— Эй! — Она наклонилась вперед, сознавая, что это уже флирт. — Значит, ты работаешь с К. А.?

— Ага, — ответил Никс. — То есть нет. То есть я сегодня уволился.

Его наполняло странное чувство. Он никогда не рассказывал посторонним о своих делах — он и К. А. не сразу стал доверять, но в Ундине ощущалось нечто внушающее безоговорочное доверие, и рядом с ней он чувствовал себя в безопасности.

«Это ее глаза», — подумал он. Глядя в эти обрамленные пушистыми ресницами глаза, карие с уникальным лиловым оттенком, он знал, что может наконец отдохнуть.

— Уволился? — Она подняла брови. — Почему? Я думала, Джейкоб — классный мужик.

— Да…

Никс умолк. Ему вспомнилось сияние, окружавшее Джейкоба, и впервые за месяц он ощутил при этом не только ужас. Впервые с тех пор, как он увидел ореол Джейкоба, в нем пробудилось нечто вроде внутренней силы, способности что-то изменить. Никс еще не понимал этого чувства, почему-то пришедшего к нему прямо сейчас, на вечеринке, среди незнакомых людей. Это было еще смутное, не оформившееся ощущение, пришедшее откуда-то из глубин, но рядом с Ундиной на него вдруг снизошел покой.

— Знаешь, это все мой финансовый консультант. — Пытаясь улыбнуться, Никс махнул рукой. — Говорит, пора заканчивать с мытьем посуды, реальные деньги можно сколотить на уборке мусора. В понедельник вступаю в профсоюз.

Ундина рассмеялась.

— Давай-давай! — поддержала она его.

Она готова была поклясться, что юноше не хочется говорить о том, что его беспокоит, но шутку оценила. Этот парень чем-то притягивал ее — но не в сексуальном смысле. Хотя, надо сказать, он показался ей привлекательным — широко расставленные черные глаза, гибкая, соразмерная фигура. В Портленде было множество парней такого типа, но в Никсе чувствовалось что-то еще. Ей казалось, что они уже были знакомы давным-давно, а теперь встретились после долгого перерыва и начинают заново узнавать друг друга. Ундина положила руку ему на плечо.

— Сегодня будем отдыхать.

Никс взглянул на девушку, чувствуя кожей ее ладонь, одновременно теплую и прохладную, словно в ней уживались две какие-то различные стихии.

Ундина придвинулась ближе.

— Ты любишь, когда на тебя глазеют?

На мгновение Никс вообразил: они с Ундиной занимаются тем, о чем он не вспоминал с момента расставания с девушкой-цветочницей в Сиэтле, а вокруг стоят люди… Он представил, как приятно будет ощутить ее теплое тело на своем. Соленый вкус пота, щекотание лезущих куда не надо волосков… С той цветочницей он всякий раз настаивал, чтобы делать это в полной темноте — он хотел иметь возможность заметить даже самое призрачное свечение, если оно вдруг появится. Впрочем, мысль о них с Ундиной, о людях, наблюдающих за ними… ммм. Они оба, купающиеся в свете, сливающиеся вместе, пылая…

Никс ощутил прилив желания… и силы.

Щеки его вспыхнули огнем. Ундина, увидев, как он зарделся, одной рукой зажала себе рот, а пальцем другой показала на него. На мгновение Никсу померещилось, что она возмущена, но тут среди глухо пульсирующей музыки раздался ее смех.

— Я просто имела в виду… — начала Ундина, но Никс перебил ее.

— Я понял, — торопливо сказал он, все еще красный. — То есть я уже сообразил.

Ундина улыбнулась шире:

— Ну что ж, тогда пошли. Пора немного оглядеться. Должно быть, сегодня тут собрались психи со всего Портленда.

Она ухватила своего нового друга за руку — тонкую, но мускулистую. Мельком она отметила, что сегодня настроена на сексуальную волну, как и каждый здесь. Казалось, куда бы они ни пришли, тени становились гуще, а воздух горячее.

Никс изо всех сил напряг бицепс, за который уцепилась Ундина, и последовал за ней в глубь этого безумия.

В полночь что-то изменилось.

Моргана не помнила, когда конкретно она поняла, что надралась так, как никогда еще в своей жизни. Это случилось вскоре после того, как на танцполе Джеймс Мозервелл просунул свое бедро между ее ног. Она истекала потом. Ей было жарко.

Пот. Жара.

