И Божьим произволением
в наказание, да в наставление
сбывается второе явление…
Внимает мир весь, изумленный.
глазами хлопая
в тревоге нем —
«Вставай, проклятьем заклейменный!
Кто был ничем — тот станет всем!
Всем!
Всем!
Слушай, Австралия, Азия, Америка, Африка, Европа!
Все меняется — сроки и меры,
становятся беззаконием вчерашние законы!
Лагуны Веневди, бретонский берег,
руины Теночтитлана, баальбекские колонны,
краали кафров, хижины сомали,
чумы эскимосской земли —
— все осияла заря небывалой Эры:
Струенья всех исторических рек,
смывая все историческое горе,
сливает в одно человеческое море
Коммунистический Человек!»
……………………………………….
Но по древней традиции
начинается «сон золотой»
учреждением острой полиции
и резней.
Режут даря и его детей,
аристократов и богачей,
офицеров — за золотые погоны,
попов — за колокольные звоны,
ученого — за то, что не остался неучем,
глупого — с ним говорить де не о чем,
интеллигента — за особое мнение,
мужика — за кулацкую привычку,
рабочего — за «невыполнение»,
голытьбу — за «сарынь на кичку»,
убогого — за его калецство,
старика — за впадение в детство,
молодежь — дабы не разлагалась,
одних — рука де уже размахалась,
других — зачем попались в тюрьму,
а иных и вовсе неизвестно, почему…
…А когда стерли кровь, мозги на стенке замыли,
сделали древонасаждение над ямами на тысячи персон
и говорят:
— вот теперь пусть увидят, как надо, чтоб жили —
чтоб был весь мир преображен!
Ан глядь: из могилы взошел
Кол,
на колу — мочала,
и пошла вся сказочка сначала…
Снова есть бедный и богатый,
за жестким катится мягкий вагон,
офицеры с погонами шире лопаты
развлекают на курортах вельможных жен.
Автомобили и дачи — боярам,
смерду — одни, как всегда, мытарства,
и никакого тебе Светлояра,
никакого Опоньского царства!
И хоть у кормушек теперь иные —
дорвавшиеся (— не оттянуть —)
выдвиженцы революционной стихии
спешно барский проделывают путь —
но оттого, что гостей больше стало
на жизненном пире,
не слаще нужда голодных,
холодных,
малых
в социалистическом мире.
И пусть уменьшается счет изгоев —
не к всеобщему благу пути!
Чтобы снова закончить неправедным строем,
не стоило по буреломам идти…
Самая горькая несправедливость,
когда большинство насыщается —
сытое сердце лениво,
и над горем чужим не убивается,
не склоняется над ним плакучей ивой:
— «После — в черном соусе — зайца,
хорошо, товарищ, холодное пиво!
А голодный сам виноват, что мается!»
И преуспевающим коммунизма пророкам
бедность начинается казаться пороком.
А когда-то все валили сплеча:
«Мы свой, мы новый мир построим!»
…И построилась статуя Ильича
над миллионов вечным покоем.
Чугунного идола чугунная рука
чугунным указывает жестом
на организованный по-американски завод…
Социалистической была мука,
но стало горьким сдобное тесто,
вместо Вселенского, вышел всего лишь Великий Народ…
Мы ушли от резни и бойни,
играем в свободу, политику и культуру,
у нас ладные ботинки и зубные щетки,
пьем вино, а не политуру —
в Европе много удобней и спокойней
все-таки…
Но тоска, что дикая кошка,
за каждым углом, ожидая, застыла…
Вот я гляжу в окошко
и все, что я вижу, — ничто мне не мило.
Ни к чему я здесь не привыкаю,
окружающих не понимаю,
не утоляют мне жажду их воды,
я задыхаюсь от их свободы,
их справедливости я презираю,
я здесь умираю!
Мать моя дикая,
жалкая и великая,
как мир — огромная,
Скифия темная!
Все равно — коммунист ли, татарин,
Змей Горыныч или Тугарин —
все равно, кто тебя имеет:
не одолеет!
Дойдут до конца и твои мытарства
и создашь — не как те, не как эти —
свое Справедливое Царство
на праведном свете!
Пусть не сбылась твоя первая дума о чуде —
ты будешь счастливой, ты все перебудешь,
ты будешь!..
«Грани», № 43, 1959 г.
