— Глянь, какие у нее красивые ноги, — перебил приятеля Грэхем.

— Да, я заметил.

— А грудь! Смотри, Джесс, у нее появилась грудь. Красивая грудь. Женская грудь.

Джесси кивнул в знак согласия.

— И короткая стрижка ей идет.

— Грэхем, очнись. Заседание вот-вот начнется.

— Ладно, мне надо идти, — согласился Грэхем. — Позвони, если после перерыва Джейн придет в бальном платье.

По дороге назад Грэхем принялся напевать: «Que sera, sera» — и вдруг остановился как вкопанный. «Господи! Я понял! Я понял, кого она изображает. Спринг изображает Дорис Дей».

Когда Грэхем учился в колледже, он зарабатывал себе на карманные расходы не трудом официанта, как многие его однокурсники. По воскресеньям и три ночи в неделю он работал в маленьком заплесневевшем магазинчике, где продавались старые пластинки и книги. Разумеется, ни на какие чаевые здесь нельзя было рассчитывать, но у места было много других преимуществ. Ночь — спокойное время, ночью можно сидеть и заниматься своими делами. Грэхем, не сходя с рабочего места, подготовился не к одному экзамену. Кроме того, в магазинчик забредало много хорошеньких женщин — молодых специалисток в области истории искусств: они искали редкие книжки. Это всё плюсы.

Минус заключался в том, что хозяин, чтобы создать у себя в магазине «нужную атмосферу», постоянно ставил пластинки с музыкой, которую Грэхем просто не выносил. Среди этих ужасных альбомов были и песенки Дорис Дей. Кто скажет, сколько раз Грэхем, взбираясь по лесенке за высоко стоящей книгой, волей-неволей подпевал Дорис Дей. «Que sera, sera». Господи, сколько раз он видел ее фотографию на этом проклятом альбоме! Но почему Джейн взбрело в голову превратиться именно в Дорис Дей? У нее что, нервный срыв?

Ладно, допустим, что Джесси прав и Джейн с холодным расчетом действует по какому-то ей одной известному плану. Но как Дорис Дей может помочь ей выиграть судебный процесс? Она проиграла дело миссис Маркэм, потому что ходила без маски, была слишком Джейн Спринг. Может быть, эта неудача задела ее значительно глубже, чем могло показаться. Вдруг она вообразила, что если скрыть ту Джейн и стать мягче и добрее, то такое больше не повторится? Это, кажется, единственное разумное объяснение.

Какая, однако, кокетка! От нее можно ждать любых неожиданностей.

Вернувшись на работу, Грэхем тут же бросился в кабинет Джейн и с облегчением обнаружил, что там все осталось по-прежнему. Она не повесила на окна розовые занавески и не выкрасила стены в голубой цвет. Значит, Джесси все-таки прав. Это просто-напросто уловка, предназначенная для зала суда. Выходит, нет необходимости предупреждать Лентяйку Сюзан, что наш сержант спятил. Когда Джейн Спринг вернется в офис, она кончит ломать комедию, расставит все точки над «i» и снова превратится в сержанта, которого мы все знаем и терпим.

А тем временем в суде Джесси сидел за столом прокурора и смотрел, как Джейн произносит свою вступительную речь, — только смотрел, не слыша ни звука. Он готовил свое вступительное слово — то, что скажет ей, как только объявят перерыв. «Джейн, ты не могла бы объяснить мне эту новую стратегию в юридических терминах? И долго это будет продолжаться? И что, ты теперь каждый день будешь появляться на работе в таком виде? Может быть, мне стоит надеть белый галстук и фрак?»

Суд присяжных — восемь женщин и четверо мужчин — тоже не отводили глаз от произносящей свое вступительное слово Джейн.

— Доброе утро. Меня зовут Джейн Спринг. В этом деле я отстаиваю интересы жителей Нью-Йорка. Я изложу вам, какие обвинения выдвигает Нью-Йорк против Лоры Райли. Но сначала я бы хотела поблагодарить вас за согласие быть присяжными в этом деле. Это свидетельствует о том, как серьезно вы относитесь к своим штатским обязанностям и как цените справедливость.

