Невыносимо… Тогда-то и пришла ему мысль обратиться к русским. Он ценный товар. Уж они-то создадут ему защиту более надежную, чем собственная. Да и никаких грехов перед русскими у него нет.

Джеймс думал так только потому, что был загнан в угол. Он чуял: это долго продолжаться не будет. Его оставляют в покое до поры до времени. Вооруженное перемирие обязательно закончится боем, последним и решительным.

Агентов вокруг него было много, причем весьма опытных. От них не уйдешь. Подчас они даже и не скрывали слежку. Передавали Джеймса один другому не то чтобы с рук на руки, а с глаз на глаза. Тот его детский приемчик с универмагом, после ограбления банка, у них явно не котировался. Конечно, он мог бы и сам начать на них охоту, и довольно удачливую, но — черный юморок — что делать с добычей? Чисто спортивной, бессмысленной охотой он никогда не увлекался. Это ничего не дало бы. Они бы по-прежнему упорно висели на хвосте, наверняка их бы стало даже больше. Нет, ему необходимо было улизнуть незаметно, без всякого шума и горы трупов.

Неожиданно Джеймс получил передышку. Как всегда, помог случай. При помощи одной знакомой — он не хочет ее называть — ему удалось ускользнуть-таки из-под бдительного ока спецслужб. Подробности излишни: подобно Керенскому, переодетому в женское платье, — на санитарном автомобиле. Не зря же говорят, что история повторяется дважды.

И вот он в Сан-Диего. Слежки пока нет, но… Крайний шаг — надежда на русское судно. Безусловно, он может захватить его и сам, без спросу, но не хочет сразу омрачать будущие отношения с советской стороной. Лучше пусть наши как-то свяжутся с посольством в Вашингтоне или с самой Москвой, а уж как ему потом втайне проникнуть к нам на корабль — его дело. Лишь бы согласились.

Да, он действительно был загнан в угол, если про все не наврал. Были кое-какие сомнения…

Тут Джеймс повернулся ко мне и легко прочитал на лице мои мысли. Я вообще открытый человек.

— Электроэнергии у меня пока вволю, сколько влезет.

Он навел палец на ветку перечного дерева, нависающую над нами. Сверкнула искорка, и ветка упала мне на колени.

— Да жизненная энергия убывает, вот беда, — продолжал он. — А они теперь со мной церемониться не будут. Первый пробный этап прошел. Заблокируют где-нибудь в доме, отрежут проводку…

— А если опять газ пустят? — прервал его я, не сводя глаз с лежавшей у меня на коленях ветки. Ее узкие светлые листья подрагивали от легкого ветра.

— Я в пустых домах не живу. Других людей не подставят — слишком большой скандал!

— Других не тронут. Вас запрут, пустят газ, и все.

— В окно выскочу, я всегда выбираю только первый этаж! — запальчиво сказал он.

— Окно стальным щитом закроют.

— Разнесу!

— Особый газ пустят — вмиг загнетесь.

— С этим они опоздали. После той газовой атаки я кой-куда телеграмму отправил: если хоть на мгновенье такое повторится, мне того мига вполне хватит, чтоб вместе с собой полрайона разнести И, кроме того, моя внезапная смерть — от чего угодно! — приведет к тем же результатам. Разовое высвобождение гигантской энергии — это мощный взрыв! И подписался полным именем.

Джеймс продолжил, вернувшись к прерванному:

— … Заблокируют где-нибудь в доме, отрежут проводку, я пойду на прорыв, а они будут гнать и гнать меня, пока не загонят куда-нибудь в пустыню, в прерии или в горы, подальше от высоковольток и всяких там электросетей. Найдут способ расправиться!.. Куда податься? На Кубу? Слишком близко. Только в вашем Союзе можно спастись от их длинных рук.

Ну, в этом-то я не сомневался. Я сомневался в другом: плохо он, брат, наших гавриков знает. Так сверхсекретно запрячут его и начнут на нем пахать, что электрический стул в покинутой Америке покажется ему раем. Впрочем, электростул ему не грозил. Это все равно что щуку бросить в реку.

Я ему ничего твердо не обещал. Завтра, если выпустят на берег, встретимся здесь же. «На том же месте, в тот же час», — как в песне.

Для меня сбитая Джеймсом ветка была бесспорным доказательством того, что он ничего не присочинил. Но станет ли она таким же аргументом для замполита?

Не стала.

Он выкинул ее в иллюминатор, не поверив не единому слову.

