Еще одна причина заставляла Джима держаться подальше от Бруно. Неухоженные собаки здорово воняли, но Бруно распространял еще большее зловоние. У него была перевязана рука, но он не заботился о том, чтобы повязка оставалась чистой. Она насквозь промокла, похоже, рана была инфицирована. Бруно дубинкой показал, что Джим должен свернуть в коридор, идущий вдоль собачьих клеток.

Как только собаки увидели Бруно, тишина в здании взорвалась.

Они изрядно ослабели, но у них нашлись силы продемонстрировать Бруно свою ярость. Бруно улыбался, наслаждаясь их ненавистью. Когда эта яростная вспышка немного пошла на убыль — на это не понадобилось много времени, — он сказал:

— Думаю, я подержу тебя немного здесь. За компанию.

— Когда ты кормил их в последний раз?

— Я потерял счет времени с тех пор, как сломался холодильник. Кормежка у них и так была неважная, даже пока мясо не начало тухнуть. Я давал им гнилых яблок недели две-три назад. Ну и драку они устроили, любо-дорого посмотреть, шерсть так и летела клочьями. Ты придешься им по вкусу.

Жестом он приказал Джиму двигаться дальше. Проходя по коридору, Джим заметил, что во втором загоне все собаки сдохли. Он пытался внушить себе, что его фобия кончилась, поскольку он обнаружил ее причину, и нет никаких оснований для неразумного страха. Но войти в один из этих загонов было действительно страшно. Лайки, обычно такие спокойные и дружелюбные, дошли до предела и уже перешагнули его. В медвежьей берлоге и то было бы безопаснее.

Бруно остановился у одной из дверей и провел дубинкой по проволоке, оставляя голубоватый след. Собаки, наскакивая друг на друга, кинулись от двери. Бруно отодвинул засов и открыл дверь.

— Это загон Сибирячки, — сказал он.

Джим остановился в дверях, он не мог заставить себя войти внутрь. Мертвая собака лежала на полке, и хотя остальные погибали от голода, ее никто не тронул. Шерсть у собак была слишком густая и выступающих ребер видно не было, но лапы напоминали палки, а глаза были похожи на стеклянные шарики. Лайки сбились в кучу в дальнем углу загона и уставились на него. Ростом меньше других Сибирячка оказалась в самой середине, решимости ей было не занимать.

— Не смущайся, давай, — сказал Бруно и ткнул Джима дубинкой в спину.

Раздался треск, в следующее мгновение Джим полетел вверх тормашками к задней стене загона. У него было ощущение, что ему врезали по почкам. Собаки разбежались в разные стороны, теперь большинство из них сгрудилось на лежаке. Когда к Джиму вернулась способность видеть, он понял, что Бруно закрыл за ним дверь. Его лицо появилось в проволочном окошке.

— И еще одно, — сказал он. — На случай, если у тебя возникнут мысли о побеге.

Он поднял в руке висячий замок, чтобы показать его Джиму. Он пропал из поля зрения, продолжая говорить. Джим услышал, как он запирает замок на двери.

— Мне надо кое-что убрать. Надо было это сделать давным-давно. Если бы я знал, что ты опять объявишься, я бы не стал откладывать это дело так надолго. Я еще загляну к тебе, когда закончу, чтобы посмотреть, как тут идут дела.

Его лицо показалось вновь.

— Они пока ведут себя очень спокойно, но не переживай. Я ведь могу придать им ускорения.

Бруно ушел, насвистывая. Внимание собак теперь переключилось на Джима.

Он медленно подтянул колени, закрывая грудь. Джим пытался угадать, насколько они ослабели, прекрасно понимая, что у него не было бы ни одного шанса справиться хотя бы с одной собакой, будь они здоровы и накормлены. Даже теперь он не был уверен в своих силах. Собаки глядели на него, не шевелясь.

Неужели нет другого выхода, только через дверь? Выход был, но Джим его не увидел. В двери имелся люк, но открыть его можно было только снаружи, из коридора. Стены были сделаны из толстых досок, проволока в окошке крепкая.

Сибирячка спрыгнула на пол.

Не приближаясь к Джиму, она стала скрестись в дверь. Один раз она оглянулась на него, потом стала скрестись опять. Означать это могло только одно: она призывала его выпустить их.

