И вот этот человек фактически отстранил «первоклассного писателя» Гончарова от преподавания русской литературы цесаревичу Николаю Александровичу. В преподавании русской литературы великим князьям Гончаров остаётся первым авторитетом своего времени, и вряд ли кто-либо мог его полноценно заменить на этом месте. Между прочим, сам Гримм вскоре также потерял своё место. A.B. Никитенко записывает в своём дневнике от 30 декабря 1860 года: «Вечером читал у меня Майков свое новое произведение: «Испанская инквизиция»… Еще были у меня в этот вечер Ребиндер, Гончаров и Чивилев. Кстати, о Чивилеве. Он назначен воспитателем великих князей на место Гримма. Он нашел маленьких князей ужасно запущенными в умственном отношении. О развитии их и приучении к умственному труду до сих пор вовсе не думали. Между тем в императрице Чивилев нашел прекрасную женщину с добрым, любящим сердцем и возвышенными понятиями. Как это могло случиться, что воспитание князей было ведено так небрежно? Вина не Гримма, но и не тех, которые его выбрали и так долго терпели».

Таким образом, эпизод преподавательской деятельности Гончарова при дворе показывает, что в процессе воспитания великих князей сталкивались две противоположные тенденции. Одна из них основывалась на ознакомлении царских детей прежде всего с историей и культурой России, другая — преимущественно ориентировалась на культурные ценности Европы. Гончаров стал своеобразной жертвой столкновения этих тенденций.

После смерти великого князя Николая Александровича в 1865 году наследником русского престола был объявлен великий князь Александр Александрович. Его ориентированность на русскую культуру и историю была общеизвестна. Он не принимал даже западной живописи в храмах и считал, что она может быть только византийской.[363] Но это была уже другая страница русской истории.

Гончаров, как мудрый и несколько опытный человек, вероятно, подозревал, что любое прикосновение к высшей власти ещё долго может аукаться в судьбе и обсуждаться совершенно посторонними людьми без всякого благожелательства, напротив, с непонятной агрессией, непонятной тем более, что эти люди не имеют к делу ни малейшего отношения. Но в том-то и состоит их «дело», почти «профессия». И тем не менее спустя много лет писатель всё ещё удивлялся, что его неправильно поняли: «Искать я ничего не искал: напротив, все прятался, со страхом и трепетом принял приятное и лестное приглашение В. П. Титова заняться с покойным цесаревичем литературой (в ожидании, пока найдут другого учителя, вместо заболевшего) и потом испугался, оробел своей несостоятельности, по части знаний и педагогических способностей, а более дрожал за свою ответственность в этом важном деле — и с большой печалью удалился.

Многие, не зная моей нервозности, вероятно, приписали и это — нехотенью, может быть, недостатку сочувствия к этим, любимым всеми — и мною, конечно, — лицам. Можно ли так толковать чужую душу? Если б могли взглянуть в мою, то увидели бы в ней совсем противное!» («Необыкновенная история»).

Самыми близкими и прочными были отношения с великим князем Константином Константиновичем, которому Гончаров также преподавал русскую словесность с 1873 года. Когда-то автор «Обломова» преподавал словесность в семье Майковых, из которой вышли многие литературно одаренные личности. Любимый его ученик Аполлон Майков стал выдающимся русским поэтом. Великий князь повторил судьбу Майкова, и хотя долгие годы тонкая, глубокая, проникновенная лирика августейшего поэта намеренно замалчивалась, сегодня стихи поэта, скрывавшего свое имя под псевдонимом K.P., становятся известными широкой публике.

