По пустынной улице проехал серый фургон. Он остановился перед его пансионом. Задняя дверца открылась, и из нее высыпали сотрудники секретной полиции. Они вошли в дверь, пятеро несли автоматы дулом вниз.

Джим не шелохнулся, хотя сердце бешено заколотилось. Второй фургон, поменьше, подъехал и встал позади первого. Из него вышли двое полицейских с немецкой овчаркой. С ними был Даниэль. Он неторопливо прошел в пансион.

Подошла Рашель, показала жетон:

— Через пять минут я приду.

— Я пойду с тобой, — сказал Джим и встал, положив на стойку деньги за кофе. Рашель ничего не понимала:

— Это вовсе не обязательно.

Но Джим уже стоял рядом с ней.

— Посмотри на улицу, — тихо, почти шепотом произнес он, — а уж потом решай, обязательно это или нет.

Он дал ей возможность оценить обстановку, а потом, прежде чем она опомнилась, повел в сторону кухни.

Улицу перекрыли до того, как прибыла секретная полиция. Вот почему на ней не было машин. Джим повел ее в задний коридорчик кафе, где висел телефон.

— Каким образом они нашли тебя так быстро? — спросила Рашель.

— Наверное, показали мою фотографию в бюро по найму жилья.

Миновав телефон, он нажал на ручку расположенной рядом двери. Дверь открылась. Пользуясь тем, что никого не было поблизости, Джим втолкнул туда Рашель.

Еще раньше Джим заметил, как через эту дверь доставляли продукты. Значит, она должна вести куда-то на улицу. Они очутились в темном коридоре, впереди в дверном проеме сиял дневной свет. Рашель больше не пришлось подталкивать.

Они очутились во дворе, вымощенном неровными плитами, поросшими мхом. С трех сторон двор окружали дома, с четвертой была стена. Кремовая когда-то краска покрылась копотью, местами шелушилась.

В доме справа была арка, соединявшая двор с внешним миром. Ширина арки была рассчитана на одну машину. От улицы арку отделяли железные ворота с окошками дымчатого стекла. Створки ворот соединяла цепь. Замка, к счастью, не было. Джим распутал цепь и приоткрыл одну створку, чтобы они могли проскользнуть на улицу.

Они очутились на шумной улице Лафайетт всего в нескольких ярдах от того места, где жандармы оттесняли толпу, чтобы пропустить полицейскую машину. Зевак было столько, что Джим и Рашель удалились, никем не замеченные.

Когда они отошли подальше, Рашель поинтересовалась:

— Что теперь будем делать?

— Идем в сторону метро, и не беги.

Они не стали спускаться на ближайшую станцию, а до следующей нужно было пройти несколько кварталов. В этом районе было полно кафе, баров, банков, магазинчиков, но было еще рано и пешеходов было не так много, как хотелось бы Джиму.

Болела спина. Он пытался не думать об этом, но боль не отпускала. Когда он ударился спиной о стену в том мотеле, в его организме начался какой-то процесс, который никак не хотел заканчиваться. Похоже, пытка на дыбе будет стоить раскаленных гвоздей. Рашель шла впереди. Он изо всех сил пытался не отставать. Впереди уже виднелся знакомый светящийся указатель станции метро.

Спустившись слишком быстро по лестнице, он закричал от боли. Несколько пар удивленных глаз уставились на него. Рашель заботливо спросила:

— Что случилось?

Несколько секунд он не мог говорить, только стоял, привалившись к стене у входа на станцию.

— Я чувствую, там, внутри что-то сдвинулось, — произнес он, когда наконец обрел дар речи.

— Ясно. Постарайся просто идти за мной, хорошо?

Он шел за ней. Это было все, на что он сейчас был способен. Они проехали две остановки, сделали пересадку. Перед глазами Джима мелькали облицовочные плитки, туннели, его слух улавливал отдаленные звуки музыки. В какой-то момент он потерял ощущение пространства и времени. Ему показалось, что он опять под площадью Пикадилли, рядом с Джакко и Бенни-банкиром.

