«Сейчас воскресенье, обычное воскресенье, — сказала себе Моргана. — Я дома. Кака готовит завтрак. Все прекрасно».

Как ни в чем не бывало она принялась за привычные утренние процедуры: подошла к трюмо, вытащила пижамные штаны в «индийских огурцах», провела щеткой по спутанным волосам. Из них посыпались кусочки листьев и палочек, но она даже бровью не повела, потом надела любимое японское кимоно, аккуратно завязав пояс.

«Все прекрасно. А если и нет, то я сделаю так, чтобы все стало прекрасно».

Она потерла глаза, пощипала щеки, чтобы вернуть им румянец, и босиком, с улыбкой, прошла на кухню. К. А., в своей обычной воскресной форме — черная футболка и джинсы, — глянул на нее, стоя у плиты.

— Уж не полночный ли странник…

Моргана запаниковала, но тут же поняла, что К. А. шутит над тем способом, каким она покинула вечеринку. К. А. раскрыл объятия, и Моргана прильнула к его груди, маленькая и притихшая. Но привычному покою мешали чужие лица: Мотылька… и Нив. Вот ведь шалава!

Должно быть, обнимая ее, брат ощутил напряжение Морганы. Он отступил назад и взглянул вопросительно.

— Так что с тобой произошло? Последнее, что я слышал, — ты была с этим пижоном, Мотыльком, а потом исчезла. Я всю ночь рыскал по Портленду. Звонил не переставая, но мама была у Тодда, дома никто не отвечал, а твоя трубка была выключена…

Моргана по-прежнему молчала. Она пыталась дышать в такт с К. А. и думать только о том, что все прекрасно: она у себя на кухне, сейчас утро и все здесь светло и ясно!

Испачканными мукой пальцами брат взял ее за подбородок и приподнял лицо:

— Эй, сестренка! Я беспокоился за тебя.

Она смогла выдавить лишь напряженный смешок.

— Ну, теперь-то я здесь.

К. А. еще секунду смотрел ей в глаза, потом поглядел на ее ноги. Она тоже опустила взгляд. Ноги были не просто грязными — покрытые черной засохшей коростой, они были отвратительно грязны!

— Ох, блин!..

Она отшатнулась, пожалев, что не отправилась первым делом в ванную.

— То, о чем ты подумал, было в глубоком детстве, К. А. — Она открыла холодильник и заглянула внутрь, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. — Просто вывозилась немного, пока добиралась до дома, и все тут.

— Босиком?

Он посмотрел на серебристые босоножки, которые стояли возле двери: обувь от Маноло, ее единственная пара. Моргана тоже посмотрела на них и делано небрежным голосом ответила:

— Все ради туфель. А где апельсиновый сок? Я умираю с голоду.

К. А. указал в сторону столовой, однако его лицо по-прежнему было озабоченным.

— Стол накрыт. — Он помолчал и спросил: — Где ты была, когда приперся Джейкоб?

Моргана прошлепала к столу, плотнее задергивая на себе хлопчатобумажный халат.

— Клоуз? Пожалуй, он староват, чтобы колбаситься на вечеринках для старшеклассников.

— Похоже, кто-то стукнул ему, что Нив была там.

Влившая в себя немного сока, Моргана сохраняла невозмутимое выражение лица, но внутри возликовала. Значит, Нив все-таки не удалось забраться к К. А. в трусы! Слава богу, мелочь, а приятно.

— Что произошло?

— Да я на самом деле не знаю. То есть Нив одно время была со мной. Потом она вышла, чтобы отлить…

— Какая прелесть, — перебила его Моргана, но К. А. не улыбнулся.

— И она просто не вернулась обратно. А потом я увидел, что она сидит на коленях у этого чертова Тима Бликера, и не успел я врезать ему по роже, как нарисовался Джейкоб и забрал ее домой. Все это было, я не знаю… странно как-то.

— Меня это не удивляет, — не удержалась Моргана.

— Появление Джейкоба?

— Нет. То, что Нив, знаешь ли, сидит на наркотиках. На «пыльце».

К. А. потемнел лицом, и Моргана поняла, что зашла слишком далеко.

— Как ты смеешь так говорить? Нив твоя подруга!

— Это просто… — Моргана попыталась отмахнуться. — Проехали. Просто я кое-что слышала. Послушай, это же ты видел ее на коленях у наркодилера, а не я.

