Третий собеседник представлял собой еще большую загадку. Он был молод, почти подросток, но волосы у него были седые, а губы постоянно кривились в злобной ухмылке. Саймон перевел взгляд ниже и увидел то, что и ожидал — словно какой-то инстинкт подсказал ему, — еще один кейс. Сделанный из крокодиловой кожи, этот кейс был самым большим.
Странноватые какие-то, подумал Саймон. Он никогда не видел таких, за все свои бесчисленные поездки в Китай. Он сунул журнал в портфель и встал, желая держаться от этой компании подальше.
Как только он поднялся, все трое одновременно повернули головы в его сторону и улыбнулись. В их улыбках было что-то весьма неприятное: все трое показывали плотно сжатые зубы, растягивая губы так, что обнажались десны. Они напоминали детей, которых заставляют улыбаться в объектив фотоаппарата. Саймон быстрым шагом двинулся прямо вперед, радуясь, что удаляется от них.
Согласно реконструкции событий, выполненной Комитетом общественной безопасности, все происшедшее сразу после этого заняло ровно пятнадцать секунд, однако в реальности Саймону показалось, что эти секунды растянулись на целый час.
Сначала он услышал у себя за спиной пронзительный крик и замер на месте. Обернувшись, он увидел, что трое мужчин, держась цепочкой, торопливо направились к стойке обменного пункта. Один из них, самый старший, прижав свой кейс к груди, щелкнул замками и извлек автомат.
Кто-то крикнул:
— Ложись!
Здание аэропорта мгновенно превратилось в сумасшедший дом. Эхо криков отдавалось от стен, люди сбивали друг друга с ног. Саймон увидел, как какая-то женщина, схватив своего ребенка, бросилась бежать, но споткнулась и упала на пол, всем своим весом придавив малыша. Где-то высоко над головой Саймона завыла сирена.
Последовала команда:
— Все на пол!
В мозгу у Саймона вихрем пронеслись обрывки сведений из прочитанных когда-то газетных статей: «Бейрут… Афины… угонщики самолетов…»
Мужчина в форме Комитета общественной безопасности схватил его за руку.
— Ложись! — повторил он Саймону на английском и, внезапно выбросив вперед ногу, подбил Саймона под лодыжку. Падая, Саймон приземлился прямо подбородком, хрустнувшим от удара о кафель. Он почувствовал, как рот его наполняется кровью, потекшей из прикушенной щеки. Шум вокруг стоял невыносимый. Женщины и дети визжали и плакали, мужчины кричали, раздавались свистки. А Саймон, словно жертва ядерного нападения, ожидающая после вспышки взрыва неизбежного прихода ударной волны, ждал грохота автоматных очередей и пороховой вони.
Внезапно разом настала тишина, смолк даже вой сирены. Спустя секунду столичный аэропорт стал местом убийства.
Тот человек из троих, первым привлекший внимание Саймона, проскочил всего в нескольких шагах от него, за ним следовали двое других. Он вскинул автомат и выпустил очередь примерно из двадцати патронов. Оглушенный, Саймон закрыл уши руками, застонав от ужаса. Очередь за очередью оглашала гулкое и просторное помещение терминала, словно в замкнутом пространстве грохотали пневматические отбойные молотки. К горлу Саймона подступила тошнота.
Стрельба вдруг прекратилась, и Саймон не смог удержаться от того, чтобы не поднять голову. В это мгновение бандит, находившийся справа, поднял свой автомат. В короткий миг, перед тем как он открыл огонь, Саймон успел бросить взгляд на кассира, сидевшего за стойкой обменного пункта. По выражению его лица Саймон догадался, что бедняга не успел почувствовать ни страха, ни боли. Он был просто удивлен, когда очередь попала в стекло, находившееся прямо перед его лицом, и зеленоватая стеклянная панель мгновение дрожала, а потом в самом верху появилась трещина, быстро пробежавшая по всему стеклу, и оно, разлетевшись на куски, посыпалось на пол. В самом центре панели появилась большая дыра с зазубренными краями. Кассир успел лишь открыть рот, словно собираясь закричать, и поднял руку, прикрывая ею лицо, но уже начал заваливаться на бок. В виске сквозило красное отверстие, и кровь вместе с мозгами брызнула на зеленую стену позади, образовав причудливой формы пятно, от которого вниз побежали струйки — одна длинная и две покороче, — будто кто-то плеснул на стену малиновую краску.
