Что делать? Открытие важнейшее! Способности выдающиеся! Но ни к теме диссертации, ни вообще к медицине никаким боком этого сварщика приставить невозможно. Разве что нейрохирургия могла бы заняться им, да и то после смерти, чтобы покопаться в мозгу и проследить, как там соединяются цепи нейронов. (Ураганов признался, что иногда почитывает журнал «Здоровье», который выписывает жена напополам с подругой.) Можно, конечно, использовать этот неожиданный талант в цирке, в военной области… Стоп!

Геннадий Васильевич подумал, да и брякнул военным. Его внимательно выслушали, попросили написать обо всем в трех экземплярах и хранить молчание. Он сделал, о чем просили. Написал. Хранил.

Военные молчали с неделю. А потом разом нагрянули, как обвал, и куда-то увезли мыслителя. Видать, врач хранил молчание плохо, иначе откуда сварщик знает, что тот делал.

Сварщика увезли в… Он три подписки дал о секретности. Первая — что не запомнил то место, куда его привезли с завязанными глазами. Вторая — что не «выдаст» званий и должностей тех людей в штатском, которые с ним проводили эксперименты. И третья — что он забыл название того океана, который ему указали на карте (заграничный океан, не наш!), чтобы он мысленно послал сообщение на подводную лодку. Тут одной подпиской о неразглашении никак не обойтись.

Но еще, до того сообщения на подлодку, немало погоняли дружков, Сашку с Колькой, по всей Москве. По всем пивным залам. Единственной наградой, которую они себе выговорили, было право проходить без очереди: об этом позаботились.

А вот когда дело дошло до подводной лодки, и вышла осечка. Напрасно показывали сварщику точку в океане, фотографии самой субмарины и того человека на ней, которому надо мысленно передать хотя бы пару теплых слов.

Мыслитель морщил лоб и никак не мог уразуметь:

— Куда же я его вызову?.. И как он пойдет затем пиво пить?

Наконец, самый дошлый эксперт усек суть проблемы.

— Передайте ему: пусть держит курс на Владик. Владивосток, — уточнил он. — И пусть ждет вас в субботу в девять у пивбара «Якорь». Мы вас туда доставим самолетом.

— Я мигом, — воспрянул духом мыслитель. Неизвестно, что подумал капитан, или кто-то там, на подлодке, получив такое сообщение от московского «дружка». Известно только, что все-таки получил. Эксперты ликовали!

Но тот же самый дошлый охладил страсти.

— Бесполезный дар. Его можно использовать только тогда, когда корабль надо направить к берегу — и то лишь к какому-нибудь населенному пункту. Верно говорю? — взглянул он на мыслителя.

— Верно. Разве ж это мысля? Где в открытом море чего купишь?.. — беспомощно развел тот руками.

А ведь интересная затем появилась идея: тем, кто принимает мыслеграмму, отсекать всякие «пивные бары» и «винные магазины», оставляя лишь координаты и срок выполнения приказа. Но если не было реальной возможности удовлетворить желание самого мыслителя — выпить или похмелиться, — то у него ничего не получалось. Мозг сам по себе бастовал и не отправлял нужную мыслеграмму. Не уверишь же, что в искомой точке системы координат будет ждать шлюпка либо корабль с горячительными напитками и что вдобавок туда непременно подбросят и его самого.

И Геннадий Васильевич, и другие экспериментаторы поначалу забыли о том, что всякий раз, назначая встречу с дружками или с тем же «капитаном» подлодки, они обманывали доверчивого мыслителя, обещая отпустить либо доставить его на место хотя бы на часок.

Помучались еще и еще, а потом махнули рукой. Перевели в госпиталь, затем и совсем отпустили домой со странной медицинской справкой для представления в райполиклинику: «Дана такому-то. Состояние его здоровья не вызывает сомнений». Видимо, хотели написать: «опасений».

Он действительно крепко подлечился и с полгода не пил. А затем начал по-новой. Вернулся «на круги своя».

… — А в той больнице, где я лежал, — продолжил Ураганов, — ему гланды так и не вырезали. Выгнали за нарушение режима: ночью он у дежурной сестры пять пузырьков корвалола увел и вылакал — на спирту же лекарство!

