Ее прислали в город только три недели назад. Оторвали от привычной работы в главном отделении фирмы в Базеле и едва дали ей время, чтобы пристроить квартиру на время долгого отсутствия. В фирме работало несколько англичан. У многих из них были дипломы получше, чем у нее, или они дольше работали и имели побольше опыта. Она не понимала, почему для выполнения этого задания выбрали именно ее. Руководитель ее секции отпустил какую-то шутку насчет цвета ее глаз, который делал ее незаменимой для этой работы. Но он так и не дал ей серьезных разъяснений по этому поводу.

Отсутствие каких бы то ни было подробностей вообще было характерно для этого дела. По-видимому, Фрэнкс среди своих пациентов набирал добровольцев в контрольные группы для клинических исследований, проводившихся на деньги «Ризингер-Жено фармацевтикалз». Когда среди прочих оказалось имя Харпера, на экране компьютера появился значок усиленной секретности. Это значило, что на него был заведен файл с паролем ограниченного доступа, а у Линды не было допуска к этому файлу. Известно ей было совсем немного — некоторое время назад произошел какой-то инцидент, связанный с именем Харпера и продукцией фирмы. Инцидент считался исчерпанным до тех пор, пока имя Харпера не всплыло вновь.

«Какого черта, — подумала она. — Надо попытаться разузнать хоть что-нибудь».

— Вы вообще-то видели его файл? — спросила она.

— Пока что я имел доступ только к тем разделам, где содержатся медицинские данные. В дальнейшем я рассчитываю получить дополнительную информацию, но пока не знаю всего. Одно я знаю точно. Где-то в Юго-Восточной Азии группа здоровых и сильных косоглазых получала тот же препарат, что и он. Но перенесли они его далеко не так хорошо.

Ей захотелось выведать еще что-нибудь, и она уже было открыла рот, но ее отвлек какой-то шум, долетевший из соседней комнаты. Такой звук производит струя сжатого воздуха. Он прозвучал совсем негромко и через секунду смолк. А когда она повернулась, чтобы заглянуть в кухню, один из сотрудников Фрэнкса, проходя мимо, заслонил ей обзор. Когда Линда снова увидела Харпера, он, как прежде, лежал на спине, электроды с него сняли. Белый, как простыня, в ярком свете лампы он скорее походил на покойника.

— Всего лишь инъекция витаминов. Мы все закончили, — сказал Фрэнкс. — Где он обычно спит?

— Он говорил, что живет на кухне, — произнесла Линда.

Пока выносили лампы и оборудование, грузили все в фургон и временная лаборатория превращалась опять в обычную кухню, Линда держалась в стороне. Поставили раскладушку, Харпера переодели в старенькие шорты и футболку, которые были завернуты в пуховое одеяло, и уложили его на раскладушке. Никто из сотрудников ни разу не заговорил с Линдой, ничем не показал, что замечает ее присутствие.

— Он опять в вашем полном распоряжении, — произнес Фрэнкс. — Первые результаты мы получим через неделю, полный анализ — несколько позже. Вам прислать копию?

— Мне нужны копии всего, — сказала Линда.

Через пять минут никого не осталось, как не осталось никаких следов их пребывания.

Линда осмотрела Джима. Действие снотворного, которое она ему дала, кажется, уже кончилось, и он спал обычным сном. Он не должен был проснуться еще несколько часов, но все равно она старалась не шуметь, пока приводила комнату в прежний вид. Потом она поставила стул у его раскладушки и какое-то время наблюдала за ним. Минут через пятнадцать она встала, поставила стул на место и тихо покинула дом.

Несколькими минутами позже Джим неуклюже повернулся во сне.

В эту ночь его вновь посетили кошмары.

На следующее утро у Джима раскалывалась голова, ужасно болела спина, и ему стоило огромных усилий выбраться из-под одеяла, чтобы включить конфорки плиты и обогреться. Придется раскладушку заменить чем-нибудь другим, даже если не найдется ничего лучше старого матраса, положенного прямо на пол. Казалось, кто-то воткнул раскаленную иглу между лопаток.

