Вне моей памяти в Изваре была сельскохозяйственная школа. Остатки библиотеки ее еще оставались в запыленных шкафах. Была там „Королевна Ингигерда“, был там „Изгой“, был „Айвенго“ (называвшийся тогда „Ивангое“), был там и Гоголь.

Тот, кто описывал душу Катерины, кто так умел навсегда вложить в память описания величия природы, кто, подобно турниру Вальтера Скотта, живописал битву запорожцев и кто понимал значение портрета, тот знал и мог многое. Может быть, Гоголь случайно оказался в поле зрения. Но не случайны магниты. Захоронены они так, чтобы на определенных путях можно бы к ним прикоснуться и укрепиться ими… Итак, первые курганные находки, красочные и рельефные карты и образы Гоголя… Разве не навсегда приблизилась история и очарование старинных культур? Разве не для многого вооружила география с ее такими практическими, настойчивыми заданиями? И разве многообразное, но единосущное дарование великого Гоголя, разве оно, как в высоко духовных взлетах, так и в улыбке быта, разве оно тоже не дало посох прочный и легкий?..»^[15]

В школе Н. К. Рерих приобщился и к литературному творчеству. В «Охотничьей газете» стали постоянно появляться литературные зарисовки Николая под названием «Из Царскосельского уезда Петербургской губернии».

БЛАГОСЛОВЕНИЕ ОТЦА ИОАННА КРОНШТАДТСКОГО[16]

«Мы жили тогда на Васильевском острове, как раз против Николаевского моста. Окна выходили на Неву, а с другого угла была видна набережная до самого Горного института, — вспоминал Николай Рерих. — По этой набережной издалека замечалась заветная, жданная карета, и торопливо-заботливо проносилось по дому: „идет“, „приехал“. И опять входил благостно улыбающийся, как бы пронизывающий взором, отец Иоанн и благословлял всех, сопровождая благословения каждому каким-то особым, нужным словом. Кому-то Он говорил: „Радуйся“, кому-то: „Не печалуйся“, кому-то: „В болезни не отчаивайся“. Все эти быстрые слова имели глубочайшее значение, открывавшееся иногда даже через продолжительное время.

Затем говорилось: „Помолимся“. После чего следовало то поразительно возвышающее служение, которое на всю жизнь не забудет тот, кто хоть однажды слышал и приобщался ему. Поистине, потрясающе незабываема была молитва Господня в устах отца Иоанна. Невозможно было без трепета и слез слушать, как обращался этот Высокий Служитель к самому Господу с такою верою, с таким утверждением, в таком пламенном молении, что Священное Присутствие проникало все сердца.

Продолжением того же священного служения бывала и вся трапеза с отцом Иоанном. Мы, гимназисты от самых первых классов, а затем и студенты, навсегда вдохновлялись этим особо знаменательным настроением, которое продолжает жить нестираемо десятки лет — на всю жизнь. Тут же за трапезой происходили самые замечательные указания и прозрения. Часто говорилось: „Пусть ко мне придет такой-то — нужно будет“. А затем, через многие недели, слушавшие понимали, зачем это было нужно. Или: „Давно не видал такого-то“, и через некоторое время все понимали, почему проявлялась такая забота. Помню, как однажды отец Иоанн подозвал меня, тогда гимназиста младших классов, и, налив блюдечко старого портвейна, дал выпить из своих рук. Когда же моя матушка заметила, что „он у нас вина не пьет“, то отец Иоанн сказал: „Ничего, ничего, скоро нужно будет“. А через две недели у меня открылся тиф, и при выздоровлении врач предписал мне для подкрепления сил именно этот старый портвейн. Также всегда помню благословение отца Иоанна на изучение истории и художества и неоднократные заботы о болезнях моих, которым я был подвержен в школьные годы. Одно из последних моих свиданий с ним было уже в Академии художеств, когда, теснимый толпою, почитаемый пастырь после литургии проходил залами академического музея. Увидев меня в толпе, он на расстоянии благословил и тут же, через головы людей, послал один из своих последних заветов»[17].

Отношение Н. К. Рериха к отцу Иоанну было трепетное — так воспитала его мать, бесконечно почитавшая этого святого православного подвижника.

Последнее благословение протоиерея отца Иоанна Кронштадтского Н. К. Рерих хранил все свои годы.

