— Я расскажу К. А., — крикнул он Никсу.

«ЯрсскжуКА».

— Подождите, — ответил Никс. — Я сам это сделаю. Я все сделаю правильно. Обещаю.

— Кэээа… — начал Джейкоб, но больше ничего не смог сказать.

Его непослушная нога застряла, подвернулась, и он всей тяжестью упал на калитку. Створка захлопнулась и отгородила его от Никса. Джейкоб прислонился к ней, но ноги были слишком слабы, чтобы удержать его. Он как будто тонул в воздухе — вот на что это было похоже.

Его взгляд упал на Нив в кресле на лужайке — она повернулась на бок, лицом к нему, и улыбалась с закрытыми глазами. Он смотрел на дочь и радовался, что именно она — последнее, что он видит.

Он ждал новых приступов боли, но не чувствовал ничего. Перед глазами обжигающей рыжей волной поднималось пламя. Где-то вдали обозначился силуэт, идущий к нему через море огня, — сперва он казался лишь тенью, но постепенно рос и приближался.

— С вами все будет хорошо, — сказал силуэт.

Голос звучал спокойно и уверенно.

Никс, вспомнилось Джейкобу.

Ну что ж это за имя, черт подери?

Никс бежал по глухому переулку, прочь от дома Клоузов. Он не понимал, что заставляет его бежать, но знал: прежде всего ему нужно убраться от Джейкоба, а уж потом помогать ему. Надо побыть в одиночестве, чтобы понять, каковы границы его силы, что он может сделать, а что не может. Нужно было идти к лесу.

Тенистые сосны строем вздымались в небо, словно башни, но непрерывная линия огороженных палисадников не пропускала его к ним. Вот какой-то дом — мрачный, бледный, светящийся, словно призрак в свете раннего утра. Где-то залаяла собака. Никс заметил просвет — между двух дворов шла кривая дорожка, узкая, пахнущая залежавшимся мусором, — и кинулся туда. Ежевичные кусты цеплялись за штаны, царапали лодыжки, колючка впилась в лицо, и что-то потекло по щеке. Кровь? Нет, это всего лишь пот. Никс вытер его на бегу, пытаясь припомнить, когда же в последний раз ухитрился оцарапаться до крови? Когда у него последний раз текла кровь? И было ли это вообще?

Нырнув в лес, он снова повернулся лицом в сторону дома Клоузов. Он не знал, где кончалось его тело и где начинался лес. Знал он сейчас только одно: чтобы помочь Джейкобу, он должен его видеть, и времени у него не много.

Никс остановился. Свечение было настолько ярким, что пробивалось даже через деревья и изгороди на расстоянии в несколько сотен ярдов. За последние несколько минут оно стало настолько ослепительным, что сама фигура Джейкоба совершенно скрылась в нем и Никс ее не видел. В конце его голос превратился в неразличимое бормотание, но чем ярче становилось пламя, тем сильнее оно взывало к Никсу, будто требуя:

«Возьми меня. Придай мне форму».

«Кольцо огня» не было смертью Джейкоба. Оно было просто смертью, и Никс почувствовал, что может оттянуть его от Джейкоба, если только ему удастся разглядеть мужчину, а для этого нужно отойти подальше, чтобы свет перестал ослеплять. Никс не боялся принять его на себя, даже если это грозило гибелью ему самому.

В памяти всплыл образ женщины в черном плаще. Неужели все это было всего лишь вчера?

«Вы знали это с самых юных лет. Вы живете в мире, который не принадлежит вам, но и вы не принадлежите ему. Вы — иные, вы знали это с самого детства».

Это все, что успел услышать Никс, торопясь на помощь Нив. Но что же это такое — его сила? Его дар, способность видеть свечение — они были реальными, он жил с ними всю свою жизнь. И тот случай в лесу, с Бликом — тот явно знал что-то, чего не знал сам Никс. Но что именно? Женщина могла объяснить ему, как использовать эту силу? Неужели он, спасая Нив, упустил шанс спасти Джейкоба? Нет, не могло этого быть. Он найдет способ. Он должен доверять своим видениям, которые привели его в Портленд, заставили его явиться в дом Ундины той ночью, познакомиться с Мотыльком, даже с Морга-ной. Все это не случайности, а части чего-то большего.

