Дмитрий почти готов был послать к дьяволу ее протесты и начать действовать сам, когда она повернулась к нему, глядя прямо в душу этими огромными молящими глазами, губы соблазнительно приоткрылись, волосы разметались по плечам, грудь волнуется. Создатель, как она прекрасна, как невероятно чувственна!

— Больше я не вынесу! Александров, делайте все, что угодно, только побыстрее!

Дмитрий удивленно улыбнулся. Малышка ухитрилась превратить мольбу в приказ, правда, такой, которому он был рад подчиниться.

Сбросив халат, он растянулся на постели рядом с Кэтрин и притянул ее к себе. Она вздохнула от удовольствия, чувствуя прикосновение прохладного тела, но вздох тут же превратился в тихий плач. Девушка ждала слишком долго, и теперь ее кожа опять стала слишком чувствительной, особенно на груди. Проклятие! Он так хотел почувствовать под ладонями эту изумительную плоть! Но придется потерпеть.

— В следующий раз. Катя, не тяни так долго! — резко велел он.

Глаза Кэтрин округлились:

— В следующий раз?

— Это может продолжаться часами, но тебе нет необходимости так страдать. Понимаешь? Только больше не отталкивай меня.

— Нет… не стану… только, пожалуйста, Александров, поскорей!

Дмитрий улыбнулся. Ни одна женщина никогда еще не звала его по фамилии, по крайней мере в постели.

— Дмитрий, — поправил он, — или «ваша светлость», — и весело хмыкнул, потому что крохотные кулачки забарабанили по его груди. — Хорошо, малышка, хорошо. Не волнуйся.

Больше он не мог ждать. Ее бедра поднимались и опускались в безумном ритме, разжигая его страсть. Он перекатился, лег на нее, опираясь на локти, и нагнул голову, чтобы испить сладость этих розовых губ. Дмитрий целовал ее и не мог оторваться, но Кэтрин извивалась все лихорадочнее, не позволяя ему забыться.

Дмитрий слегка отстранился и, сжав ее лицо ладонями, посмотрел в голубовато-зеленые, затуманенные глаза. Он хотел снова видеть девушку в тот момент, когда она потеряет голову в порыве экстаза. Он врезался в нее глубоко и мощно и услышал вопль боли. Поздно. Кэтрин больше не была девственна.

— Иисусе милостивый! — прошипел Дмитрий. — Почему ты не сказала мне?

Кэтрин, не ответив, опустила ресницы, и одинокая слеза скатилась из уголка глаза. Дмитрий выругался про себя. Она совсем не была похожа на наивную девчонку! Он считал ее настоящей женщиной! Но как она до сих пор ухитрилась сохранить невинность? Среди слуг такая добродетель ценится невысоко! Только аристократы требуют от будущих жен доказательств девственности в первую брачную ночь.

— Сколько тебе лет, Кэтрин? — мягко спросил он, вытирая с ее щеки соленую каплю.

— Двадцать один, — пробормотала она.

— И ты умудрилась так долго оставаться девушкой? Невероятно. Должно быть, ты работала в доме, где совсем нет мужчин.

— М-м-м.

Дмитрий рассмеялся Она вовсе не слушала, но продолжала вращать бедрами, стараясь поглубже вобрать его в себя. Ощущение было невероятно острым, и Дмитрий, стиснув зубы, позволил ей делать с ним все, что пожелает. Однако не прошло и нескольких минут, как ее тело сотрясли сладостные судороги, и хотя он хотел продлить собственное наслаждение, эта пульсирующая плоть с такой силой обхватила его набухший жезл, что Дмитрий, не выдержав накала восхитительных эмоций, излился в нее, с силой вдавливая ее бедрами в перину и слушая тихие крики — Кэтрин снова билась в конвульсиях, забыв обо всем.

Дмитрий, с лихорадочно колотившимся сердцем, отодвинулся, сел и потянулся к бокалу, чтобы налить себе бренди. Он предложил Кэтрин выпить, но та, не глядя на него, лишь покачала головой. Дмитрию хотелось смыть с нее пятна крови, доказательство девственности, но придется подождать, пока жар вновь завладеет ею. Он улыбнулся, предвкушая, как вновь станет ласкать ее и подарит блаженство.

Дмитрий уселся поудобнее, положив ей руку на бедро. Девушка по-прежнему не желала смотреть на него, пока он не прижал круглое холодное основание ножки бокала к заостренному соску. Глаза девушки блеснули так ярко, что Дмитрий весело хмыкнул.