Джейн была прекрасным оратором, но на этот раз ее риторика была лишней. Даже если бы она несла полный бред, никто бы этого не заметил. Мужчины были слишком увлечены размышлениями о ее стройных ногах, мелодичном голосе и лучезарной улыбке. Женщины восхищались покроем ее пиджака, ее шляпкой с лисьей оторочкой, лежавшей на краю стола, и золотой монеткой, что позвякивала у Джейн на запястье.

Не только слушатели, но и сама Джейн не слышала, что говорит. Она была слишком занята: нужно следить за походкой, за речью, за жестами.

«Помни, Джейн, — шептала она самой себе, — ты девушка, невинная и честная, ты никогда бы не увела чужого мужа и не застрелила бы своего. Ну, давай, все будет хорошо».

— Вы услышите, как она, ворвавшись в квартиру любовницы своего мужа («губки бантиком; тебя ужасает одна мысль о возможности такого гнусного предательства со стороны мужчины»), грозилась убить изменника в состоянии аффекта («с осуждением посмотри на нее, улыбнись присяжным»).

Вам будет продемонстрировано, что выстрел, убивший Томаса Райли, был не случайным, а преднамеренным («серьезное лицо, большие глаза»). В конце концов вы сами увидите, что у Лоры Райли имелись мотив, возможность и средства для заранее спланированного убийства своего мужа («скрести руки и склони голову»).

Спасибо за внимание («улыбайся, Джейн, улыбайся»).

Впервые за всю карьеру Джейн присяжные были едины во мнении относительно нее. Лицо Джейн так дружелюбно и открыто, сама она так невинна и солнечна, что просто невозможно понять что-то неправильно. Все они видели одну и ту же женщину — словно вышедшую из классического фильма шестидесятых годов. Это та самая нежная и трудолюбивая девушка, в белых туфельках на каблуке и в розовом костюме, которая всегда в конце фильма находит мужчину своей мечты.

Что эта романтическая кинозвезда делает в нью-йоркском суде в четверть десятого утра и как ей вообще взбрело в голову говорить вступительную речь на судебном процессе? Это они не очень понимали. Куда делся тот, второй, прокурор? Тот, со строгим лицом, в черном костюме? Впрочем, какая разница? Им нравится этот. Эта девушка такая лапочка. Такая мягкая и светлая! А какой голосок! Только гляньте! Ну до чего же она восхитительна!

Но Джейн было все равно, что присяжные о ней думают (хотя чувствовать на себе их восхищенные взгляды очень приятно). Она трудилась не для присяжных, что бы там ни воображали Чип Бэнкрофт, Грэхем и Джесси. Она старалась не для того, чтобы выиграть дело (впрочем, если присяжные вынесут желаемый приговор, это будет очень мило с их стороны). Она делала все это для него, для мужчины, который влюбится в нее с первого взгляда, навсегда потеряв голову от ее вида и голоса.

Так где же он?

В три часа, когда прокурор и адвокат наконец произнесли свои вступительные речи, был объявлен перерыв. Джейн с удовольствием отметила, что присяжные слушали ее значительно внимательнее, чем Чипа. Обычно присяжные были без ума от Бэнкрофта, но на этот раз Джейн им понравилась гораздо больше. Что ж, разве этого не достаточно для того, чтобы у девушки было хорошее настроение?

Джейн и Джесси отправились в офис, и помощник прокурора воспользовался этой возможностью, чтобы высказать все то, что его мучило в течение дня. До этого момента Джесси не удавалось нормально поговорить с Джейн. Во время обеденного перерыва она ушла в туалет и приводила в порядок макияж. Теперь, шагая рядом с напомаженной, на цыпочках обходящей лужи Джейн, Джесси решился-таки заговорить.

— Послушай, можно с тобой кое-что обсудить?

Джейн знала: Джесси Боклэр ожидал ее обращения в прежнюю в Джейн Спринг, как только закончится заседание. Нужно показать ему, что она не выйдет из роли, пока не выиграет другого, значительно более важного дела, — пока не найдет мужчину своей мечты. Джейн ласково улыбнулась своему спутнику:

— Конечно. О чем ты хотел поговорить? О погоде? Надеюсь, снег скоро растает. Когда на улицах такая слякоть, очень трудно ходить на каблуках.