16 ноября 2001
Полночь. Крис спит как убитый. Хайнц задался целью добиться от меня признания. Признания, что я его любовник, его вопросы, это не вопросы полицейского. Теперь я понимаю, почему он повесил в кабинете портрет Фрейда. Он принадлежит к тому типу хорошо скомпенсированных извращенцев, которые смогли заработать себе такое социальное положение, которое бы позволило им беспрепятственно удовлетворять свои тайные потребности, используя для этого тех, над, кем они получают власть, прикрываясь законом.
18 ноября 2001
Кабинет Хайнца. Портрет. Кофе. Вопросы, вопросы, вопросы. Неужели его напарник также издевается над моим другом.
Я сидел перед ним после двух бессонных ночей, с головой не способной производить даже минимальные мыслительные операции.
— Господину Харди грозит серьезное наказание, — сказал он, — давайте еще раз вместе, господин Марлоу восстановим все события, еще раз воспользуйтесь шансом говорить правду и только правду.
— Я уже все сказал вам, мне нечего добавить.
— Все по порядку, господин Марлоу, — продолжал он с таким видом, словно собирался сыграть со мной очередную партию в шахматы.
— Вы мечтали об этой связи?
— Я об этом не думал, — собрался я с силами, чтобы произнести эту последнюю относительно разумную фразу.
— Когда вы смотрели на него, какого рода желание возникало у вас? Вы испытывали сексуальное возбуждение? — его глаза, устремленные на меня, пристально следили за каждым моим движением.
— Я на него не смотрел, — ответил я.
— Вы боялись это сделать, господин Марлоу, вы боялись своих собственных желаний? — его голос настойчивый и неотвязный был мне знаком, я слышал его, я хотел сказать ему об этом.
— Мои желания, они были чисты, как сердце девственницы, — я отвечал ему, не зная, как остановить этот невыносимый бесцеремонный поток любопытства.
— Какое интересное сравнение! Но ведь у вас уже был опыт, не правда ли?
— Нет, нет, нет, — воскликнул я, — зачем вы это спрашиваете, это не ваше дело, господин Хайнц, или вам это доставляет удовольствие? Я найду возможность прекратить все это, ваши действия противоправны.
— Вы заблуждаетесь, — спокойно возразил он, — я имею право задавать любые вопросы, какие сочту необходимыми.
Я встал, собираясь избавиться от него единственным доступным мне способом.
— Сядьте, — приказал он мне, — немедленно сядьте, господин Марлоу.
Я сел.
— Так лучше, — произнес он с удовлетворением, — лучше. — Он поднялся и отошел к столу, через минуту он вернулся обратно со свернутым в трубку листом бумаги.
— Посмотрите, господин Марлоу, — значительно более мягко обратился он ко мне, разворачивая его, — это ваш рисунок. Я взглянул на то, что он мне показывал и увидел копию, которую когда-то сделал по требованию Генри, и в этот раз как и прежде я испытал что-то похожее на безотчетную неприязнь перед этим изображением, выведенным моей собственной рукой.
— Да, мой, — сказал я.
— Этот рисунок был обнаружен в руках убитого, вы понимаете, что это значит?
— Нет.
— Я бы хотел получить от вас некоторые разъяснения. Кто принес вам оригинал?
— Шеффилд.
— Вы знаете, что здесь изображено?
— Нет, я не интересовался тем, что делал для него, это была механическая работа.
— Очень напрасно, — он покачал головой, — это было вашей ошибкой. Это схема Висты.
Я замер, глядя на рисунок.
— Как Висты? — Переспросил я.
— В коридоре много комнат, но вход только один, господин Марлоу, вы сомневаетесь?
— В чем, простите? — произнес я, подумав, не сон ли это. Но все вокруг было до ужаса реальным, чашки с недопитым кофе, смятые окурки в черной пепельнице, и Хайнц не был фантомом.
— В ее полномочиях? — он сделал отчетливое ударение на слове ее.
— Я не понимаю, — мне становилось все труднее ориентироваться в происходящем.
— Все вы прекрасно понимаете, я говорю о корпорации «Виста», которая требует выплаты за использование своей торговой марки.
Я откинулся на спинку кресла и вздохнул с облегчением. Конечно, это была моя ошибка, я придавал совершенно не то значение словам, которое вкладывал в них этот любитель психоанализа в форме.
— Каким образом это связано с убийством?
— А это я вас должен спросить, господин Марлоу, — ответил он с усмешкой.
— Это была афера JT music, это не доказывает нашу вину и потом это не имеет отношения к смерти Генри Шеффилда.
