедине с мертвым лесом.

Невольно он все время напряженно прислушивался, стараясь уловить хоть какой-то звук — крик ночной птицы, вой волков, вышедших на охоту, шорох снега под копытами лося, но ничего этого не было, лес молчал и давил на него своей невидимой омертвевшей глыбой.

С трудом дождавшись, когда стрелки на циферблате его часов дойдут до нужной цифры, он совсем уж было собрался будить Годвина, когда его чуткие уши уловили первый посторонний звук.

Три существа двигались вдоль лощины в их сторону. Они были еще слишком далеко, чтобы он мог определить, к какому виду принадлежат эти ночные гости. Но то, что до сих пор он не чувствовал их ауры, заставило Глеба насторожиться и целиком обратиться в слух. И тогда он услышал, или скорее увидел своим внутренним зрением, что вслед за этими тремя движется еще одна группа существ — но сколько их там, невозможно было определить.

Из сугроба вылез полусонный Годвин, будить которого не потребовалось. Его внутренние часы работали вполне исправно. Увидев, в какой напряженной позе застыл Танаев, он мгновенно все понял и нырнул в палатку за оружием.

Когда он появился вновь, в руках у него был не бластер, а вибронож. Заметив недоуменный взгляд Танаева, пояснил:

— Если это зомбиты, бластером их не остановишь. Их очень трудно убить, только если попадешь в голову, и они не чувствуют боли... — Пробормотав сквозь зубы эти объяснения, бывший чистильщик нашел подходящую прямую ветку и стал строгать из нее древко для копья, примеряя вибронож в качестве наконечника.