— Я не знаю, Тэн, скажи правду, ведь я не демон?

От безмерной глупости этого вопроса и от облегчения Стэну захотелось смеяться, но он только погладил Криса по щеке.

— Боже, что за глупости. Конечно, нет. Эта девочка просто больна.

— Мне все время снится огонь. — глухо сказал Крис. — как будто я плаваю в нем. А когда она на меня посмотрела, мне стало так страшно, ты даже представить себе не можешь как.

Стэн пристально вглядывался в его искаженное страданием лицо.

— Тебе надо успокоиться. Нам надо уехать дня на три, куда-нибудь за город, — твердо произнес он. — ты просто устал от концертов. Нам надо отдохнуть.

— Хорошо, — кивнул Харди, — как ты захочешь.

Бобби отвез нас в ресторан J***. Там можно было не опасаться встречи ни с журналистами, ни с поклонниками. Комнаты были рассчитаны на двоих и с наглухо закрывающимися дверями. Мы сидели при свечах, вглядываясь в лица друг друга.

— Как тебе тексты? — спросил я.

Крис держал мою руку в своей, его рука была горячей, мне казалось, что от этого мне делается нестерпимо плохо.

— Все хорошо, — отозвался он, — я в тебе и не сомневался.

Что-то мучило его, и я это видел, как он ни пытался это скрывать. То ли история в японском ресторане не выходила у него из головы, то ли он питал какие-то подозрения на мой счет. За последние три дня он раз двадцать спросил меня, о чем я думаю, и почему не ношу ремень с золотой пряжкой, подаренный им. Я отшучивался, стараясь не вдаваться в объяснения по поводу того, что подобные вещи на мне выглядят неуместными. Я вспомнил концерт. Безумствующую толпу, и нечеловеческое напряжение Харди. Как я не мог ему простить в первые минуты тот случайный поцелуй, и как мне казалось, что он сделал это преднамеренно, зная, что я вижу его и зная, что мне это неприятно, и все же я ошибся. Ничего подобно и в помине не было. Он пел «Табу», огласив мое имя перед толпой не ради того, чтобы продемонстрировать мне свою смелость, он сделал это лишь потому, что я искренне восхищался песней и это посвящение было мне лучшим подарком, который я мог бы получить от него — символом нашего союза и нашей преданности ему. Я пришел к нему после концерта взвинченный и раздираемый самыми противоречивыми желаниями, возмущением, восторгом, любовью, страхом. Я хотел вывести его из себя. Это была игра, но игра опасная, как все те игры в которые пытается играть сам Крис. Нас застал Джимми Грэмм, но я к своему изумлению, понял, что не испытывал никакого стыда перед ним, то ли разнузданность моя перешла все границы, то ли я действительно верил в то, что он не может осудить нас, не знаю. Мы познакомились, он оказался замечательным человеком, открытым и корректным.

Он смотрел на меня своими чудесными глазами, за которые я готов был душу продать, и страдальчески улыбался.

— Тебе плохо со мной в постели? — спросил он наконец, — тебе со мной плохо?

— Мне хорошо, лучшего и пожелать невозможно. Ты же знаешь.

— Тогда отчего ты стал избегать меня?

— Я? — я искренне удивился, — я же все время с тобой, Крис.

— Да, но ты уходишь и сидишь один, я же знаю, что ты не хочешь, чтобы я подходил к тебе, почему?

— Ты ошибаешься, это не имеет отношения к тому, о чем ты спрашиваешь, — возразил я.

— А к чему имеет? — он настаивал на этом разговоре и я не мог отвертеться, как бы мне ни хотелось.

— Я не хочу говорить с тобой об этом, если ты не пообещаешь мне, что примешь все, что я скажу, и не сочтешь это брехней, Крис.

— Я постараюсь, — пообещал он.

— Мне очень важно, чтобы ты, наконец, понял, что я не твой мальчик и понял, что я хочу тебе этим сказать.

Он слушал меня очень внимательно с нечеловеческим напряжением из-за диссонанса, возникшего между нами не так давно, но установившегося прочно.

