После праздников они вернулись в Петербург, а вскоре вновь засобирались в Финляндию, так как в Сердоболе арендовали имение в Юхинлахти на Ладожском озере.

В начале 1917 года Рериха прочили в министры изящных искусств, но «ползучая пневмония» опять заставила Николая Константиновича выехать в Карелию. Позже Рерих с ностальгией вспоминал те времена, когда пересекать границу было очень просто, да и Финляндия была частью России.

«Когда в декабре тысяча девятьсот шестнадцатого года мы, по моей болезни, выехали в Финляндию, странно вспомнить теперь, как легко и естественно тогда на паспорте оказался штемпель Выборга. Потом надолго мы вообще забыли о паспортах, ибо оказалось, что мое имя было лучшим паспортом».

Русская революция накрыла многих своей пенистой волной и утянула в море противоречий и взаимного непонимания. Н. К. Рерих, как и многие деятели культуры, воспринял октябрьские события сначала с воодушевлением, а потом с горьким разочарованием. До конца жизни эти два отношения к Советской России пересекались в душе художника, рождая то надежду на преобразование или возрождение былых культурных ценностей, то полное неприятие той социалистической системы, которая установилась в России.

Участвовал ли Рерих в революции? Однозначно на этот вопрос не ответишь. 8 марта 1917 года Рерих вместе со своими товарищами по «Миру искусства» подписал воззвание Комиссии по Делам Искусств при Исполнительном Комитете Совета рабочих и солдатских депутатов:

ВОЗЗВАНИЕ

Комиссия по Делам Искусств при Исполнительном Комитете Совета рабочих и солдатских депутатов

Граждане! Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит всему народу.

Граждане, берегите это наследство, берегите дворцы, они станут дворцами вашего всенародного искусства, берегите картины, статуи, здания: это — воплощение духовной силы вашей и предков ваших.

Искусство — это то прекрасное, что талантливые люди умели создать даже под гнетом деспотизма, и что свидетельствует о красоте, о силе человеческой души.

Граждане, не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы: все это — ваша история, ваша гордость. Помните, что все это — почва, на которой вырастает ваше новое народное искусство.

М. Горький, Н. Рерих, А. Бенуа, М. Добужинский[171].

Появлению этого воззвания предшествовало несколько собраний на квартире писателя Максима Горького. Подробно об этих встречах рассказывал художник П. И. Нерадовский:

«Четвертого марта А. М. Горький пригласил к себе на квартиру 50 художников, архитекторов и общественных деятелей.

Когда я вошел к Горькому, он стоял посреди комнаты с группой пришедших, рядом с ним Ф. И. Шаляпин, который серьезно слушал Алексея Максимовича, и М. Ф. Андреева. Во всю комнату был накрыт чайный стол, в конце которого кипел самовар… Приглашенные все больше наполняли комнату, продолжая разговоры, начатые в передней при встрече. Среди собравшихся я увидел художников Александра Бенуа, Билибина, Добужинского, Петрова-Водкина, Рериха, архитекторов Фомина, Щуко, потом вошли певец Ершов, художник Нарбут и другие… Чтобы начать общую беседу, для которой все собрались, А. М. Горький предложил всем сесть за стол. Когда уселись, Горький встал и сказал о задачах настоящего совещания. Он говорил о необходимости создать организацию, которая ведала бы охраной памятников искусства и старины, всех исторических памятников, ставших отныне достоянием народа; о необходимости сейчас же выбрать комиссию, которой поручить безотлагательно составить воззвание ко всем гражданам с призывом беречь памятники истории и искусства, затем обратиться в Совет рабочих и солдатских депутатов с заявлением о содействии. За чаем началась общая беседа, на которой обсуждались разные предложения, после чего выбрали комиссию. Поручили ей составление текста воззвания, с которым решено было направить делегацию в Смольный».