Что-то скользнуло в нее, влажное и мягкое.

— Ммм, — едва не застонала она.

Вот, значит, до чего она докатилась.

— Ты хорошо пахнешь, — заметил Мотылек.

Его влажные губы пощипывали шею Морганы. Она прижималась к его рту, искренне желая, чтобы он ее укусил.

Казалось, сама комната то растягивается, то сжимается, словно дышит. Звуки вокруг стали нестерпимо громкими. Что-то прижалось к ее бедру. Моргана попыталась вспомнить, где она находится. Ундина, проходя мимо, помахала ей и тут же исчезла, и Моргана уже не была уверена, что видела ее. Она напрягла зрение и различила профиль Нив Клоуз, мечтательно смотревшей на К. А. Они сидели на диване в стороне от танцпола, и Нив, сбросив туфельку, водила голыми пальчиками по ноге К. А. между ботинком и кромкой штанины.

«Потаскуха», — подумала Моргана и почувствовала, как в желудке колыхнулась тошнотворная волна.

— Мне нужно присмотреть за братом.

— Маленький братишка в полном порядке, принцесса. — Мотылек придвинулся к ней ближе и прижался носом к ее шее. — Есть тайны, которые никому не следует знать, дорогая моя Моргана.

— Что имеется в виду под…

Мотылек рассмеялся, сверкнув чуть неровными и самую малость заостренными зубами.

— Не забивай этим свою идеальную головку!

— К. А. знает про меня все…

Мотылек прижался бедром к ее ноге.

— Не все, солнышко.

— Что за хрень ты несешь?

— Ничего, любимая. Пустяки, — сказал Мотылек громче.

Она резко мотнула головой из стороны в сторону, и он обхватил ее плечи.

— Боже, ты ведь хочешь этого? Но не торопись, Моргана. Не торопись.

Она ощущала его горячие руки на своем теле, но соображала с трудом. О чем он говорит? Не торопиться? Она чувствовала себя куклой, набитой ватой или чем-то еще более тяжелым. Может, землей? Нет, не землей — пылью… «пыльцой». Она слышала россказни, будто Мотылек приторговывал этой дурью. Говорили, что «пыльца» — словно билет в нирвану. Он всю ночь приносил ей напитки — неужели что-то подсыпал? Моргана в это не верила: просто она слишком много выпила и от этого совсем расклеилась. Она отчего-то знала, что Мотылек не станет принуждать ее делать что-либо против ее воли. Его горячие руки массировали ей плечи, и Моргана поняла, что молчит уже слишком долго. Она взглянула на него, улыбнулась как можно ослепительней, хотя губы были словно резиновые. Мотылек улыбнулся в ответ.

— Вот она, — сказал он. — Вот она, моя дикарка.

Моргана опустила глаза. Он нравился ей, нравился исходящий от него жар, ей хотелось остаться возле него, чтобы он согревал ее, но взгляд все возвращался к брату и этой маленькой сучке из пиццерии. Она повернулась к ним, слегка наступив Мотыльку на ногу, и пристально уставилась на парочку. «Они выглядят омерзительно!» — подумала Моргана и снова повернулась к Мотыльку.

— Заткнись и поцелуй меня, — велела она, несмотря на то что Мотылек хранил молчание.

— Погоди. — Он склонился к ее уху и прошептал, — Я должен тебе кое-что сказать. — Он прихватил зубами ее мочку и слегка потянул. Моргана вздрогнула. — Хочешь узнать про «Кольцо огня»?

— Это та… вечеринка? — пробормотала Моргана, чувствуя, как ее тело слабеет в руках сильного юноши. — В канун солце… слонце… сол…

— Солнцестояния, — наставительно произнес Мотылек. — Твоего дня рождения.

— Моего… — Моргана запуталась.

Ее день рождения был в сентябре.

— Ш-ш-ш… — Мотылек запечатлел на ее ушке влажный поцелуй. — Это тайна. Тайное солнцестояние, тайный день.

Он взял ее за подбородок и повернул к себе, чтобы взглянуть в глаза.

— Ты же умеешь хранить секреты?

Моргана кивнула.

— Тайное солнцестояние, — прошептала она.

Мотылек улыбнулся. Он наклонился вперед, и Моргана закрыла глаза. Ее губы задрожали; однако она опять почувствовала его губы у своего уха. Мотылек прошептал что-то, а потом снова прикусил мочку.