— Конечно, нет, — согласился он, — но вам наверняка понадобиться разрешение на выезд, чтобы уладить этот вопрос. — Странно было то, что в этот момент у меня даже не возник вопрос, откуда он знал все эти подробности.
— Это было бы для нас выходом, встретиться с ними необходимо для урегулирования вопроса.
— Вы получите разрешение чуть позже, а теперь можете быть свободны.
Когда я вернулся и застал Криса за бутылкой с Джимми, оба они посмотрели на меня в недоумении.
— Что случилось Стэн, — спросил Крис вскакивая мне навстречу, — не жрал целый день? Тебя Бобби отвез пообедать?
— Отвез, — я переглянулся с Джимми, — кажется, с нас собираются снять обвинение.
— Как это? — спросил Харди.
— Не знаю, но мне Хайнц пообещал разрешение на выезд.
— Ну, как рассказывай, — потребовали они оба.
— Я уже сказал, мы сможем поехать, все выяснить.
— Отлично! — воскликнул Джимми, — а ты все думал, что это ловушка, да, все скоро кончится. Крису тоже обещали дать разрешение, понимаешь, Стэн — пояснил Джимми.
— Флан все узнал, корпорация в Лос-Анджелесе.
— Вечером поедем в «Бостон», это надо отметить, — не терпящим возражений тоном заявил Крис. — и ты поедешь, Джим, никуда не денешься.
Джимми вздохнул и налил себе виски.
— Не люблю я эту компанию, ну, да черт с вами, за вас ребята.
5
Крис приехал из студии около шести вечера. Стэна дома не было, Дэнни, дежуривший в холле, сообщил, что он ушел около пяти и передать ничего не просил. Это совсем не понравилось Крису, но он просто решил подождать, мало ли, что, пошел за своими книжками, потом, Крис зверски устал, иногда ему казалось, что просто не в состоянии сочетать то, что происходило у них с Марлоу и свою обычную жизнь. Периодически, когда он от Стэна попадал в общество своих друзей и коллег, его преследовали такие же ощущения, которые бывают у крепко подсевшего на героин наркомана, которому пришлось ширнуться кокаином или чем-нибудь еще. От этого можно было и умереть.
Крис повалился одетым на кровать и заснул. Он проспал два часа, а, когда проснулся, за окнами уже стемнело, Стэна по-прежнему не было. Тогда он поплелся на кухню, сварил себе кофе и набрал телефон Бобби. Тот сообщил, что Стэна не видел, и ничего о его местопребывании не знает. Выслушав его, Крис почувствовал, что у желудок у него начинает сжиматься в липкий комок. Мысли о том, что со Стэном что-то случилось, он даже не допускал, Марлоу не мог умереть. С ним ничего не могло произойти, словно его охраняло все архангельское воинство. Криса пугало другое. Он боялся, что Стэн сейчас с кем-нибудь еще, с кем угодно, только не с ним. Что он надоел ему. Просто надоел. Что та безумная страсть, которой до сих пор терзался Харди, стала для Стэна ненужным, утомительным и надоевшим обстоятельством его жизни. Этот кошмар мучил его страшнее, чем любая угроза его жизни, здоровью и карьере. Конец любви Стэна означал для Криса конец жизни. Он думал об этом так, как думают только в детстве о смерти, впервые осознав, что же это такое. Так как думает семилетний ребенок, лежащий в темноте, сжав руки в кулачки, вглядываясь в темное небо за окном и зная, что он конечен, что когда-нибудь все прекратиться и дальше будет только тьма. Крис задыхался, он пытался избавиться от этой ужасной мысли, припоминая поведение Стэна в последние дни, оно ничем не отличалось от всего предыдущего и взгляд его серых глаз был все таким же, он не собирался бросать Харди, точно не собирался, Крис бы понял, он по-прежнему был с ним, они были одним целым. Крис сел за стол, отхлебнул кофе. Обжег язык, чертыхнулся и ему стало полегче. И все же та полная тьма, в которую он неизбежно попал бы, брось его Стэн, все еще была рядом, как вечно голодный зверь, она всегда ждала своего часа, и сознание того, какая тонкая перегородка отделяет его от полного безумия, отравляла легкомысленному Крису жизнь не меньше, чем его чересчур разумному другу. Харди не знал, знает ли Стэн о его терзаниях. Он ревновал его, эти мучения, хотя и не на чем не основанные, были невыносимыми. Крис ничего не мог сделать с собой. Марлоу с ним не было и этого было достаточно для полноценного вечера в аду.