Немного успокоившись, она улыбнулась ему, и в этой улыбке отразилась та глубина чувства, которую ей редко приходилось испытывать. С его лба капала вода. Она подалась вперед и слизнула ее, поражаясь собственной дерзости. И увидела его глаза. Не просто удовлетворенные. На этот раз она не могла ошибиться: в его взгляде светилась нежность. Нежность к ней.

Маргарет счастливо вздохнула, боясь спугнуть это мгновение. Трудно описать, что с ней творилось…

Себастьян не позволил ей коснуться полотенца. Сам вытер ее, не пропуская ни единого потаенного местечка, ни единого кусочка кожи. Маргарет не сопротивлялась. И даже когда нес ее в постель, не запротестовала. Не сказала, что в этом нет необходимости. Просто нежилась в его объятиях, не произнося ни слова.

Но он не лег рядом с ней. Отправился в ванную, чтобы вытереть лужи на полу. Должно быть, надеялся, что она уснет раньше, чем он вернется. Но она не уснула. Мало того, вовсе не чувствовала усталости и сумела выбросить из головы все мысли о его скором отъезде.

Улыбнувшись, он подошел, лег и притянул ее к себе. Маргарет уютно устроилась в его объятиях. И хотя ей совсем не хотелось упрекать его за содеянное, по крайней мере не сейчас, все же приходилось заговаривать о том, что ему вряд ли понравится.

— Мне нужно кое в чем признаться, — начала она.

— А это обязательно? — сухо спросил он. — В этот момент я чертовски тобой доволен, Мэгги. Ты собираешься все испортить?

— Возможно, — вздохнула она. — Видишь ли, сегодня я навестила Дугласа. Мы говорили о тебе… то есть я рассказала о тебе.

— И сообщила о Вороне? — предположил он.

— Д-да… — пробормотала она. — Прости. Я не подумала, что ты захочешь сохранить эту тайну, и только потом осознала, что наделала… но было слишком поздно…

— Ты не собираешься каяться до утра? — перебил он.

Она шутливо ущипнула его за бок.

— Вот именно собираюсь. А ты очень рассержен?

— Вовсе нет. Я не слишком горд именем, которое заработал, но и не стыжусь его. В мои намерения никогда не входило заработать такую репутацию. Но мне безразлично, знает он или нет. Кстати, о нашем «браке» ты не упоминала?

— Разумеется, нет! — вознегодовала она, садясь. — Пусть иногда я бываю легкомысленной, но не забываю, если меня о чем-то просили. Если он и услышит об этом, то не от меня. Но пойми, если он захочет остаться в постели, то на день-два, не больше. Силы к нему быстро возвращаются, а рана заживает.

— И что ты хочешь этим сказать?

Интересно, он специально говорит такие вещи, чтобы позлить ее?

— Ты прекрасно знаешь, что именно. Я умудрилась рассказать о своем муже без упоминания имени. И Дуглас не связал твой приезд с появлением у меня таинственного супруга. Но скоро он поймет, что до сих пор не узнал, за кого я вышла замуж, и обязательно кого-нибудь расспросит. Помни, завтра праздник у вдовствующей герцогини в честь «новобрачных», и он вполне может решиться посетить его.

Он заставил ее замолчать требовательным, жадным поцелуем.

— Ты отлично все изложила, дорогая. Придется каким-то образом все завершить к завтрашнему утру, что, в свою очередь, позволит закончить мою работу здесь.

Она не охнула. Не застонала, хотя слабо представляла, как ей это удалось. «И что? Это и есть твой ответ? Прощай, дорогая?»

Хуже всего, что удержать ей его нечем. Нет ни одного довода. Да и захочет ли он ее выслушать?

Почему-то она не думала, что ответ будет именно таким. И сразу сникла. Снова легла, но на этот раз повернулась к нему спиной. Однако Себастьян наклонился над ней и повернул обратно.

— Что? — с любопытством поинтересовался он.

— Я…

Маргарет могла бы сказать, что расстроилась при мысли о его отъезде… но тогда он поймет то, что она хотела бы скрыть.

Она сглотнула колючий ком в горле и, втайне гордая тем, как звучит ее голос, пояснила:

— Я так и не заплатила тебе.

— Не глупи, Мэгги. Я никогда не собирался брать у тебя деньги.

Она мигом забыла об отчаянии.