— Я уверен, существует объяснение получше…

Моргана покачала головой.

— Сейчас еще слишком рано, чтобы заниматься всякой хренью типа искать момент истины, Кака. Мне нужен кофе.

Моргана принялась заваривать кофе во френч-прессе, который не позволяла никому в доме использовать или мыть — объясняла она это заботой о сохранении эфирных масел, но на самом деле просто боялась, что его разобьют или отколют ему краешек, как у бабушкиной тарелки. Заваривать кофе она любила — это была ее обязанность, случай показать свое профессиональное мастерство. Ей нравился сам метод, точность процесса. А сейчас она еще и радовалась тому, что кофе давал ей возможность отвлечься, отвернуться от К. А. и чем-то занять подрагивавшие руки.

Когда она возвратилась к столу, брат завел разговор о всяких пустяках — кто был на вечеринке и что там делал. Должно быть, он знал, что дело нечисто.

Или, может быть, она достала его своими нападками в адрес Нив. Да какая разница? Нив была не страдающей от избытка верности многостаночницей. Маленькая потаскушка, давалка пенвикская. Моргана сама удивлялась, с какой легкостью ложь про «пыльцу» сорвалась с ее губ — как бы то ни было, сучка это заслужила! Нечего лезть к брату своей лучшей подруги, не спросив разрешения. А если бы Нив и спросила, ответом бы ей было раскатистое: ни черта подобного!

Пока К. А. болтал, Моргана одну за другой поглотала его фирменные черничные оладьи из дрожжевого теста, пропитанные кленовым сиропом, с такой жадностью, как никогда. Обычно еда не очень-то интересовала Моргану. Она винила в этом работу в ресторане, хотя и до этого никогда не отличалась хорошим аппетитом. Но сегодня ей хотелось выглядеть жутко занятой, чтобы К. А. не заговорил о чем-нибудь серьезном. И тем не менее даже горьковато-сладкий вкус ягод, лопавшихся у нее на языке, и планы брата насчет грядущей поездки в Калифорнию, в тренировочный футбольный лагерь, не могли вытеснить из памяти события вчерашнего дня и вечера: покупка выпивки в магазинчике О'Брайена, приготовления к вечеринке дома у Ундины, окно в чужой спальне, где она стояла на виду у Мотылька…

Ну вот опять: царапина на животе. Поплотнее запахнув кимоно, Моргана еще глотнула кофе и попыталась сосредоточиться на том, о чем говорил К. А. Не получилось. Начало вечеринки, медленная музыка… Мотылек… Они танцуют среди пульсирующих теней; горячие, мягкие поцелуи, а потом… ничего. Что она сделала? Насколько далеко зашла? Давай, Моргана, вспоминай! Ее пугал не провал в памяти — теперь-то она была дома, в безопасности. И даже не Мотылек вывел ее из себя, и не… уфф… Ундина, перед которой, вспомнила Моргана, ей следовало извиниться.

Все дело в грязных ногах.

Грязные ноги и веточки в ее волосах, черные разводы на икрах и щиколотках, крошечные красные царапины, словно она бежала сквозь…

Моргана прижала ладонь ко лбу и посмотрела вниз. Темное дерево стола разверзлось, и она погрузилась в видение.

— Морри? Морри!

К. А. убрал прядь с ее лица, и она подняла глаза. Она сидела, склонившись над столом, длинные черные волосы, которые она расчесала несколько минут назад, упали в тарелку с сиропом.

— Далеко отправилась?

Где она бродила? И когда снова уйдет туда?

— Я не…

К. А. нахмурился.

— Ты опять гуляла во сне прошлой ночью, так ведь?

Она покачала головой и открыла рот, но не произнесла ни звука.

К. А. отложил вилку и взял руку сестры в свою.

— Когда это было в последний раз? Господи, — присвистнул он, — шесть лет назад?

Моргана отняла руку и обмакнула кусочек оладьи в сироп.

— Пять, — ответила она. — И прошлой ночью я не гуляла во сне. Я просто надралась и вырубилась.

Она внимательно посмотрела на брата.

— Слушай, я дома, так? Я отправилась в бар, К. А. Я ушла с вечеринки и пошла в бар. А там напилась до потери пульса, ясно? Меня зовут Моргана, и я — алкоголик. Доволен? Потом я вернулась домой.

Она положила вилку и оттолкнула тарелку.

— Босиком.

К. А. нахмурился.