— Тебе придется ублажать и меня. Катя. Мне нравится играть с моими женщинами.

— Но я не твоя женщина.

Неожиданная враждебность в голосе доставила ему удовольствие снова настаивать:

— Моя… моя, по крайней мере на эту ночь. Он наклонился вперед и лизнул другой сосок кончиком языка. Кэтрин нервно дернулась и тут же охнула, когда он взял губами маленькую грудь и начал сосать. Ее руки инстинктивно метнулись к волосам Дмитрия, чтобы оттянуть его, но тот стал легко покусывать упругий холмик, пока Кэтрин не сдалась и не позволила ему делать все, что он хочет. Не прошло и нескольких минут, как она вновь была готова принять его.

Дмитрий встал, чтобы намочить мочалку в оставшейся после купания воде, сначала вытер тело Кэтрин, подождал, пока жар станет почти нестерпимым, и только потом, плеснув на мочалку ледяную воду из кувшина, прижал ее к пылающему местечку между ног.

Кэтрин едва не обезумела. Сочетание холода и властного прикосновения было приятнее всех ласк. Она достигла экстаза почти немедленно, но исступленный прилив уносил ее все дальше и дальше, пока Дмитрий наконец не выпрямился. Он отошел, чтобы вымыться, и, вернувшись, снова лег на нее и принялся сосать ее груди. У Кэтрин не осталось воли протестовать. Она нуждалась в нем, и это было ясно без всяких доказательств. Если он настаивает на том, чтобы «играть» с ней во время коротких передышек, значит, придется нести этот крест. Но говоря по правде, она получает удовольствие от этих игр, так к чему жаловаться?

Кэтрин достигла очередной вершины экстаза, потираясь бедрами о его бедра, пока Дмитрий продолжал ласкать ее груди. А потом он снова отыскал пальцами крохотный бутон ее женственности, и их языки сплетались в эротическом танце, доводя Кэтрин почти до безумия, поднимая наслаждение до непереносимой остроты Однако ничто не могло сравниться с той минутой, когда он вновь вошел в нее, даря исступленную радость и благословенное удовлетворение.

И так продолжалось всю ночь. Дмитрий ни в чем ей не солгал. Кэтрин не страдала больше, и пока подчинялась ему во всем, он облегчал ее муки, был рядом и час за часом давал ей невероятное ослепительное счастье — своими руками, ртом, всем телом — и просил за это лишь позволения ласкать ее, играть с грудями, сосками, губами… Кэтрин была уверена, что он узнал каждый дюйм ее тела так же хорошо, как своего собственного. Но теперь ей было все равно. Эта ночь — нечто нереальное, как страшный сон, который можно забыть, проснувшись.

— Владимир, вставай Владимир! Маруся грубо трясла его за плечи, пока он, наконец, не приоткрыл мутный глаз.

— Пора. Лида слышала, как он ходит по комнате. Тебе лучше поскорее отослать бедняжку домой.

— Бедняжку? И это после всего, что по ее милости мне пришлось пережить?

— Вспомни-ка, что она пережила по нашей вине! Выгляни в окошко, муженек. Уже светает.

Владимир повернул голову. И вправду, небо окрасилось фиолетовым цветом. Мгновенно проснувшись, он отбросил легкое одеяло, которым накрыла его Маруся, прежде чем спуститься в кухню и разжечь огонь. Он заснул, не раздеваясь, потому что полночи прождал, пока князь выйдет из комнаты женщины. Владимир вовсе не намеревался спать и просто решил прилечь ненадолго, чтобы отдохнуть.

— Он, наверное, поднялся пораньше, — решил Владимир. — Ты ведь знаешь, его светлость никогда не спит долго. И не мог же он всю ночь оставаться с ней.

— Так или иначе, Лида говорит, что он проснулся, и тебе лучше вывести женщину из дома, прежде чем барин выйдет из спальни. Он так не любит встречаться наутро со случайными женщинами, подобранными на улице!

Владимир одарил ее взглядом, ясно говорившим: «Этого ты могла мне не объяснять», схватил узел с одеждой и поспешил на третий этаж.

В коридоре никого не было. Охранников отпустили еще вечером, перед приходом Дмитрия. Важно, чтобы князь ничего не заподозрил, пока не увидит женщину. Теперь, если она, оставшись без охраны, решит потихоньку исчезнуть, Владимир будет только благодарен ей, хотя и чувствует себя обязанным вознаградить девушку за все неприятности.