— Это было не смущение, диди. Все считали, что я уже засиделась в невестах, и вдруг свадьба! Мои подруги дразнили меня. Я ни разу не посмотрела в его сторону, боялась, как бы не подумали, что я очень рада выйти, наконец, замуж. Мне казалось оскорбительным даже в глубине души чувствовать интерес к нему. И сейчас я горько расплачиваюсь за это.
Комола помолчала, а затем снова заговорила:
— Тебе уже известно, что после свадьбы мы потерпели на Ганге крушение, ты знаешь, как мы спаслись. Когда я рассказала тебе об этом, я еще не знала, что человек, который спас меня и в дом которого я попала, не был моим мужем.
Шойла вскочила, бросилась к Комоле и прижала ее к себе.
— Бедная ты моя! Теперь я все понимаю. Какое огромное несчастье!
— Что и говорить, диди. Ужасно, что всевышний спас меня только для того, чтобы подвергнуть новым мукам.
— А Ромеш-бабу тоже ни о чем не догадывался?
— Однажды в Калькутте, когда он назвал меня Сушилой, я спросила его, почему все в доме так меня называют, когда мое имя Комола. Теперь я догадываюсь, что тогда он, по всей вероятности, и понял свою ошибку. Как только я вспоминаю дни, проведенные с ним, мной овладевает стыд.
Комола замолчала. Но мало-помалу Шойлоджа узнала от нее всю ее историю.
— Сестра, судьба твоя ужасна! Однако я невольно думаю, какое счастье, что ты попала к Ромешу-бабу, — сказала Шойла. — Что ни говори, а мне жаль его. Но сейчас постарайся заснуть, Комола. Уже очень поздно. От слез и бессонницы ты прямо почернела. Завтра решим, что делать.
На следующий день Шойлоджа взяла у Комолы письмо Ромеша, вызвала отца в свою комнату и вручила ему это послание. Чокроборти надел очки, внимательно прочитал его, затем сложил письмо, снял очки и обратился к дочери:
— Так… Что же теперь делать?
— Отец, Уми уже несколько дней, как простудилась и кашляет. Не позвать ли нам доктора Нолинакху? О нем и его матери столько говорят в Бенаресе, а я еще ни разу его не видела.
Доктор пришел. Шойле не терпелось поскорей взглянуть на него.
— Идем, скорее идем, Комола, — торопила она.
В доме Нобинкали Комола, желая увидеть Нолинакху, забыла обо всем. Здесь же от смущения она не могла заставить себя даже сдвинуться с места.
— Слушай, несчастная, я тебя уговаривать не стану, — говорила Шойла. — На это нет времени. Болезнь Уми только предлог, и доктор не будет задерживаться. Я не успею посмотреть на него, если буду возиться с тобой.
И Шойлоджа потащила Комолу к дверям комнаты, где находился Нолинакха.
Нолинакха осмотрел Уми, прописал лекарство и ушел.
— Ну вот, Комола. После всех твоих горестей всевышний ниспослал тебе, наконец, радость, — сказала Шойла после ухода доктора. — Наберись немного терпения. Скоро все устроится. А пока мы будем регулярно приглашать доктора к Уми, так что ты сможешь его видеть.
Через несколько дней, выбрав время, когда Нолинакхи не было дома, дядя пришел к нему.
На слова слуги, что доктора нет, дядя сказал:
— Но ведь госпожа-то дома! Пойди доложи ей, что ее хочет видеть один старый брахман.
Сверху, от Хемонкори, последовало приглашение.
— Мать, своим благочестием вы славитесь на весь Бенарес, — сказал он, приветствуя почтенную женщину. — И я пришел засвидетельствовать вам свое уважение. Другой цели у меня нет. Моя внучка заболела, и я хотел бы пригласить вашего сына к ней. Но оказалось, что его нет дома. Тогда я решил, что не уйду, пока не увижу вас.
— Нолин сейчас вернется. Подождите немного, — предложила Хемонкори. — Уже поздно, я прикажу покормить вас.
— Чувствую, что вы не отпустите меня без угощения, — ответил дядя. — Люди всегда узнают во мне любителя вкусно поесть. Все, кто меня знает, прощают мне эту слабость.
Хемонкори с радостью угощала дядю.
— Приходите ко мне завтра на обед, — пригласила она. — А сегодня я не могла хорошо угостить вас, так как не ждала вашего прихода.
— Когда у вас будет что-нибудь вкусное, вспомните старого брахмана, — шутил дядя. — Кстати, я живу недалеко от вас. Если хотите, я возьму с собой вашего слугу и покажу ему свой дом.
Теперь дядя часто навещал Хемонкори и вскоре стал своим человеком в ее доме.
Во время одного из его посещений Хемонкори позвала к себе сына и оказала ему:
— Нолин, ты не должен брать с господина Чокроборти деньги за лечение.