— Вас провели! — возмущался он. — Это типичная провокация!

— Не типичная.

— Ну пусть… — озадачился он, и вновь завелся: — Вас вообще нельзя на берег выпускать!

— Конечно. На берег нельзя, а под воду можно, — привычно ответил я.

— Сказал бы ему: официальные представители отказываются наотрез.

— Почему?.. Он спросил бы — почему?

— Да хотя бы потому, что вы вообще обязаны сообщить о нем в полицию.

— Если обязан, почему не сообщил? Он поморщился.

— Вы, Ураганов, почему-то понимаете все буквально. Обязаны — в фигуральном смысле. То есть были бы обязаны, но этого не сделали, потому что не обязаны… — вконец запутался он.

— Значит, не обязан.

— Все это бред, — отмахнулся он. — Я запрещаю вам вновь встречаться. Да чего я тут с вами?.. Прикажу, чтоб не выпускали!

— А вот захватит он вдруг корабль и заставит нас повернуть к родным берегам, тогда увидим, какой это бред, — проворчал я.

Замполит тоже хорош. После моих слов он забегал по каюте, как соболь в клетке. Наконец остановился.

— Он что, предупреждал?..

— Открытым текстом.

— С вами никогда не знаешь, наказывать ли вас, или благодарить?!

— Ясно, благодарить. Кто предупрежден, тот вооружен. Пословица.

— В таком случае…

— В таком случае, если не верите, лучше подождать, пока он сам на «Богатырь» не заявится. А так оно и будет, если он меня завтра не встретит.

— Есть и другой выход.

Часа через два после совещания у капитана, в присутствии академика Сикоморского — меня вызвали, я все повторил, — «Богатырь» досрочно вышел в море.

— А говорили — бред, — только и сказал я замполиту.

— Я и сейчас так считаю. Но корабль должен быть застрахован от любых случайностей.

Вот тут он прав. Хорошо, хоть Сикоморский успел свои лекции в университете прочитать.

Мне было малость неудобно перед Джеймсом. Но я думаю, он сам же увидел, что корабль покинул порт внезапно, раньше времени. Это было веским подтверждением тому, что просьбу его я передал.

Я все думал, почему он сразу же наш корабль не захватил. Мог не знать, что мы пришли? С натяжкой допустимо. А потом?.. Ждал результатов моих переговоров, не решаясь пойти на крайние меры?.. Но все-таки я склоняюсь к мысли, что Джеймс лично меня не хотел подводить. Я ему чем-то понравился, он ко мне проникся, в фигуральном смысле, симпатией. Все хотел сделать по-джентльменски, а не прыгунком.

Несчастный он, конечно, запутавшийся человек… Каково ему было, когда он увидел, что наш «Богатырь» снялся с якоря!..

Прочитав вскоре в газетах — помните сенсационное сообщение, — что на всем западном побережье США по неизвестным причинам вдруг вырубился ток и все города погрузились во тьму, — я подумал: «А, может, Джеймс все-таки решился пойти…»

… — В банк, — подхватил толстяк Федор.

— Ва-банк! — отрезал Ураганов.

… «Может, все-таки решился пойти на Вашингтон? Может, перед ним вновь неотразимо замаячил Белый дом?!» И, как видите, не сумел. Он же вскользь упоминал, что способен аккумулировать в себе немыслимое количество энергии. К какой электростанции он подключился? Вероятно, к нескольким сразу!

Не рассчитал и хватил лишнего…

— У меня серьезное замечание. Ты же говорил вначале, что ваш прощальный разговор был на пирсе, в порту… Тихий океан еще у тебя с грохотом бушевал! — строго сказал памятливый Федор.

— Это я загнул для красного словца, — смутился Ураганов. — Прошу прощения.

Помолчав, он нашарил в кармане своего висящего в предбаннике пиджака газетную вырезку.

— А, может, Джеймс тогда и остался жив?.. Мне теперь в любом сообщении из Америки о причудах электричества кажется, что они каким-то образом связаны с ним. Вот заметка, напечатанная в «Известиях» 30 января 1990 года: «… объект прочертил ночное небо над восточным побережьем США. Это был огненный шар, светящийся голубым и желтым огнем. В Нью-Йорке в полиции непрерывно звонили телефоны, люди спрашивали, что это за феномен. В ответ власти могли сообщить с полной уверенностью только следующее: этот объект не принадлежит к числу аппаратов, запущенных человеком…» И тэ дэ.