Джина чувствовала, как по шее катится пот. «Господи, как трудно сказать об этом, даже Люсиль!»

Широкая улыбка экономки стала ответом на вопрос.

— Господь вас благослови, — торжествующе произнесла она, чувствуя себя настоящей пособницей влюбленных. — А я-то гадала, скоро ли вы одумаетесь! Разумеется, нужно ему сказать. Он будет счастлив об этом узнать, клянусь!

— Вы уверены? Правда? Не хочу, чтобы он счел меня… навязчивой.

— Абсолютно уверена. Да три четверти мужчин нуждаются в том, чтобы их подталкивали и подгоняли! Помяните мои слова: хороший мужчина в наши дни — большая редкость. Если вам повезло и вы такого нашли, поблагодарите Бога и держитесь за него ногтями и зубами.

— Да пошли они все!.. — Иззи швырнула трубку в ту самую секунду, когда Джина вошла на кухню.

Катерина стояла у плиты и помешивала горячий шоколад в кастрюле.

— Моя мать — знаменитая певица. Представьте Майкла Паркинсона, который объявляет публике: «А теперь, дамы и господа, со своей последней песней «Да пошли они все!..» выступит…»

— Это был Дуг, — буркнула Иззи, не обращая на нее внимания. — Организаторы в Риме сказали, что, если не приеду завтра вечером, меня разорят неустойками.

— Понятно, — ухмыльнулась Катерина.

— И почему я не отдала тебя в приют?.. — беззлобно огрызнулась Иззи.

Джина, сев за кухонный стол, вмешалась.

— Все действительно так ужасно? — осторожно спросила она, на тот случай если Иззи обрушится и на нее. — А я думала, тебе очень хочется в Рим.

Иззи измучилась. Долгая изнурительная работа в студиях звукозаписи, неделя за неделей, отняла у нее все силы. Десятки интервью прессе и на телевидении истощили ее душевно, поскольку всегда нужно было думать о том, как бы неляпнуть что-нибудь не то. Постоянное совершенство дается нелегко, особенно когда каждый интервьюер заводит разговор о Тэше Янсене. Иззи устала улыбаться и быть дипломатичной, устала работать, порой до ночи, со своим великолепным, но невероятно требовательным продюсером. Единственное, что не причиняло ей мучений, — так это мысли о поездке в Рим, где она давно мечтала побывать. Но гастроли пришлось отменить, когда Джина заболела.

«И это вся благодарность, — с негодованием подумала Иззи. — За столь великую жертву, за обещание ухаживать за больной. Теперь Джина сидит напротив, с накрашенными фиолетовым глазами, и удивляется, отчего я не поехала».

— Не сердись, — пролепетала Джина, удивленная раздражением Иззи. — Я всего лишь пытаюсь помочь.

— Ты больна, — отрезала Иззи. — Мне казалось, именно я должна тебе помогать.

Джина, наконец, все поняла и просияла.

— Ты действительно помогла! — воскликнула она с благодарностью. — Но довольно жертв! Нельзя допустить, чтобы итальянцы подали на тебя в суд. Со мной все будет в порядке! Честное слово. В конце концов, ты едешь всего на несколько дней.

— Да, но за несколько дней может случиться многое, — вмешалась Катерина, пробуя с ложки шоколадную тянучку.

Иззи после слов Джины немного успокоилась:

— Например?

— Мама, я тебя знаю. Ты можешь отправиться в Италию на гастроли и выйти там замуж… — Выкатив глаза для пущего эффекта, Катерина торжественно добавила: — …за красавца адвоката, который требовал от тебя выплатить неустойку.

В последний раз, когда она собирала вещи для поездки в Рим, все закончилось сексом с Сэмом на крышке чемодана.

Иззи сочла иронией судьбы то, что Джина выбрала именно этот вечер и именно эту минуту для своего невероятного признания.

Разница, разумеется, была в том, что на сей раз Иззи не радовалась.

— …Понимаю, это звучит глупо, но… я действительно его люблю, — закончила Джина, пока Иззи машинально продолжала собираться. — Господи, какое облегчение, что могу сказать это тебе! Ты тоже думаешь, что я спятила?

Иззи, ненадолго лишившись дара речи, покачала головой. Разве можно назвать безумием любовь к Сэму Шеридану, если сама она впала в тот же грех? И теперь Иззи отчаянно жалела, что заставила его держать их роман в секрете.

