Англичанин лежал как прежде, руки и ноги свешивались со слишком маленького стола.

Мишлен прикрыла ему лицо лыжной курткой.

Джонни пропадал большую часть вечера и вернулся далеко за полночь. Из отдела «Специальных проектов» на полноприводном «мерседесе» прибыла команда, преодолевшая опасный подъем по разбитой колее. Они увезли Джонни и кое-что еще — тяжелый мешок. Рашель Жено и ее друзья уехали часа на два раньше. Похоже, никто из них не заметил отсутствия учителя; скорее всего англичанин был не самым заметным членом их компании.

У Бруно хватило здравого смысла держаться в сторонке. Он укрылся внизу, в загоне для собак, и, возможно, проводил время в раздумьях о будущем, задавая себе глубокомысленные вопросы типа: будет ли у него вообще какое-нибудь будущее, когда фирма с ним разберется.

Был почти час ночи, когда Мишлен обнаружила Джонни в комнате отдыха: вид у него был измученный, он тяжело рухнул на потертую старенькую софу. Джонни взглянул на нее. Глаза его были обведены черными кругами, но в них не было мрачного выражения «прощай надежда», которое она ожидала увидеть.

— Ну что, уладилось? — спросила она.

— Это длинная история. Утром я соберу совещание и все расскажу.

— Не забывай, это я воткнула иглу. Я хочу знать сейчас.

Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Он слишком выдохся, чтобы спорить.

— Мы отвезли его обратно в школу. Там человек пять или шесть сотрудников, больше никого. Мы дождались, пока экономка ушла, а остальные сели в школьный микроавтобус и уехали в Гштаад. Тогда мы вошли, раздели его и положили в кровать, зажгли настольную лампу и оставили рядом с ним раскрытую книгу, словом, создали видимость какого-то приступа во сне.

— А потом будет проведено вскрытие, у него найдут ЭПЛ. Может быть, даже найдут прокол в сердце и следы ожога. Что тогда?

— Мы подбросили наркотики на дно его бельевого ящика — гашиш, кокаин. Никто особенно не будет ломать голову над тем, откуда взялись следы ЭПЛ на хроматографе, если под рукой столько наркоты. Решат, что он принял это сам. В остальном нам остается положиться на случай. Ты хорошо сделала прокол. Мы стерли капельку крови, и больше ничего не проступило.

— И это все? Не будет заявления в полицию, не будет объяснений?

Джонни посмотрел в пол и потер щеку, словно она начала неметь.

— Формулировка из Базеля была такая: «Не будем выносить сор из избы». Но боюсь, что этим дело не кончится.

— В каком смысле? — осторожно спросила Мишлен.

— Похоже, будет внутреннее расследование, сотрудников перебросят на другую работу, а центр могут вообще закрыть.

Такая перспектива казалась Джонни не слишком заманчивой. Скорее всего ответственность за несчастный случай придется нести ему как начальнику объекта, несмотря на то, что это Бруно так мастерски владеет электрической дубинкой. Куда бы он ни двинулся отныне, его путь пойдет под уклон. Впервые за время их знакомства Мишлен сочувственно похлопала его по руке. Он рассеянно сжал ее руку в ответ.

Но Мишлен вряд ли заметила это пожатие. Отныне Джонни Тостевин был для нее конченым человеком и посочувствовала она ему чисто рефлекторно.

Мишлен уже начала обдумывать планы на будущее.

А в это время на окраине одного из самых модных швейцарских курортов микроавтобус «фольксваген» по скрипящему снегу подрулил к знаку «Стоп» на повороте перед пустующим зданием школы. Дверцы машины открылись, из нее вылезли трое парней, головы которых приятно гудели в результате хорошо проведенного времени и импортного пива.

— Глядите, Джимбо вернулся, — сказал один из них.

Двое других подняли головы туда, где под карнизом светилось единственное окно.

— Пойдем узнаем, чего он добился от принцессы, — сказал другой, и, нагруженные банками «Стеллы Артуа», спотыкаясь, они двинулись в дом.