К тому же появилась легкая резь, когда он мочился. При мысли о том, в какую развалину он позволил себе превратиться, Джим застонал. Когда-то он был в отличной форме, но в течение последних месяцев зарядка пополнила длинный список дел, которыми он обещал себе заняться когда-нибудь в лучшие времена, которые непременно настанут. Пока же он ограничился тем, что каждый день в течение получаса сжимал резиновый мячик, чтобы сохранить мышечный тонус в левой руке, которую почти не чувствовал. Как-то раз он на целую неделю забросил и это упражнение. Его рука тогда стала превращаться в негнущуюся лапу. Пришлось долго отгибать пальцы, прежде чем он смог снова вложить в них мячик.

Лучшие времена скоро придут. Его не беспокоила мысль о том, что эти времена могут вовсе не наступить.

Только во время завтрака он осознал, что большая часть вчерашнего вечера выпала из памяти.

Он беспокойно потер глаза и виски. Конечно, он все вспомнит. Он восстановил в памяти все, что происходило до того момента, когда Федак и Терри Сакс уехали, а Линда осталась в доме. Но с этой минуты не было даже расплывчатых очертаний и едва уловимых теней, одна пустота, словно время каким-то образом отмонтировали и вновь вернулась та первая неделя после «несчастного случая».

В дверь негромко постучали. Джим никого не ждал, но подумал, что, может быть, агент с каким-нибудь подрядчиком пришли осматривать дом. Он поднялся со стула и пошел открывать.

Утренний воздух был удивительно свеж. За дверью стояла Линда, в руках у нее была картонная коробка. Коробка была большая, и держать ее было неудобно, поэтому Линда не стала дожидаться приглашения и вошла.

— Что это? — спросил Джим, отступая в сторону, чтобы пропустить ее.

Она плюхнула коробку на кухонный стол так, что приемник подскочил.

— По-моему, тебе кое-чего не хватает, — сказала она, открывая незапечатанную крышку и залезая внутрь.

— У меня много чего не хватает, — пробурчал Джим, закрывая дверь. На Линде были вельветовые джинсы, приталенный твидовый пиджак и водолазка. Глядя на нее, Джим испытывал странное чувство, что они уже знали друг друга когда-то прежде. Она выгружала на стол книги в бумажных переплетах.

Он увидел «Магию», «Крутую практику», «Ребенка Розмари». Еще там была парочка романов Джона Стейнбека и больше полудюжины книг Лесли Чартериса в желтых обложках. Им, наверное, лет тридцать, не меньше. Пока он читал названия, она положила сверху «Большие надежды».

— Не уверена, правильно ли я выбрала, но там, в библиотеке около кафе «У Спенсера», их еще сотни.

— Я знаю, про какое заведение ты говоришь. Я заглядывал в витрину, но было закрыто.

— А там всегда закрыто. Нужно перейти через улицу и взять ключ. Я покажу тебе где.

— Ценю твою заботу. Спасибо.

— Если хочешь, я покажу прямо сейчас, — предложила Линда. — Если у тебя нет других планов.

У Джима не было никаких планов на всю предстоящую зиму. Он взял пальто, и они вышли из дома.

Далеко внизу на пляже начинался отлив. За ночь мороз прихватил почву на тропинке, но они все равно спускались медленно. Он рассказывал ей про Боба Макэндрю. Как он осторожно ходил по гнилым доскам верхнего этажа, словно Максвелл со своим серебряным молотком, и как он стоял у эркера, глядя на город внизу, ощущая себя императором, хотя отправлялся в изгнание. Но мысли Джима все время были прикованы к пугающему провалу, который возник в событиях прошлой ночи.

— Что ты будешь делать, когда кончится работа здесь? Опять пойдешь преподавать? — спросила Линда.

— Да нет. Все это было сплошное притворство. У меня даже нет подходящего диплома.

Пока они спускались дальше, он рассказал ей историю своей короткой карьеры, поведал о том, как она внезапно закончилась. Рассказал про Рашель Жено, падчерицу главы фирмы, и как он дважды писал ей в Париж и получил свои письма нераспечатанными. Он считал, что Рашель даже не видела их, не то что читала. Он рассказал ей про наркотики, которые нашли в его комнате, а уж об этом он не рассказывал даже Алану Фрэнксу во время их долгих бесед.