Под ветками сосен стоял темный туман, но Никс не замечал его промозглой сырости — он искал край леса. Стебли крапивы били по рукам, лезли в лицо, будто нарочно выискивая неприкрытые участки тела. Где-то крикнула птица, и ему показалось, что это его собственный крик. Долго ли он бежит? Всего лишь несколько минут. Его зрение переключалось, словно видеокамера, мир проходил перед глазами, разрезанный на кусочки, будто кадры пленки. В лучах встающего солнца он четко видел каждую мелочь, даже микроскопические промежутки между сдвоенными иглами сосны. Его ноги, будто сами по себе, на бегу выбивали бешеный ритм. Но время замедлилось, и он успевал разглядеть плодородную землю подлеска, по которой ступали знакомые ботинки, — крошечные бледные ростки травы, клинышки коры и скорлупок, миллионы камушков.

Вот Никс достиг края леса и остановился, спрятавшись за деревом. Он увидел Нив — она лежала на спине, по-прежнему прикрывая левой рукой лицо. Потом обнаружил Джейкоба — его старый босс сидел неподвижно, прислонившись к закрытой калитке, полностью скрытый в светящемся коконе полыхающего пламени. Эта пляска трепещущих языков огня означала, что жизнь Джейкоба тает.

Никс слышал собственное тяжелое дыхание, смешанное с рыданиями. Он плакал — о себе и обо всех тех, кого не спас. О Френке Шедвелле, о своей матери, о людях, которых встречал по дороге с Аляски. О девушке из сквота, о парне на «Кольце огня». Никс понял, почему все это время употреблял «пыльцу», что именно с ее помощью пытался подавить — эту зияющую тоску, чувство глубочайшей беспомощности, с которой был вынужден созерцать чужую смерть.

Ему хотелось молиться, но кому? Кто теперь его боги?

Он заставил себя вглядеться в пламя и даже сумел различить сквозь него глаза Джейкоба. Они были открыты, но взгляд расплывался. Никс шагнул ближе, подняв руку тыльной стороной ладони вперед и мигая от яркого света. Нужно подойти к нему? Дотронуться? Каким образом можно переместить свечение? Думать дальше у Никса времени не было, потому что мужчина уже двинулся в его сторону. Его шаги становились тверже по мере того, как он приближался, свечение изгибалось и колыхалось вокруг, словно расплавленный воск, вытягиваясь по направлению к Никсу. Юноша шагнул ближе, чтобы принять его на себя.

Губы Джейкоба зашевелились.

Никс развел руки, заключая пламя в объятия.

Джейкоб заговорил.

— Мне казалось, я велел тебе держаться подальше отсюда.

Последнее, что Никс увидел, — это кулак Джейкоба, несущийся сквозь огонь. А потом наконец на него обрушилась тьма.

Солнце зашло. Это было первое, о чем подумал Никс, когда открыл глаза: солнце зашло и окрасило желто-зеленую траву под ним в темный, сине-зеленый цвет. Должно быть, он уснул. Все тело ныло от боли, а веки слипались, словно кто-то давил на них. Где он? Никс попытался пошевелить головой, но легчайшее напряжение мышц причинило такую боль, словно в позвоночник воткнулись бритвенные лезвия. Он что, отрубился? Ему вспомнился Джейкоб, но главным была всепобеждающая усталость.

Никс закрыл глаза, а когда снова открыл, солнце вернулось. Сколько времени он пролежал на земле? Собрав все силы, он поднес руку к глазам и потер веки. Приподнялся на локтях и снова впился взглядом в тени, лежавшие на траве, пытаясь понять, который сейчас час. Голова кружилась, спина ныла, а ног он не чувствовал вообще.

— Ты в порядке?

Где-то позади него раздался голос Джейкоба и нарушил печать временной амнезии. Никс вспомнил: он привез Нив домой и попытался оттянуть пламя от ее отца. Потом мужик врезал ему. Последнее, что помнил Никс, — это Джейкоб, надвигающийся на него со сжатыми кулаками.

Ник дотронулся до лица. Кровь, еще теплая, скопилась у него под носом, правый глаз болел и распух.

Значит, он может чувствовать боль.

«Ваше человеческое тело — лишь оболочка, предназначенная удерживать внутри вашу истинную сущность — ту, что не принадлежит этому миру…»

Преодолевая боль, он повернулся. Господи, как же больно.