Наконец они поднялись на поверхность. Рашель повела его через улицу. Он едва различал машины вокруг. Наверное, его доконала эта ночь, проведенная на твердом полу. А может быть, это была очередная стадия какого-то длительного процесса. Джиму казалось, что кто-то медленно ломает ему позвоночник. Он чувствовал, что выходит из игры.

— Осталось совсем немного, — сказала Рашель. — Ты выдержишь?

— Думаю, что нет, — признался Джим.

Он шел как мертвец. Ощущение реальности окружающего мира понемногу оставляло его, уступая место агонии, затмевавшей все другие чувства. Никогда еще ему не было так плохо, никогда. Это состояние внезапно накатило на него и повергло в ад. Иногда ему казалось, что боль начинает стихать, в следующую минуту она становилась вдвое сильнее. «В глазах Рашель я сейчас выгляжу совершенной развалиной», — промелькнуло в голове. Ему было неловко, но он ничего не мог с собой поделать.

Вокруг была зелень, грохот машин стих. Рашель повернула его и осторожно усадила. Джим оказался на деревянной скамейке. Он сгорбился, стараясь не облокачиваться на спинку.

— Подожди здесь, — голос Рашель долетел до него сквозь туманную завесу. — Мы придем и заберем тебя.

Чтобы кивнуть, Джиму пришлось сделать над собой усилие. Она исчезла из поля зрения. Он попытался реже дышать, ему стало немного легче.

Через несколько минут к нему частично вернулся контроль над окружающей действительностью, Он понял, что находится на городском бульваре. Скамейка для зрителей обращена к двум огражденным площадкам, посыпанным песком. Земля вокруг покрыта лужами. В дальнем углу одной из площадок ржавеет забытый шар. Вокруг ни души.

Он задался вопросом, вернется ли Рашель. Ведь с ее точки зрения, дело оборачивалось не слишком удачно. Джим не обманывался на ее счет и понимал, что никаким сантиментам в их отношениях места нет. Они были вместе, потому что были нужны друг другу. Рашели — по ее собственным соображениям, Джиму — по его причинам, какими бы они ни были. Сейчас никаких планов у него не было. Сколько мог, он действовал в одиночку. Теперь его силы были на исходе.

Кто-то направлялся к нему, пробираясь среди мопедов, оставленных под деревьями. Он было узнал Рашель, но она стала таять и превращаться в кого-то другого. Одежда была та же, но в ней был кто-то более смуглый и массивный. Джим знал эту женщину, но вот имя позабыл. Она тянула за руку какого-то мужчину, который пока не принял никаких определенных очертаний. Джим закрыл глаза и отчаянно попытался удержать контроль над происходящим вокруг. Эти попытки ни к чему не привели, реальность все равно ускользала от него.

Оказалось, что мужчина — это свинья, которая затем превратилась в козла. Потом очертания перестали меняться и выяснилось, что это Гранди, каким Джим увидел его впервые: бритый азиат с глазами-лазерами. Но когда он заговорил, вдруг послышался неуместный и потому смешной бретонский акцент.

— Ты не сказала мне, что он едва жив, — произнес он и куда-то пропал.

Темная женщина потянула его вперед. На ней был белый халат, надетый поверх свитера и джинсов Рашели. Она сказала:

— Помоги мне усадить его в машину.

Но Гранди не стал подходить ближе.

— Ему не нужна обычная машина. Ему нужна «скорая помощь».

Мишлен Бауэр повернулась к нему:

— Черт тебя побери, Роджер. Я что, все должна сделать сама? — сказала она голосом Рашели.

Гранди поморщился, как-будто его кольнули шилом, и направился к Джиму. Джим пробовал крикнуть «нет», но звуки не выходили из его горла. Он напрягался так, что, казалось, сейчас лопнут связки, но по-прежнему ничего не получалось.

Когда Гранди возложил на него руки, Джим понял, что сумеет выдержать. Потом его поглотила тьма.

Впервые ему было так плохо. Не помог даже провал в бессознательное. Боль преследовала его, проносилась сквозь тьму трассирующими пулями агонии, набирая очки, завывая от восторга каждый раз, когда попадала в цель. Джим извивался и корчился, но падению не видно было конца.