Живет, наверное, по-прежнему и по утрам рассылает дружкам-приятелям мыслеграммы: жду там-то во столько-то, приходите. Если только телефон не поставили.

Судьба самородка на Руси…

— Какие способности! — закончил Ураганов. — И какие мысли.

Кстати, Ураганову самому пришлось проверить на себе этот необыкновенный дар. Как-то утром он получил мыслеграмму. И из любопытства поехал туда, куда позвали. В наш «Сайгон», возле «Можайских бань».

Там его, ухмыляясь, ожидал мыслитель с дружками:

— А ты не верил?!

С гландами у него был полный порядок. Все прошло само собой. Вовремя из больницы выгнали.

Иногда простейшая математика может творить чудеса.

Давайте поспорим о нравственности. Я имею в виду не идеалы, не культуру поведения и даже не отношение к делу, а только секс. Может ли юная девушка продавать свое тело за деньги? Вернее, имеет ли она право, если это, конечно, ее тело, а не соседки по парте? Да-да, я говорю о школьницах. Для испытанных моралистов готов (я-то готов, а готова ли жизнь?) сделать исключение: пусть предметом нашего спора станут исключительно старшеклассницы. Выпускницы. А не какие-то там соплячки.

Мое мнение: девушка может продаваться за деньги! Но…

Сначала послушайте одну не очень давнюю нравоучительную историю. Возможно, любой случай в своей сути нравоучителен, так этот — особенно. Здесь мораль прямо прет наружу, как нынешняя акселератская девичья грудь из тесного лифчика конотопского производства, сшитого из сэкономленных остатков мешковины. Французский попробуй купи! Даже венгерский может ухватить лишь невеста по специальному приглашению в магазине «Гименей» для молодоженов после подачи заявления о браке в районный загс. Правда, всякие мазилки для макияжа теперь можно свободно купить. А сколько они стоят? Больше сотни! И вообще, чтоб прилично одеться современной девушке с головы до ног одноразово, включая шапку и пальто, потребуется не менее десяти тысяч рублей. И то, если ужаться и иметь блат. А это средняя зарплата далеко не всякой молодой женщины за два года, без вычетов, разных взносов и обязательного гриппа — раз в год все болеют, — а по бюллетеню молодым, известно, платят меньше.

История самая обыкновенная. В одной московской средней школе вдруг появились путанки. Для тех, кто не знает, — от слова «путаться». То есть появились не вдруг. По-моему, они были всегда. Но не столь массово. А тут прямо чуть ли не батальон в сапогах. Повальное явление. Валялись с кем попало из-за жалких заграничных презентов в виде пары пачек «Мальборо», зажигалки, модного беретика или еще какой-нибудь чепухи вроде фирменной аудиокассеты со шлягерами.

Дело в том, что напротив школы, за пустырем, было общежитие для иностранных студентов всех континентов, вероисповеданий и рас.

На том, заросшем кустами пустыре, как стемнеет, и начиналась бойкая купля-продажа, так сказать, натуральный обмен: ты мне, я тебе.

Когда я об этом случайно узнал, спать не мог. Кровь во мне кипела. От возмущения. Нет, думаю, придется заняться проблемой вплотную. Тем более меня записали в народную дружину. Патрулировать, бороться, воспитывать. Ну, думаю, покажу я вам красивую жизнь!

Не тут-то было. С иностранцами свяжешься, тебе же боком выходит. Скандалы, жалобы, протесты!.. Да и с девицами легкого поведения нелегко: одного только визгу до небес, до далекой Полярной звезды, а уж царапаются, как… Как макаки. Домой жене потом лучше не показывайся. А уж если на какой-нибудь где-нибудь чего-нибудь вдруг нечаянно порвешь, под статью залететь можно. Ну, как тут кого-то задержать, чтобы что-то не треснуло. Они ж, старшеклассницы, вырываются прямо с дьявольской силой. Бычьей!.. А тихонькие, они тоже опасные. Доставил как-то одну преспокойненько в отделение, она и заявляет, что я пытался ее насиловать. Еле разобрались, а то бы… Оказывается, она имела в виду: применил насилие при задержании. Небось по литературе пятерку имеет, судя по очкам, а русского языка не знает. Трудный, ограниченный контингент!..