Отец K.P., великий князь Константин Николаевич, в свое время содействовал публикации книги очерков «Фрегат «Паллада»» на страницах «Морского сборника» (великий князь являлся генералом-адмиралом русского флота, с 1855 года управлял флотом и морским ведомством на правах министра). В ноябре 1855 года великий князь высказал свои похвалы писателю за его «прекрасные статьи о Японии».[364] Через месяц Константин

Николаевич представил Гончарова к награде «вне правил чином статского советника за особые заслуги его по званию секретаря при генерал-адъютанте графе Путятине». Но и этим не ограничились проявления симпатии великого князя к Гончарову. В мае 1858 года он пожаловал писателя драгоценным перстнем.[365] В июне того же года Гончаров преподносит через министра Императорского двора графа В. Ф. Адлерберга экземпляр отдельного издания «Фрегата «Паллада»» для поднесения Александру II,[366] за что вскоре был пожалован подарком и бриллиантовым перстнем с рубином.[367]

Дальнейшему сближению романиста с царской семьей способствовала графиня A.A. Толстая, фрейлина императрицы, находившаяся с Гончаровым в дружественных отношениях. Еще в 1871 году она намеревалась представить его великому князю Сергею Александровичу Романову. Очевидно, это представление состоялось несколько позже.[368] В феврале 1889 года великие князья Сергий и Павел Александровичи подносят по просьбе писателя императору Александру III последний, только что вышедший девятый том полного собрания сочинений Гончарова. Первые восемь томов уже были в библиотеке императора. Имена великих князей Сергея Александровича, Дмитрия Константиновича и Павла Александровича то и дело мелькают в письмах Гончарова к великому князю Константину Константиновичу. Сохранившаяся переписка K.P. с Гончаровым свидетельствует о том, что зачастую великий князь Сергей Александрович являлся слушателем новых произведений Гончарова. Чтение Гончаровым своих произведений состоялось в Мраморном дворце 3 января 1888 года. На следующий день K.P. пишет Гончарову: «Не могу не поблагодарить вас еще письменно за доставленное нам вчера высокое наслаждение. Сегодня утром я встретился на репетиции Крещенского парада с В[еликим] К[нязем] Сергеем Александровичем и слышал от него, что вчерашний вечер оставил ему самое приятное впечатление. Про меня и говорить нечего…»[369] Писатель знакомит великих князей с новостями современной литературы, дает свои оценки, к которым те прислушиваются.

Вероятно, осенью 1873 года романист лично знакомится с юным еще великим князем Константином Константиновичем, он начинает преподавать ему и другим детям великого князя Константина Николаевича русскую словесность. Правда, пока не ясно, как долго вел этот предмет Гончаров в семье великого князя. Своим литературным успехом будущий K.P. в немалой степени обязан Гончарову. Их отношения раскрываются в переписке 1884–1888 годов. K.P. в конце 1883 года передал Гончарову свою записную книжку со стихами и просил дать на них авторитетный отзыв. Великий князь признавал серьезное влияние писателя на свое мировоззрение. Насколько он ценил свои отношения с Гончаровым, показывает его запись в дневнике от 8 ноября 1891 года: «Дома вечером засел читать письма покойного Ив[ана] Алекс[андровича] Гончарова. После его смерти его душеприказчики возвратили мне все мои письма к нему, кроме тех, которые покойный сам принес мне года 2 назад, боясь, что кто-нибудь ими завладеет».[370] И тут же: «Когда-нибудь, не скоро, в печати эта переписка представит очень приятное чтение. Но исполню волю покойного, я, пока жив, не напечатаю ее».[371] Надо сказать, что Гончаров не злоупотреблял августейшим вниманием и почти всегда старался избежать появления во дворце великого князя, отговариваясь нездоровьем, старостью и пр. Племянник писателя М. В. Кирмалов вспоминал: «В последние годы жизни Ивана Александровича его приглашал к себе на вечера великий князь Сергей Александрович и был с ним очень ласков. Но Иван Александрович уклонялся от посещений, говоря: «Вы ведь здесь все молодые, полные жизни; ну что буду делать среди вас я, кривой старик?..»»[372] Комментарием к словам Гончарова может быть его письмо к графине A.A. Толстой от 14 апреля 1874 года: «Боязнь моя ходить во дворцы относится не к тем или другим личностям, а к толпе, ко всей широкой обстановке, к строгой, условной и — неизбежной, конечно, представительности и обычаям места, к парадности и обрядности.