Уже 6 марта комиссия, почти в полном составе, была принята Советом рабочих и солдатских депутатов Петрограда. Было составлено «Воззвание о сохранении произведений искусства», проект воззвания о сохранении художественного наследия в этот же вечер подписал Исполком Петросовета. А через день его опубликовали в «Известиях Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»[172]. 13 марта комиссия была утверждена Исполкомом Совета рабочих и солдатских депутатов под названием «Комиссия по вопросам искусства», а Временным правительством — как «Особый совет по делам искусств».

Рерих, находясь в Карелии, написал Александру Бенуа об этой комиссии, которая должна была, среди прочего, заняться и реорганизацией школы Общества поощрения художеств, директором которой был Николай Константинович: «Неужели опять вернуться к культурному безразличию? Неужели можно думать о свободной жизни без знания, без радости искусства? Спуститься ли искусству до толпы, или же властно поднять толпу до найденных пределов искусства? Скоро ли искусство нужно будет толпам? Я верю человечеству, но всегда боюсь толпы. Сколько над толпой противоречивых, злых эманаций. Так много вредного, нечеловеческого. Творим картины, но, может быть, надо сидеть в Комиссиях? Кто знает? Письмо твое мне многое напомнило из наших сидений. Неужели опять будем сидеть?»[173]

Для Рериха комиссия превратилась в безнадежное предприятие. А начиналось все действительно хорошо. Николай Рерих оказался среди руководителей «Особого совета по делам искусств при Комиссаре над бывшим Министерством двора и уделов». Председателем был избран А. М. Горький, товарищами председателя, то есть первыми заместителями — А. Н. Бенуа и Н. К. Рерих. Однако в состав особого совещания вошли титулованные особы и бывшие руководители государственных художественных учреждений, среди них были и великий князь Константин Константинович Романов, писавший стихи под псевдонимом К. Р., и бывший вице-президент Академии художеств граф И. И. Толстой, а также Г. В. Плеханов и Д. С. Мережковский. Уже по составу было понятно, что просуществовать эта организация долго не сможет.

Совет был разбит на секции, в трех из которых состоял Н. К. Рерих: секция «по художественному образованию», «законодательная» и секция «музеев и охраны памятников искусства».

Комиссия вместе с советом должна была следить за развитием художественного образования, за выставками, делами музеев, вырабатывать статьи будущего устава Ведомства изящных искусств, способствовать сохранению художественных ценностей, вырабатывать новый стиль искусства. Совет и комиссия предполагали заботиться о распространении художественных идей, они принимали решение об учреждении новых памятников и об организации новых праздников. Из канцелярии комиссара Временного правительства Н. К. Рериху, в его директорскую квартиру в дом на Мойке, стали приходить официальные пакеты с приглашением на заседания комиссий:

«Уполномоченный Советом по делам искусств для организации художественно-музейной секции его, князь В. Н. Аргутинский-Долгоруков просит Вас пожаловать на заседание секции, имеющее быть в пятницу 16-го сего июля в 9 часов вечера (Зимний дворец)».

Совет по делам искусств обсуждал множество вопросов и принимал по ним огромное количество решений, которые чаще всего не выполнялись, а если и выполнялись, то совсем не так, как этого хотели члены совета. Сплошные неразрешенные проблемы и бесконечные заседания на тему: «Об организации Комиссии для приемки дворцового имущества», «О целесообразности эвакуации художественных ценностей из Петрограда», «О запросе Совета рабочих и солдатских депутатов Петергофского района о дальнейшей судьбе сооруженного на средства рабочих, но еще не открытого памятника Александру II», «О просьбе товарища обер-прокурора Святейшего Синода о доставлении для украшения зала Синода взамен портретов особ царствующего дома картин духовного содержания, принадлежащих бывшему Ведомству Двора», «О судьбе эрмитажных коллекций и коллекций Зимнего дворца, которые передаются Эрмитажу». После многочасовых заседаний члены совета поздно вечером расходились по домам, чтобы на следующий день вновь попытаться остановить разрушение.