Поначалу их было четверо, но Дитер, молодой выпускник-математик из Майнца, ухитрился выдать себя за лыжного инструктора, и две юные американки взяли его с собой на какую-то вечеринку. Вторым был недоучившийся физик из Австралии, двое других были новички, попавшие в международную школу через то же агентство, что и Джим Харпер. Среди них не было ни одного обладателя официального педагогического диплома, но они неплохо ладили с мальчиками и оценки в конце года всегда бывали хорошими.

Они с грохотом совершали восхождение по задней лестнице мимо спального этажа.

— Черт! — воскликнул австралиец, попав на верхнюю площадку, где были расположены комнаты персонала. Раздался грохот — все банки, которые он держал, посыпались на пол. Он кинулся вперед, в голове мгновенно прояснилось.

Джим Харпер лежал на полдороге к площадке. Его тело было обмотано простыней, которая тянулась за ним по полу. Остальные постельные принадлежности — свидетельство долгого и мучительного продвижения к телефону-автомату на площадке — образовали след, ведущий к распахнутой двери его комнаты. Он преодолел две трети пути, но сейчас лежал неподвижно. Одна рука протянута вперед и плотно прижата к доскам пола, словно бледная когтистая лапа поверженной статуи.

Австралиец, который два лета работал спасателем в бассейне, перевернул Джима на бок и, убедившись, что дыхательные пути свободны, стал приводить его в чувство.

Он взглянул на своих приятелей, которые беспомощно стояли, разинув рот.

— Срочно звоните в «Скорую»! Он еле дышит.

— Здесь вечно льет дождь. — Голос Боба Макэндрю эхом отозвался в пустынных обшарпанных комнатах трехэтажного дома. — Надо было покупать лодку вместо дома.

Начало не слишком вдохновляющее, но это была первая настоящая работа за целый год, и Джим Харпер не хотел сразу ее лишиться. Он промолчал. Вздрогнув от холода, он стал раздумывать, удастся ли в пыльном камине разжечь огонь. Можно будет узнать, как только семейство Макэндрю удалится, хотя он особенно не обольщался. Похоже, в этом доме не жили годами, и дымоходы скорее всего забиты сажей и старыми птичьими гнездами.

Макэндрю стоял у большого эркера, самой выразительной детали в комнате. Одно из стекол треснуло и было заклеено скотчем. От этого панорама города и моря вдали казалась картинкой, разрезанной на части. По стеклу стекали бусинки дождя. Джим ждал, но Макэндрю не шелохнулся. Казалось, какая-то мрачная мысль промелькнула в его глазах, пока он стоял, глядя в пространство. В глубине комнаты, в тени, стояла жена Макэндрю, закутанная с ног до головы в дорогие белые меха. Она ни разу не заговорила с тех пор, как появился Джим, их новый сторож. Она следила за Макэндрю, как львица за своим детенышем.

— Боб? — мягко спросила она.

Макэндрю услышал ее. Он взял себя в руки и отвернулся от окна.

— У вас есть вопросы? — обратился он к Джиму.

— Как мне будут платить? — поинтересовался Джим.

— Каждый четверг в городском отделении банка. Вам нужно зайти и предъявить удостоверение личности, а дальше они все знают сами.

— Да, но…

— Вас что-то не устраивает?

— Дело в том, что почти неделю мне не на что будет жить.

— А как же ваш аккредитив?

— Я все потратил на дорогу сюда, — сказал Джим.

Макэндрю посмотрел в потолок и вздохнул. Он считал себя серьезным бизнесменом и не мог понять людей, чей мир вращался не так быстро или был менее упорядочен.

— Ты можешь позвонить утром в банк, правда, милый? — сказала Линн Макэндрю.

Макэндрю нахмурился.

— Так дела не делают.

— Будет тебе.

Голос из полутьмы звучал мягко, убеждающе. Наверное, он подействовал. Джиму было приятно сознавать, что ему кто-то симпатизирует. Он понимал, что его вид не внушает особого доверия. Побриться он не мог вот уже два дня, а подержанное пальто, которое он носил поверх старенькой кожанки, было на два размера больше, чем нужно. Неподалеку на голом полу стоял его чемодан и потихоньку отдавал назад влагу, которую впитал за время долгого пути к Дому на Скалах.