Нарушив строгий приказ Фаррагата держаться точно на середине фарватера, Олден постарался как можно дальше отойти от форта Морган и сильно отклонился влево. В результате буйки, которыми были отмечены «заграждения» конфедератов, оказались справа по борту, а не слева, как предписывалось приказом Фаррагата. Только что прибывший монитор «Текумзе» с 15² орудиями следовал прямо за «Бруклином». Он пересек линию заграждений не с той стороны от буя, подорвался на мине и мгновенно затонул. Отчаянно сигналя, Олден остановился, игнорируя приказ Фаррагата «идти вперед». Весь флот северян оказался прямо под орудиями форта Морган. Олден стопорил машины, давал задний ход, поворачивал, но добился лишь того, что «Бруклин» развернуло поперек фарватера, и он полностью перекрыл дорогу следующим за ним кораблям. Он словно нарочно подставил своих товарищей под орудия противника.
Теперь единственный путь в бухту проходил через линию, помеченную на карте как «заграждения». Появлялся риск подорваться еще на одной мине. И тут Фаррагат отдал самый знаменитый из своих приказов. Он гаркнул во всю свою луженую глотку, как пятьдесят лет назад, в эпоху парусов: «К черту торпеды! Дрейтон! Четыре склянки! Джуэтт! Полный вперед!» Дрейтон был капитаном «Хартфорда», а «четыре склянки» было сигналом механикам выжать из машин всю мощность. Джуэтт был капитаном канонерки «Метакомет», пришвартованной к борту «Хартфорда», чтобы помогать ему своими машинами. Каждый из крупных кораблей имел пришвартованную таким же образом канонерку. Только Олден обрезал швартовы.
Набирая скорость, «Хартфорд» пошел вперед и повел флот мимо форта в бухту. Больше не взорвалась ни одна мина, хотя были рапорты, что сработало несколько взрывателей, когда корабли пересекали линию заграждения. Нетрудно представить, что могло случиться, если бы мины сработали нормально. Корабли получили значительные повреждения от огня тяжелых орудий форта Морган, причем большая их часть была получена, когда корабли временно остановились прямо под дулами орудий форта. Оказавшись внутри бухты, Фаррагат сигналом приказал своим кораблям стать на якорь и приготовиться к исполнению второй части плана — к атаке фортов, прикрывавших вход в бухту. В результате все корабли, кроме одного, стояли на якорях, когда из-под стен форта показался «Тенесси».
Фаррагат очень хорошо знал Бьюкенена и был совершенно точно уверен, что встретится с ним до окончания боев за бухту Мобил. Но все отчеты показывают, что Фаррагат не предполагал, что броненосец конфедератов рискнет начать бой в одиночку и так скоро. Он уже побывал в бою, обстреливал проходящие мимо корабли северян, которые сами вели огонь по нему. И теперь «Тенесси» появился, пытаясь таранить корабли северян один за другим, но не сумел этого сделать. Его машины были слишком слабы, и корабль имел только один винт, поэтому «Тенесси» не хватало и скорости, и маневренности. Однако быстро стало ясно, что Бьюкенен полон решимости нанести противнику как можно больший ущерб, сражаясь до конца. По его словам, он собирался полностью расстрелять оставшиеся снаряды, а потом отойти под защиту форта Морган, чтобы оказать ему хоть какую-то помощь.
Если битва между «Монитором» и «Мерримаком» возвестила о начале новой эпохи в морской войне, то гораздо более масштабное сражение между «Тенесси» и целым флотом северян в бухте Мобил ясно доказало, что будущее принадлежит железным броненосцам с паровыми машинами, хотя в данном случае победили деревянные парусники, имевшие огромное численное преимущество.
Бой превратился в дикую свалку без всякого подобия строя. Все корабли северян двигались так быстро, как только могли, пытаясь таранить медлительный броненосец южан. Они стреляли по нему и всем бортом, и из одиночных орудий при первой подвернувшейся возможности, преграждали путь друг другу и не раз даже сталкивались между собой. Фаррагат хорошо разъяснил капитанам свой план атаки. Все корабли, исключая «Бруклин» Джеймса Олдена, пытались таранить и «притопить» «Тенесси». Некоторые делали это несколько раз, но при этом сами получали гораздо больше повреждений, чем наносили противнику. Однако не это вынудило Бьюкенена сдаться. Причиной стала ошибка конструкторов броненосного тарана. Хотя его борта толщиной 26² желтой сосны и дуба, покрытые 6² железа были совершенно неуязвимы для снарядов, руль «Тенесси» поворачивался с помощью цепей, открыто проведенных по палубе на корме.