Еще со школьных лет у Николая Рериха обнаружились «всякие легочные непорядки». Затем они перешли в долгие бронхиты, в «ползучие пневмонии», и все эти невзгоды мешали посещению школы. Как только осенью Рерихи возвращались из своего имения Извара в Петербург, Николая начинали мучить нескончаемые простуды. Наконец, после третьего класса гимназии домашний доктор, призадумавшись, серьезно сказал, что для выздоровления ребенку «нужно и зимою ездить в деревню, пусть приучается к охоте. В снегах и простуду как рукой снимет».

Родные Николая прислушались к рекомендациям домашнего врача. В это время управляющим в Изваре был Михайло Иванович Соколов, «почти что Топтыгин по виду и по своей любви к охоте и лесу». Открылась совершенно новая страница детства Николая: много ходили на лыжах, выслеживали зверя, посылали лесничих выведать медвежьи берлоги. Мальчику вся обстановка охоты казалась какой-то сказкой, особенно если рядом был Михайло Иванович. Простуда действительно отступила. Петербургская «Охотничья газета» продолжала печатать заметки молодого гимназиста.

«Из Царскосельского уезда, Петербургской губернии.

Выпал, было, снежок, да почти уже весь и сошел. По первой пороше было много зайцев, лисиц и волков; также видели следы рысей и лосей. Особенно много лисиц и волков; смелость последних доходит иногда до крайних пределов; так, например, в конце октября волки чуть не со двора стащили годовалую телушку. Ни одна собака не смеет вечером выйти за деревню.

Также довольно много в этом году белок, но ими наши промышленники как-то пренебрегают. Тетеревов много; егеря говорили, что видали стада штук в 20 и больше.

Серых куропаток тоже много, и они иногда громадными стадами подходят вплотную к жилищам.

Крякв порядочно по незамерзшим водам.

Замечательно в нашем уезде преобладание русака; беляк попадается все реже и реже…»[18]

В мае 1893 года Н. К. Рерих сдавал выпускные экзамены в гимназии. Из своих восемнадцати — девять лет Николай провел вместе с учениками и преподавателями Gymnasium und Handelsschule von К. May. На экзамене Николай Рерих хорошо отвечал по геометрии, алгебре, тригонометрии, но когда очередь дошла до простой арифметики, то он не смог сказать ни слова, абсолютно ничего не вспомнил. Учитель, хорошо знавший его по классу, говорил:

— Ну, хоть что-нибудь скажите.

Николай не произнес ни звука, от волнения все позабыл. Наконец учитель стал диктовать ему задачу, потом продиктовал решение. И Николай настолько разволновался, что, написав на доске ответ, спросил учителя:

— Ну а теперь, что дальше?

Сдавать экзамены Николаю Рериху и его товарищам было трудно, так как добродушный, всегда поддерживающий своих учеников в трудную минуту Карл Иванович Май, по болезни, оставил пост директора гимназии, и экзамены проходили под пристальным вниманием государственных инспекторов.

Но вскоре все переживания были позади, и пусть на выпускных экзаменах Николай Рерих получил по математике — три, по Закону Божьему — четыре, по русскому языку и словесности — три, по латинскому, греческому и немецкому языкам — четыре, а по истории — пять, зато теперь он стал одним из «Майских жуков» (так называли выпускников гимназии), которому суждено будет завоевать весь мир своим искусством.

После окончания гимназии юный Рерих видел себя только художником или литератором, но никак не хотел связывать свою судьбу с карьерой юриста. Однако отец, считая Николая самым способным из своих сыновей, собирался именно ему передать нотариальную контору. Поначалу Николай хотел поступать на исторический факультет Петербургского университета, но отец был категорически против этого. Пришлось уступить и пойти все же на юридический факультет, правда, с условием, что параллельно он будет поступать и в Академию художеств. Явившись первый раз в академию, с написанным заранее, каллиграфическим почерком, заявлением, Николай Рерих оказался у секретаря приемной комиссии, который тут же умерил пыл восторженного юноши. Исчеркав заявление о приеме, он долго объяснял, что ему еще предстоят труднейшие вступительные экзамены, и, чтобы в дальнейшем избежать многочисленных вопросов, выдал Николаю правила приема в академию.