«Я не тебя увидел, а двойник…» Я не тебя увидел, а двойник. Он быстро шел. И уличным движеньем Был искажен иконописный лик — Как в меди выпуклой отображенье. Ликующий, он мчался в никуда, Быть может в суету, в провалы окон! Вдоль тротуаров талая вода Звенела гармоническим потоком. И встретившись, мы были смущены, Но твой привет казался подаяньем. А день был полон звуками весны И облаков божественным сияньем. «Холод и дождик…»
Холод и дождик. Легкие листья В серенькой роще Все золотистей. Только сороки С суетным граем… Да одинокий Путник шагает. Яркие бусы Мокрой рябины — Будто по-русски Вечером длинным. «Кажется, что вечность в этом шуме…» Кажется, что вечность в этом шуме Листьев, никнущих к траве сырой. С каждым днем все тише, все угрюмей Под ущербной каменной луной. Ночь длиннее. Может это вечность? Я не помню, было ли вчера?! Там, в окне, горят и тают свечи И не угасают до утра. Я читаю вслух стихотворенье, Странно рифмы в тишине звучат… Всех святых, всех душ поминовенье. Скоро снег. Слышнее листопад. «Закатный свет и тающего снега…» Закатный свет и тающего снега Прозрачный отблеск на лице дрожит. Синеющее, нежащее небо Тускнеет. Значит скоро заснежит. Идешь тропинкой. Тихо и бездумно. Ужель опять в морозное стекло Ударит веткой ветер многошумный И утром скажешь: снова замело! Но даже в этом тусклом повечерьи Весть о ином, какой-то тайный знак — И в жизни есть не только лишь потери, Не только суеверие и мрак! «Двусмысленность второстепенных деталей…» Двусмысленность второстепенных деталей — Летучие сумерки, ясность звезды. Когда-то мы здесь проходили, блуждали, Но ветер замел на дорогах следы. Какие-то ветки, сосновые шишки — На ощупь песок сыроват и упруг. Но все это в общем осечки, ошибки, Какие-то странные вещи, мой друг…. «Ходить воспрещается» — значит не надо? А вот мы пройдем, ни на что не смотря Какое убожество райского сада Под небом безжалостного ноября! 1956 «Там столб. И на столбе луна…» Там столб. И на столбе луна. Стихи с горчинкой. И холодный вихорь. Вчера, сегодня — здесь не будет тихо Над пустотой осенних эспланад. Там столб. И на столбе луна Давно сидит, как старый вещий филин. Сегодня мы с тобой не говорили. Я был один. И ты была одна. 1958 «…И стихов прелестная бессмыслица…» …И стихов прелестная бессмыслица, Как заката нежность, лес в снегу. Может впереди влюбленность числится, Но теперь — не знаю, не могу. Не могу поверить в несусветицу, Что и как. Все — беспредметный бред. Вон, в окне чужом, лампада светится. Возражаешь? Да, пожалуй, нет… 1959 «Он неожиданно пришел…» Он неожиданно пришел — Мой новый день. И я заметил Тот желтый луч, что лег на стол, И стол вдруг стал высок и светел, И книги, пыльные на нем, Карандаши и писем связки — Все излучалось, все огнем Горело и меняло краски. Вот так и мы однажды — вдруг, Каким-то движимые чувством, Засветимся, расширим круг Давно затертого искусства. Освободясь от шелухи Ненужных слов, в глухой тревоге — Напишем новые стихи О ветре в поле и о Боге. Песнь варягов Встало багряное зарево, И завывают рога. Время железом ударило, Тени легли на снега. Небо родной Скандинавии, Речь водопадов седых… Все, что когда-то мы славили, Стало добычей чужих. Враг подступает безжалостный, Близок неправедный суд. В лодке под огненным парусом Скальды навстречу плывут. Были и будем мы твердыми, Пусть мы в изгнанье умрем, — Помним туманы над фьордами, Бедный отеческий дом. Там над седыми утесами Дымных костров огоньки. Девы с медовыми косами, Вейте героям венки. Если веления Одина К нам донеслись с высоты, Если изранена родина, Бейте мечами в щиты. Синее небо бездонное, Скалы в блестящем снегу. Взвейся стрела оперенная, В горло вонзайся врагу. |