— Как! Значит, ты изводил меня своими предложениями обмена, а сам…

— Но у меня все вышло, верно? — хмыкнул он, сверкнув дьявольской улыбкой.

Потеряв голову от гнева, Маргарет сильным толчком сбросила его с кровати.

— Ты не только ужасный человек, ты… ты больше, чем ужасный человек! И проведешь ночь там, где заслужил, — объявила она, театральным жестом указывая на дверь ванной.

— Может, это к лучшему, — вздохнул он. — Мужчине так легко привыкнуть к…

— Попробуй только договорить! — предупредила она, пламенея лицом.

Он явно хотел ослушаться, но передумал. Не сожаление ли мелькнуло в его взгляде, когда он смотрел на пустое место рядом с ней?

Однако Себастьян слишком быстро ушел, чтобы можно было сказать наверняка.

Маргарет крепко спала. Себастьян одевался, стараясь не разбудить ее. Он нашел свой сундук в углу. У Джона, должно быть, не хватило храбрости распаковать его или Эдна не дала.

Он остановился у кровати и сунул руки в карманы, сдерживая порыв коснуться ее. Черт возьми, раньше ему не составляло труда проститься с очередной женщиной. К сожалению, на этот раз все будет по-другому.

Вчера, поняв, что, возможно, именно завтра сядет на первый же корабль, Себастьян осознал также, что должен каким-то образом отдалиться от Маргарет. Не физически. Эмоционально. Рассердить ее прошлой ночью оказалось достаточно легко, и своего он добился. Но горько пожалел об удаче, и не потому, что затекла спина от жесткого пола.

Маргарет пробралась в его сердце. Его ни разу в жизни не влекло так ни к одной женщине, кроме нее. Ни с одной не было так хорошо. Боже, она не только красива. Не только обладает восхитительным телом. Он восхищался ее умом, храбростью и готовностью пренебречь глупыми светскими условностями, уродовавшими и ломавшими женщин той эпохи. И все же она истинная, настоящая леди, питомица того мира традиционно хороших манер, благородства и прекрасного воспитания, к которому когда-то принадлежал и он. Когда-то. Но давно уже не принадлежит.

Себастьян поспешно вышел из комнаты, испугавшись, что снова начнет предаваться воспоминаниям… и сожалениям.

За дверью отцовской комнаты стояла тишина. Себастьян не остановился. Нужно поговорить с Джоном до того, как в последний раз встретиться с Дугласом.

Он нашел камердинера на кухне. Тот пил чай, мирно беседуя со старым знакомым. В помещении было довольно шумно, поскольку слуги, даже чужие, по привычке собирались именно здесь. При виде Себастьяна все дружно замолчали. Приятель Джона немедленно откланялся. Его примеру последовали остальные, и вскоре, кроме хозяина и слуги, на кухне осталась одна кухарка, слишком занятая делом, чтобы заметить массовый исход.

Джон скосил глаза на дверь, в которую так и ломились слуги, и со смешком заметил:

— Вижу, вы сохранили свой стиль.

— Существование изгоя тоже имеет свои преимущества… но, тем не менее, давай выйдем отсюда.

Джон кивнул и последовал за ним. Они остановились на газоне, рядом с обрамленной кустами живой изгороди террасой и подальше от ушей садовников: в Эджвуде их было не менее пяти. Тех, кто содержал сады и газоны в безупречном состоянии.

— Надеюсь, ты узнал больше меня, — начал Себастьян. — Кое-кто из этих людей знал меня еще ребенком, и все же ни один не желает откровенничать.

— Возможно, дело в классовых различиях, ми…

— Если назовешь меня милордом, я врежу тебе в челюсть.

Джон взорвался смехом, но тут же вздохнул:

— Должен признать, немного времени ушло на то, чтобы вспомнить этикет, но впредь попытаюсь сдерживаться.

— Благодарю. Итак, что ты узнал?

— К сожалению, маловато. Никто из тех, с кем я говорил, не заметил в несчастных случаях ничего необычного.

— Даже в их количестве?

— Нет. Между каждым проходило слишком много времени, чтобы все это выглядело хоть в какой-то степени подозрительно. Правда, у людей хорошая память. Все происшествия отмечены и описаны достаточно точно и с обычными замечаниями, которых можно ожидать в подобных случаях: ему помогли, он хромал, его несли, он ковылял несколько дней, а потом все прошло и тому подобное.