Заметив это, монитор «Чикасо» подошел к борту «Тенесси» и начал стрелять, целясь в цепи. В конце концов они были перебиты, и броненосец южан потерял управление. Бьюкенен к этому моменту уже был ранен. Больше он не мог сделать ничего и потому приказал сдаться.
В бухте Мобил Фаррагат выиграл самую жестокую и к тому дню самую крупную битву американского флота. Форт Морган был изолирован, и через несколько дней гигантская батарея, защищавшая вход в бухту Мобил, капитулировала. Полувековая служба Фаррагата увенчалась громкой победой в самое нужное для Союза время. Президентские выборы должны были состояться ровно через 3 месяца, и позиции Линкольна выглядели довольно шаткими. Победа в бухте Мобил, за которой последовал марш Шермана через Джорджию, резко изменили положение. Фаррагат изменил ход истории. Если бы он не одержал две свои великие победы, Гражданская война вполне могла окончиться иначе.
Работа Фаррагата была сделана. Теперь оставалось лишь с благодарностью принять восторженные аплодисменты восхищенной страны. В конце декабря 1864 года конгресс специально учредил звание вице-адмирала, а в январе 1865 года сделал его первым в истории Соединенных Штатов полным адмиралом. Все еще находясь в строю, Фаррагат отправился в Европу на новом паровом фрегате «Франклин», чтобы в 1867 году принять командование Европейской эскадрой. Повсюду его встречали, как настоящего героя. Отчет о походе Фаррагата больше напоминает описание поездки крупного общественного деятеля, чем действия адмирала, как ни старался щепетильный Фаррагат сочетать эти две обязанности. Тем временем начало сказываться напряжение последних лет службы, и здоровье адмирала ухудшилось. 14 августа 1870 года, через 2 года после возвращения из триумфального европейского турне, стойкое сердце не выдержало. Фаррагат скончался через месяц после своего 69-го дня рождения.
Точно определить значение любого человека очень трудно, даже спустя целое столетие. Фаррагат был человеком своего времени. Большая часть возможностей, которые выпали ему, несомненно, была стечением счастливых обстоятельств, но результат всегда был следствием его характера. Он был человеком действия, как раз таким, какой был нужен флоту и нации в критический момент истории. Его нещадно критиковали, в основном амбициозные товарищи-офицеры, которые наверняка потерпели бы неудачу на его месте. И все они оказались не правы. Величие Фаррагата заключается в его тщательном планировании, внутренней отваге, с которой он проходил все испытания, замечательном хладнокровии. Его биографы много внимания уделяют религиозной жизни адмирала. Он родился в католической семье, но позднее перешел в Епископальную Церковь. Когда выпадала возможность, он всегда устраивал молебны на борту своего флагмана. Поэтому сила его резкого «К черту!», вырвавшегося в бухте Мобил, на самом деле гораздо больше, чем может показаться. И это будет помниться дольше, чем целая серия гораздо более сильных выражений, которые себе позволяли большинство остальных командиров.
Он всегда думал о других, особенно о своих подчиненных. Матросы его эскадры буквально молились на него. С самых первых дней службы, еще зеленым мичманом на борту «Эссекса», он пользовался общей любовью и доверием. Это объяснялось тем, что сам Фаррагат доверял подчиненным и любил людей, работавших вместе с ним, — прекрасный пример идеального командира.
Были люди, которые утверждали, что он слишком волнуется во время боя, — они использовали словечко «импульсивный». Их идеалом был человек, чей пульс ничуть не учащался в минуты опасности. Но такое качество, скорее всего, будет опасным и для самого человека, и для тех, кто ему подчиняется. Любой, кто был в бою, особенно в качестве командира, когда исход боя зависит от твоих решений, знает, что возбуждение прочищает мозги, делает человека решительнее и сильнее. Таким был и Фаррагат. Сначала было тщательное планирование, где никто не мог с ним сравниться, а потом — исполнение запланированного, почти в точном соответствии с пунктами плана. Возбуждение в процессе боя при виде того, что все развивается нормально, помогало ему вносить необходимые коррективы при столкновении с неожиданностями. Во время кампании на Миссисипи его часто называли «старой бабой», «дрожащим старым дураком», «много болтовни, мало дела». Так поступали как раз те люди, которые считали его импульсивным. Фаррагат отвечал на ругань лишь тогда, когда считал, что она становится помехой выполнению порученного ему задания. Правда заключается в том, что он идеально подходил для своей работы. Очень немногие сумели бы справиться с ней так же хорошо. Избранный для важной службы, он отплатил великолепной работой, и страна навсегда сохранит память о нем.