— Вещи нужно заворачивать в бумагу, — вежливо заметила Джина, рассматривая беспорядочную груду одежды, торчащей из-под крышки. — Иначе все помнется.

— М-м-м…

— Случившееся заставило меня переосмыслить свою жизнь. Особенно теперь, когда, возможно, осталось не так уж много.

— Не говори так, — строго сказала Иззи.

— Я просто пытаюсь объяснить, — продолжала Джина, надеясь, что Иззи поймет. — Когда ты чего-нибудь хочешь, обязательно добиваешься, и я всегда восхищалась тобой. И вот ты здесь, счастливая и преуспевающая, у тебя есть все, о чем мечтала. Поэтому я решила последовать твоему примеру. Я люблю Сэма, он тот, кого я хочу. Раньше я бы не решилась поговорить с ним, но теперь знаю: жизнь слишком коротка и медлить некогда. — Джина пожала плечами с напускной смелостью. — Самое худшее, что он может сделать, — отвергнуть меня.

«Не отвергнет, — подумала Иззи, и в животе у нее словно стянулся тугой узел. — Потому что у тебя опухоль мозга и Сэм — практически твое последнее желание. Так что у него вряд ли есть выбор».

Мысль о том, что она сама виновата, не подняла Иззи настроение. Ночью ей приснилось, будто во время этого жуткого разговора она сказала Джине, что они с Сэмом любят друг друга. Джина, в крайнем расстройстве чувств, утопилась в поросшем водорослями пруду, а Сэм ледяным тоном сообщил Иззи, что Джина была единственной женщиной, которую он любил по-настоящему.

Все выглядело очень печально. Иззи проснулась в слезах и поняла, что реальность не менее безнадежна. Джина умоляла Иззи сказать, что она права, и той пришлось согласиться. Как можно отказать подруге в последнем шансе на счастье, если та целый год страдала от горя и отчаяния?

Было бы гораздо проще не встречаться с Сэмом и не делать вид, что все в порядке, но даже в этом маленьком облегчении Иззи было отказано. По чистой случайности неотложная деловая встреча помешала ему накануне приехать к Джине, и когда он позвонил с объяснениями, она рассказала о скором отъезде Иззи. У той не осталось выбора, когда Джина радостно сообщила, что Сэм заедет за ней в половине десятого утра и отвезет в аэропорт.

Было невероятно прекрасное ноябрьское утро, с солнцем и инеем, точно в диснеевском мультфильме. Все еще во власти недавнего сна, Иззи смотрела в окно на блистающую белизну Гайд-парка и даже не заметила, что Сэм притормаживает.

— Что? — испуганно спросила она, когда он выключил зажигание.

— Я хотел спросить то же самое, — сухо ответил Сэм, потянулся к ней, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу. — Идем, немного прогуляемся.

Решив, что в Риме будет теплее, Иззи надела полосатый зелено-розовый блейзер поверх короткого платья и вздрогнула, когда в машину ворвался ледяной порыв ветра, но Сэм протянул ей свою кожаную куртку и жестом велел выходить.

— Может, объяснишь, в чем дело? — спросил он, когда они несколько минут прошли молча.

Иззи неуверенно засмеялась.

— Мне холодно.

— Ты ведешь какую-то игру. И я желаю знать, какую и зачем.

«А я хочу сказать тебе кое-что большее, — с грустью подумала Иззи. — Но не могу, потому что это значит предать доверие Джины. Это несправедливо. А главное, жестоко».

— Послушай. — Она засунула руки поглубже в карманы куртки и ускорила шаг, чтобы избежать его пристального взгляда. — Я ни во что не играю. Я много думала о том, что… случилось между нами, и теперь понимаю, что это была ошибка.

— Ну, конечно. — В голосе Сэма прозвучали нотки горечи и сарказма. — Конечно, ошибка. Самая большая. Я уже подумывал сходить к психологу…

— Только не начинай, — потребовала Иззи. — Я пытаюсь объясниться, только и всего, и ты не упрощаешь мне задачу.

Он взял ее за плечо и остановил. Замерзшие листья хрустнули под ногами.

— Но я не желаю слушать. Так зачем же облегчать тебе задачу?