Это — род портшеза, где сидят, протянув ноги, как на кушетке. Несут его на плечах шестеро парней и рядом идут шестеро запасных, подпирающих „данди“ на трудных, крутых подъемах и каждый час сменяющих друг друга. Так Рерихи достигли Наггара, где на высоте двух тысяч метров им было суждено провести около двадцати лет, вплоть до самой кончины Николая Константиновича. Помню, как сейчас, как на следующее утро все встали рано, вышли на площадку перед домом, где лежал первый снег. Слегка щипал мороз, но светило яркое солнце, воздух был чудесно чист и прозрачен, как нигде, кроме Гималаев, мне не приходилось испытывать. Все чувствовали себя прекрасно, особенно Етена Ивановна, которой, после полной лишений Центрально-Азиатской экспедиции, нужно было быть очень осторожной. Врачи как раз и рекомендовали ей высокогорные условия жизни. Стоя на площадке, мы наблюдали протекающую с севера на юг реку Беас. Маленькими точками вдали казались дома в Доби, Катраине и Манали. Выше на севере красовалась двуглавая вершина, вечно покрытая снегом. Она напоминала букву „М“, как и окрестила ее, за отсутствием местного названия, Елена Ивановна.
Позднее мы вышли на прогулку по единственной пролегавшей здесь тропинке. Пройдя сколько-то к северу, мы обнаружили большой каменный двухэтажный дом, который заприметили еще накануне из долины. Дом был идеально расположен на отроге горного хребта и оказался незаселенным. Сторож-индус показал нам фруктовый сад и все постройки. Представьте наше удивление, когда мы на садовой и домашней утвари обнаружили монограмму „H. R“, т. е. английские инициалы Елены Ивановны (Helena Roerich). Потом мы узнали, что это инициалы покойного Хенри Ренника, построившего этот дом по возвращении из Бирманского похода. Постройка была солидной, каменные стены — полуметровой толщины. Теперь дом принадлежал радже Манди, однако он годами пустовал, т. е. сам раджа в такое уединенное место не заглядывал. Николаю Константиновичу и Елене Ивановне очень понравился этот дом, и они решили, что он больше всего подошел бы им для постоянного житья, тем более что несколько выше по склону находилась другая площадка со строениями, которые после реконструкции можно было бы приспособить для института „Урусвати“. Приступили к сложным и длительным переговорам с министром финансов раджи (сам раджа непосредственно такими делами не занимался). В конце виллу, носившую название „Hall Estate“, удалось приобрести вместе с близлежащим участком земли для института и довольно замысловатыми правами и обязанностями, среди которых фигурировало письменное условие между богом Джамму, британским правительством и владельцем участка и дома о пользовании водой.
Вечером Дональд показал нам прекрасную большую золоченую статую Будды, привезенную из того же похода полковником Осборном, тогда же построившим дом неподалеку. Дональд тут же намекнул, что ему она не нужна, и, конечно, Николай Константинович сразу же приобрел это прекрасное художественное изображение. Не буду отвлекаться на длинное описание поездок в Манди и торга с министром финансов. Скажу лишь, что Николай Константинович приобрел это имение, и еще до завершения купчей, в январе 1929 года, мы все торжественно переселились туда. Елена Ивановна водворила приобретенное изображение на самое почетное место в зале верхнего этажа, где кругом на стенах были развешаны ценнейшие тибетские танки, картины и художественные предметы, привезенные из Центральной Азии»[388].
Владимир Шибаев, как никто другой, подробно описал обстановку и расположение комнат в доме Рерихов в долине Кулу:
«Архитектурно дом был так прост, что его можно описать несколькими фразами. Представьте себе квадрат со стороной около 15 метров, разделенный вдоль и поперек двумя параллелями, так что средняя полоса почти вдвое шире крайних. Получается как внизу, так и наверху по девять комнат, из которых все угловые маленькие (четыре на четыре метра), средняя самая большая (семь на семь) без окон, а четыре остальных комнаты — четыре на семь метров. Вот и весь план. Вход в дом был с юга через среднюю комнату — это была передняя с лестницей наверх. Налево от передней — угловая комната — рабочий кабинет Юрия, в котором были ценнейшие книги, манускрипты, танки, изваяния, скульптура, ковры и тибетские коврики, на стульях леопардовые шкуры. От передней прямо была большая, но темноватая без окон столовая, и от нее налево, то есть на запад, — студия Николая Константиновича, а от студии направо — угловая северо-западная комната — кабинет и мой секретариат. Из нее направо, или же через другую дверь из столовой на север, была моя комната-спальня рядом с ванной в угловой комнате. Из столовой направо, то есть на восток, была кладовая, а из нее крытый проход вел в отдельную кухню. В Индии, как правило, для кухни строится отдельное помещение рядом с домом. И, наконец, последняя угловая комната, из передней направо, была комнатой Людмилы и Раи Богдановых, двух помощниц Елены Ивановны. Рядом с их комнатой была их ванная.
