Их удалось устранить с появлением гребного винта. Это устройство освобождало весь борт для установки орудий и его нельзя было вывести из строя даже самым сильным обстрелом. Идея гребного винта родилась очень давно. К 1830 году несколько изобретателей — самым заметным среди них был Иозеф Ресель, лесничий австрийского флота, который построил первый пригодный для службы винтовой пароход, — продемонстрировали, что использование паровой машины стало вполне реальным. Однако почти никто из них не сумел заручиться поддержкой военных моряков. Это удалось только двоим. Они проявили чудеса красноречия и глубокое знание техники (такое интересное сочетание). Это были английский землевладелец Фрэнсис Петит Смит и отставной шведский офицер и инженер капитан Джон Эрикссон, осевший в Соединенных Штатах. Эрикссон руководил постройкой первого винтового военного корабля — корвета «Принстон» (954 тонны), вошедшего в строй в сентябре 1843 года. Смит сумел убедить британское Адмиралтейство, что винт более выгоден, чем гребное колесо. Он руководил установкой паровой машины на шлюпе «Рэттлер» (1115 тонн), испытания которого начались в октябре того же года. Полученные результаты полностью удовлетворили сторонников винта, и в 1845 году Адмиралтейство устроило сравнительные испытания «Рэттлера» с колесным пароходом «Алекто», имевшим те же размеры и ту же мощность машины. Результаты испытаний убедили даже закоренелых скептиков. Апофеозом стал эпизод, когда корабли сцепили между собой, и они дали полный ход. «Рэттлер» потащил колесный пароход за собой со скоростью 2,5 узла.

В том же году французский флот первым спустил на воду винтовой фрегат «Помона» (2010 тонн), машину для которого спроектировал Эрикссон. Королевский Флот переоборудовал в пароход строящийся парусный фрегат «Амфион», который вошел в строй в 1846 году. В 1847 году вошел в строй фрегат «Даунтлесс», который сразу был спроектирован с паровой машиной. И опять французский флот вырвался вперед, так как в 1848 году заложил 90-пушечный винтовой линейный корабль «Наполеон». Проект подготовил молодой инженер Дюпию де Лом. Королевский Флот, который раньше перестроил 4 двухдечных линейных корабля в плавучие батареи с паровой машиной, начал работы на своем первом винтовом 91-пушечном линейном корабле «Агамемнон». Он вышел в море в 1853 году. Но к этому времени эпоха парусных судов закончилась, по крайней мере технологически. Колесные пароходы в составе военных флотов тоже можно было пересчитать по пальцам. Если не считать канонерок для прибрежных и речных операций, которые во множестве наштамповали американцы в годы Гражданской войны, после 1853 года военные корабли с гребными колесами больше не строились.

Несмотря на все свои недостатки, колесные пароходы внесли большой вклад в триумф паровой машины. Они участвовали в нескольких кампаниях и экспедициях, явственно показав преимущества, которые получает корабль, не зависящий от ветра и течений. Ни один из этих конфликтов не был отмечен серьезными морскими боями, и большей частью колесные пароходы играли вспомогательные роли, вроде буксировки парусных кораблей на исходные позиции для бомбардировки. Однако в двух случаях они оказывались в центре внимания. Первый имел место в октябре 1845 года на реке Парана в Аргентине возле порта Облигадо. 3 парохода из состава небольшой англо-французской эскадры сумели прорвать бон, установленный поперек реки, подавили береговые батареи и потопили 3 канонерки, с помощью которых диктатор Рохас пытался перекрыть иностранным судам доступ в реку. Второй случай произошел в марте 1847 года в мексиканском порту Веракрус, где маленькие американские пароходы «Спитфайр» и «Виксен», каждый из которых вел на буксире 2 парусные канонерские лодки, подошли на дистанцию 600 ярдов к замку Сан-Хуан де Уллоа и оставались там более часа, не получив ни царапины. Наконец встревоженный коммодор Перри приказал им отходить. Потом мексиканские артиллеристы объясняли, что просто не могли придать своим орудиям нужный угол снижения, чтобы стрелять по кораблям, подошедшим вплотную к крепости.

К началу Крымской войны в 1853 году винтовые корабли, в том числе «Наполеон» и «Агамемнон», смогли присоединиться к колесным пароходам, чтобы показать полезность паровых машин, которая значительно возросла со времени прошлых войн. Они активно использовались при атаках русских укреплений на Балтийском и Черном морях. Спустя 3 года французский морской министр барон Франсуа Гамелен, который в 1854 году командовал французским флотом на Черном море, кратко просуммировал полученный опыт, изрекши то, что уже стало банальной истиной: «Ни один корабль без паровой машины не может считаться военным кораблем».

Крымская война также дала драматическое доказательство эффективности еще одной новинки, которая полностью изменила ход войны на море, — разрывного снаряда. Сами по себе бомбы не представляли чего-то нового. Строились специальные «бомбические корабли», на которых устанавливались одна — две мортиры. Они вели навесной огонь по береговым фортам. Впервые эти корабли использовали французы в 1682 году, послав в составе флота для обстрела Алжира 5 galiotes a bombes. Так как бомбы представляли исключительную опасность в случае пожара или случайного взрыва, они редко находили себе место в погребах кораблей, предназначенных для боя с другими кораблями. Их влияние на ход морских операций было ничтожным.

Резкое увеличение их значимости произошло благодаря французскому артиллеристу генералу Анри-Жозефу Пексану. Он окончил Политехническую школу и был ветераном 9 наполеоновских кампаний. Тогда еще майор Пексан ни одного дня не прослужил на флоте, но интересовался вопросами морской войны и в 1822 году опубликовал книгу «Nouvelle Force Maritime». В ней он доказывал, что Франция может сокрушить деревянные стены Британии, построив множество маленьких бронированных пароходов, вооруженных 1–2 бомбическими орудиями. Пексан писал:

В 1822 году французский флот не мог позволить себе строить армады бронированных пароходов. Однако он начал экспериментальное производство бомбических орудий Пексана с настильной траекторией. Последовали нескольких лет испытаний, включая расстрел ветхого линейного корабля, и многочисленные заседания специального комитета. (Фрэнк Гастингс не стал ждать результата. Во многом успехи «Картерии» объясняются установкой на пароходе бомбических орудий.) Наконец в апреле 1838 года морское министерство решило, что определенное количество таких орудий должно устанавливаться на всех французских кораблях. Лишь через 7 месяцев французскому флоту привелось испытать их в бою во время обстрела мексиканской крепости Сан-Хуан де Уллоа в порту Веракрус. Смешно сказать, но эта интервенция была вызвана ограблением булочника-француза. Королевский Флот в следующем году тоже получил несколько бомбических орудий. Остальные флоты последовали их примеру.

Принятию на вооружение бомб мешали несколько факторов. Хотя их разрушительная сила была огромна, они имели меньшую дальность стрельбы и худшую меткость, чем ядра. Попытки устранения этих недостатков были сделаны, когда появились первые казнозарядные орудия, нарезные орудия (1848 год), удлиненные снаряды (1855 год). Конструкция первых казнозарядных орудий была очень несовершенной, часто при выстреле замок вырывало. Большинство флотов испытали их и временно вернулись к дульнозарядным орудиям. Но ни одна из этих новинок не требовалась, чтобы показать, что могут сделать бомбы с деревянными кораблями. Для этого хватило 38 русских гладкоствольных дульнозарядных орудий, стреляющих сферическими бомбами.