Стрельба прекратилась, и в зале ожидания стало тихо, как в церкви. Трое грабителей подошли к разгромленному обменному пункту, выбили рукоятками автоматов остатки застекления и забрались внутрь. Предводитель пошарил под стойкой и швырнул сообщникам три тяжелых мешка с деньгами. Затем они пересекли зал ожидания и направились к выходу.
Неожиданно один из грабителей обратил внимание на Саймона, смотревшего на них почти в упор. Он схватил главаря за руку и указал на Саймона. Все трое остановились и повернулись к беспомощно наблюдавшему за ними человеку. Тот, что был в шляпе, пробормотал что-то себе под нос и оттянул назад затвор автомата. Саймон видел, как поднимается ствол, и его мозг по какой-то странной иронии судьбы интенсивно заработал, фиксируя все детали. Саймон наблюдал, как приближалась его смерть. Черное отверстие ствола казалось неправдоподобно маленьким, для того чтобы пропустить через себя такую смертоносную штуку, как пуля. Оно было окружено тремя концентрическими кругами, глубоко впечатанными в металл. Но, к удивлению Саймона, грохота очереди не последовало — в него не выстрелили.
Саймон поочередно встретился взглядом с пустыми, ничего не выражавшими глазами террористов. Те смотрели на него сверху вниз. Никто не проронил ни слова. Шла четырнадцатая секунда налета.
Ху Чуанмэй плотно сложила ладони и пробормотала несколько слов. Костяшки ее пальцев, покрытых пигментными пятнами, были острые, как вязальные спицы. Она разжала ладони, и старинные монеты, звеня, упали на стол. Она прищурилась, приблизив лицо к столу.
— Земля поглотила воду! — воскликнула она. — Войско! — Старая женщина подняла лицо от стола и запела, адресуя свои слова потолку:
Войско. Войско должно обладать упорством
И иметь сильного предводителя.
Благо, везение и нет вины.
Она перевела взгляд на заместителя начальника Центральной разведки Китая, сидевшего напротив, и выдохнула:
— Читай!
Сунь Шаньван открыл «Ицзин».
Для Ху Чуанмэй, знавшей тексты гексаграмм из Книги гаданий наизусть, это был всего лишь ритуал, но все должно было делаться как положено. Сунь нашел нужное место и начал читать:
В земле есть вода,
Символизирующая войско.
Вышестоящий приумножает своих последователей,
Благодаря милосердию снисходит к народу.
Чуанмэй одобрительно кивнула и сказала:
— Шестерка в пятой позиции.
Сунь Шаньван вел пальцем по странице, пока не нашел нужные строки:
Шесть вместо пяти: поля в запустении.
Почетно схватить это и не позорно.
Старшему сыну должно возглавить войско.
Младший таскает трупы.
Продолжение таит опасность.
Он захлопнул книгу, и в комнате наступило долгое молчание. Огромное помещение знавало лучшие времена. Но ныне пейзажи картин, выполненные в жанре парковых сцен, потускнели от времени. Расписанные еще при императоре стены изобиловали вселяющими покой и умиротворение сценками. Фигурки людей, нарочито уменьшенные в размере, подчеркивали незначительность человека по сравнению с природой. В комнате стоял длинный стол черного дерева. Высокие окна выходили на живописное озеро. Ху Чуанмэй и Сунь Шаньван сидели с торцов, друг напротив друга. Во главе стола, опершись спиной на подушку, восседал начальник Центральной разведки Китая, очень старый человек, замерший, уставившись на дальнюю дверь. Вот он обратил свою улыбку к четвертому присутствовавшему в комнате.