Наверху была как бы святая святых — самое дорогое, заветное и прекрасное место, можно сказать — музей… В центре большой, но бесколонный зал, украшенный многими танками на стенах и с большой золотой статуей Будды на полке над камином. Каминами мы не пользовались, так как комнаты отапливались керосиновыми печами. По углам стояли стол, диван и кресла, на полу громадный тяжелый персидский ковер, и у большой стоячей лампы (электричества тогда в доме еще не было) хороший американский патефон, но тоже не электрический, а старомодный заводной. В одной из верхних комнат был балкон над большой, поросшей белым клевером площадкой. В гостиной висели все новые и лучшие картины Николая Константиновича; тут же были и два больших книжных шкафа со многими уже тогда редкими русскими изданиями и манускриптами. Тут иногда, но очень редко, принимали особенно именитых гостей, хотя большей частью гостей принимали внизу, в кабинете Юрия, или с чаем в столовой, или же, если им показывались новые картины Николая Константиновича, это делалось рядом в студии.
Широкая стеклянная дверь вела из гостиной на балкон, немного шаткий, отчего мы всегда боялись выпускать на него слишком много лиц сразу. С балкона открывайся чудесный вид на всю долину, и только из угловой комнаты (кабинета Елены Ивановны) вид был еще более прекрасен — на север, на исток реки Биас и вечно белоснежную гору М. Цепь вершин на противоположном берегу Биаса была тоже порядка шести тысяч метров, и потому тоже в вечном снегу. И завершая круг комнат наверху, направо от зала, то есть на восток, была большая спальня Юрия и Святослава, а крайняя угловая — их ванная. Кстати, вода, конечно, была не проточная, а привозилась на муле из лесного родника»[389].
Перестроенное для нужд института «Урусвати» здание располагалось немного выше жилого дома, а вновь возведенный в 1932 году дом для биохимической лаборатории и помещения для сотрудников находились в более чем ста метрах в стороне, выше на крутом склоне горы. Здесь же на откосе, спускающемся к небольшой речке Чаки, были разбиты опытные плантации лекарственных растений, которыми ведал Святослав Николаевич. Юрий Николаевич с сотрудником института, ученым ламой Лобзанг Менгиюром изучали и переводили древние тибетские фармакопеи.
Добраться в дом Рерихов было всегда очень сложно. Зимой, из-за снежных заносов, сообщение часто вообще прерывалось, летом же путь от ближайшей железнодорожной станции до Наггара занимал два-три дня. И лишь в тех случаях, когда по распоряжению раджи Манди временно закрывали встречное движение, выехав из Патанкора в 6 часов утра, можно было к позднему вечеру доехать до Катрайна, откуда начиналась крутая четырехкилометровая горная дорога к дому Рерихов. У Катрайнского моста Рерихи обычно встречали гостей, чтобы проводить их к себе. На автомобиле в то время можно было добраться только до этого места, и поэтому гараж Рерихов находился внизу. Въезд на территорию виллы прикрывали низкие ворота на каменных столбах. За ними, вдоль укрепленных каменной кладкой откосов, поднималась дорожка к самому дому. Его окружал фруктовый сад, достопримечательностью которого был громадный старый деодар. Под этим великаном, на низеньком постаменте стояла старинная каменная статуя всадника Гуго Чохана. Ее нашли неподалеку в поле, и поначалу не придали этому особого значения. Однако оказалось, что это изображение одного из почитаемых покровителей здешних мест, старого раджпурского раджи Гуги-Чохана. У этой статуи и старого дерева любили фотографироваться Рерихи и их гости. Эта статуя пользовалась большой популярностью у местного населения и привлекала паломников даже с дальних окрестностей Кулу.