— Я не хочу, чтобы ты играл с тем, с чем играть не следует. Я имею ввиду пылающую комнату. Я обещал тебе сделать татуировку, я ее сделаю. Но ты не должен думать, что с этим можно играть. Послушай меня очень внимательно и пойми раз и навсегда, я пришел к тебе не потому, что мне нужны были деньги и не потому что ты знаменит и являешься кумиром тысяч и тысяч, и не потому что я хотел избавиться от Генри, и не потому что ты секс-символ. Я пришел к тебе, потому что меня терзает ощущение надвигающегося чудовищного несчастья, я знаю, я чувствую, что тебе угрожает опасность, я сам ничего не могу понять и не знаю, кто и что тебе угрожает, я могу только догадываться. Я люблю тебя не меньше, чем ты меня, но я не могу этим безмятежно наслаждаться.

Крис молча смотрел на меня, и у меня появилось тягостное подозрение, что он вдруг обнаружил, что я сумасшедший и более не будет относиться ко мне серьезно. Но все получилось иначе.

— Я тебе верю, я сам вижу, что все против меня, — он отпил вина и продолжал, — я не могу жить, как раньше и не могу работать, я срываюсь на всех, мне не нравится то, что я делаю, то, что делают ребята, то есть не совсем так, сейчас наоборот все идет слишком хорошо, и это твоя заслуга, ты нам нужен, ты умеешь подбирать слова, Тэн, но все равно что-то пошло не так, после нового года. Я не могу быть таким как раньше, вроде как все по-старому, но все другое. И что это за пылающая комната, черт ее подери, из-за нее все рушится, вся моя жизнь.

— Не из-за нее, а из-за того, что мы о ней ничего не знаем, — пояснил я, поняв, что обрел в лице моего друга союзника.

— Один черт, если невозможно о ней узнать, то, как быть, — возразил Крис.

— Мы узнаем, в чем дело, — с уверенностью ответил я, — иначе и быть не может.

— А что ты знаешь о ней? — спросил он.

— Я знаю, что Chambre Ardente — назывался особый отдел, расследовавший дела, в которых фигурировали необъяснимые факты, мотивы, обстоятельства. Это была своего рода тайная канцелярия, она, как и инквизиция, немного превышала свои полномочия. Использовала допросы с пристрастием, доносы, и прочие недостойные методы борьбы.

— Ничего не понимаю, — в отчаянии воскликнул Крис и откинулся на спинку стула, — я думал это и вправду комната такая, а это черт знает что.

— Это комната, — подтвердил я, — комната с пылающими стенами, воистину, пылающая комната. Она действует, но мы не знаем, как.

— А мы-то тут при чем?

— Обычно те, кто с ней связан, я уж не знаю каким образом, должен в нее войти, ты меня понимаешь?

— Это еще зачем?

— Не знаю, если бы я это знал, то не мучался бы так же, как и ты.

Мы оба молчали, прислушиваясь к голосам, доносившимся из открытого зала.

— Давай погасим свечи, — предложил я.

Крис кивнул. Наступила кромешная тьма, поскольку окон в комнате не было, только из-под двери слабо пробивался свет.

Я встал и подошел к нему, он тоже поднялся мне навстречу, и мы обнялись в полной темноте и стояли, обнявшись.

— Даже, если ты захочешь что-нибудь изменить, ты не сможешь, — сказал я на ухо Харди.

— Я не захочу, — ответил он со спокойствием камикадзе.

Крис уговорил меня, нет, точнее сказать, это я настоял на том, что ему необходимо прервать работу хотя бы на три-четыре дня. И он согласился. Я всегда знал о его мании приобрести некоторую собственность в этом городе, не считая его дома за городом и роскошной квартиры в районе H***, но его признание в том что у него еще есть скромное жилище на тихом средиземноморском островке, меня крайне удивило. Я пытался узнать, что это за место и что там делать, но он только весело улыбался и повторял периодически: «Джим меня понимает, Джим знает толк в таких делах». Несмотря на всю свою симпатию к Джимми, добиваться от него подробностей было с моей стороны как-то неловко.

Я перестал опасаться, что он вдруг передумает, только когда мы сели наконец в самолет. Айрон сопровождал нас, Бобби улетел днем раньше, чтобы решить проблему с машиной и мотоциклом, которым Крис продолжает непрерывно бредить, уверяя меня, что он ни за что не откажет себе в удовольствии еще раз пережить наш опыт с поездкой в замок. Все предприятие сохраняется в строжайшем секрете ото всех, включая и ребят из группы, за исключением Джимми. Ему, вероятно, хотелось бы к нам присоединиться, но, похоже, Крис был против категорически.