— Я не могу, — сказал он.

Собака снова посмотрела на него, прикидывая, как же сделать, чтобы он понял. Она скреблась лапами, тыкалась носом в дверь, снова с силой царапала.

Джим понимал, что выглядит непроходимым тупицей, но ничего не мог поделать. Собаки не собирались вредить ему, во всяком случае, пока. Если бы здесь находился Бруно, ситуация была бы иной, это Джим понимал.

Сибирячка подошла к нему. Он отпрянул было назад, но спина и так уже упиралась в стену. Собака приблизилась к нему и потыкалась носом в руку.

В следующую секунду мир вокруг Джима взорвался.

Он мгновенно все понял: это была вспышка, краткая невероятная вспышка контакта с другим интеллектом, необратимо измененным с помощью ЭПЛ, разрушенным так основательно, что он почти превратился в свою противоположность.

Больше того, Джим смотрел в одинокое зеркало, из которого на него глядели его собственные испуганные глаза.

Сибирячка терпеливо ждала. Джим встал, чувствуя, как одеревенело все тело, как оно ноет после удара. Теперь он знал, чего они добиваются. На мгновение у него возникло странное ощущение, словно его кости соединились между собой в иной скелет, а кожа стала, как неудобный костюм, тесно упаковавший мокрую шерсть, но потом это прошло. Сибирячка шла за ним до самой двери.

На этот раз он внимательно осмотрел люк, через который подавался корм. Тощая собака, настроенная решительно, смогла бы пролезть сквозь него. Он толкнул люк, но сдвинул его лишь на четверть дюйма. Бруно укрепил засов, примотав его проволокой. Пользоваться люком в таком виде было нельзя, но, похоже, Бруно это нимало не беспокоило.

Когда Джим сел на пол и попытался выбить крышку люка ногами, Сибирячка отошла в сторону. Он понимал, что не в состоянии сбить висячий замок, но крышка люка начала поддаваться, проволока слетела с третьего удара, люк он выбил с шестого.

Первой вперед кинулась Сибирячка. Перед тем, как выскочить в коридор, она обернулась и взглянула на Джима. Ее глаза сияли голубым светом, переходившим в фиалковый.

За ней следом потянулись гренландские собаки. Они вели себя спокойно и организованно, словно их действиями руководил единый разум. Джим вздрогнул, глядя, как они протискиваются в коридор, он понимал, что остальные собаки терпеливо дожидаются в проходе, пока вся команда будет в сборе. Он содрогнулся, потому что знал, что за этим последует.

Для Джима люк был слишком мал. Но сквозь отверстие Джим рассмотрел, что ключ от висячего замка Бруно положил рядом с высохшими мазями и антисептиками на доморощенную полку, которая висела на противоположной стене коридора, напротив двери. Джим попытался дотянуться до ключа, но полка висела слишком высоко. В конце концов ему удалось раскачать ее, она свалилась рядом с дверью, содержимое рассыпалось неподалеку, так что Джим смог дотянуться до ключа.

Бруно стоял в операционной. Они ему велели… Что же они велели? Он стоял у операционного стола, прижав руку к голове, в которой царил хаос, мозг отказывался решить эту задачу после долгих леденящих месяцев, когда время почти остановилось, а главным событием дня был поход к раковине, чтобы отлить. Они велели ему… Что-то насчет англичанина. Надо было замести какие-то следы и ликвидировать доказательства.

Наконец он вспомнил.

Он пошел к шкафчику с лекарствами, широко распахнул дверцы и начал выгребать содержимое полок, пузырьки падали на длинный рабочий стол, находившийся внизу. Потом локтем он сгреб всю кучу вдоль стола к раковине, стоявшей рядом. После этого все пузырьки, бутылочки и коробочки он кулаком начал превращать в кашу из картона, жидкости, порошка и стекла. Из кулака заструилась кровь, Бруно пустил холодную воду, чтобы смыть ее. Потом пошел к следующему шкафчику и начал все сначала.

Теперь он озадаченно приостановился. Почему так болели руки? Может, он делает что-то не так?

Дай-ка вспомнить, что они ему говорили?