— Он готов выполнить желание своей матери раньше, чем она его выразит, — рассмеялся дядя. — Ваш сын — благородный человек: узнает бедняка о первого взгляда.
В течение нескольких дней дядя о чем-то шептался с дочерью и, наконец, однажды утром оказал Комоле:
— Сегодня мы с тобой пойдем купаться на Дошашомедх-Гхат.
— А ты, диди, пойдешь? — спросила Комола Шойлу.
— Нет, дорогая, Уми сегодня нездоровится.
После купанья дядя повел Комолу другой дорогой.
Пройдя немного, они увидели пожилую женщину.
Она медленно шла, неся кувшин, наполненный водой из Ганга.
— Дорогая, поздоровайся с этой женщиной, — сказал дядя, обернувшись к девушке. — Это мать нашего доктора.
Комола от неожиданности вздрогнула. Она с глубоким почтением взяла прах от ног матери Нолинакхи.
— Кто эта девушка? Какая красавица! Прямо сама богиня Лакшми! — восхищалась Хемонкори, подняв покрывало, закрывавшее лицо Комолы, и разглядывая ее смущенное лицо. — Как тебя зовут, девочка?
Комола собралась было ответить, но дядя перебил ее:
— Имя ее Харидаси. Это дочь моего двоюродного брата. Она сирота и живет с нами.
— Не навестите ли вы меня, господин Чокроборти? — предложила Хемонкори. — Пойдемте ко мне сейчас.
В доме Хемонкори дядя уселся в кресло, а Комола опустилась рядом на пол.
— Моя племянница очень несчастна, — заговорил дядя. — На следующий день после свадьбы муж ее решил стать санниаси и покинул ее. После этого она с ним не встречалась. Единственное ее желание — посвятить себя служению богам и поселиться в Бенаресе. Но я живу не здесь, у меня служба, я должен работать, чтобы прокормить семью. И у меня нет возможности устроиться здесь вместе с ней. Вы бы очень выручили меня, если бы согласились оставить ее в своем доме. Она была бы для вас вместо дочери. Если же вам будет неудобно, вы всегда сможете отослать ее ко мне, в Гаджипур. Но я уверен, через дня два вы поймете, что она истинная жемчужина, и не захотите расстаться с ней и на минуту.
— Что ж, я согласна, — сказала Хемонкори, так как предложение дяди пришлось ей по душе. — Буду рада оставить у себя такую девушку. Много раз я пыталась взять на воспитание какую-нибудь чужую девочку прямо с улицы. Но они не могли привыкнуть ко мне. Теперь я получила Харидаси. Вы можете быть вполне спокойны за нее. Вам, конечно, от многих доводилось слышать о моем сыне Нолинакха. Он — прекрасный сын, но, кроме него, у меня никого нет.
— Все знают Нолинакху-бабу, — заверил ее дядя. — И я рад, что он находится при вас. Я слышал, что с тех пор, как утонула его жена, он живет почти отшельником.
— Что было, то прошло, — отвечала Хемонкори. — Лучше не вспоминайте о том случае. Дрожь охватывает меня, когда я о нем думаю.
— Раз вы согласны, я оставляю Харидаси у вас. А теперь разрешите откланяться. Иногда я буду навещать ее. У Харидаси есть старшая сестра, — она зайдет познакомиться с вами.
Когда дядя ушел, Хемонкори подозвала Комолу:
— Подойди ко мне, дорогая. Дай я посмотрю на тебя. Ты еще совсем дитя. Бросить такую красавицу! Есть же каменные души на свете! Молю судьбу, чтобы он вернулся. Всевышний не для того дал тебе красоту, чтобы она пропадала зря.
Старая женщина взяла Комолу за подбородок и поцеловала ее.
— Здесь у тебя не будет сверстниц. Не заскучаешь ли ты со мной? — спросила она.
— Нет! — ответила Комола, подняв на Хемонкори свои большие кроткие глаза.
— Не могу придумать, чем бы тебя занять на весь день, — продолжала Хемонкори.
— Я буду для вас работать.
— Ах ты, маленькая негодница! Работать на меня! У меня на свете один-единственный сын, да и тот живет, как санниаси. Хоть бы раз сказал он мне: «Мама, мне нужно то-то и то-то… Я хотел бы съесть вот это» или «мне это нравится». Как я была бы тогда довольна и ни в чем не стала бы ему отказывать. Но он ни разу не сделал так. Он совсем не оставляет себе денег, которые зарабатывает, и скрывает от всех, что помогает беднякам. Дорогая, ты будешь рядом со мной круглые сутки, и я хочу предупредить заранее, что тебе надоест слушать, как я хвалю сына. Но к этому придется привыкнуть.
