Ужель встречать в воротах

С поклонами беду?..

На Сицкое болото

Батый привел орду.

От крови человечьей

Подтаяла река,

Кипит лихая сеча

У княжья городка.

Врагам на тын по доскам

Взобраться нелегко:

Отважен князь Ростовский,

Кудрявый Василько.

В округе все, кто живы,

Под княжью руку встал.

Громят его дружины

Насильников татар.

Но русским великанам

Застлала очи мгла,

И выбит князь арканом

Из утлого седла.

Шумят леса густые,

От горя наклонясь…

Стоит перед Батыем

Плененный русский князь.

Под ханом знамя наше,

От кровушки черно,

Хан из церковной чаши

Пьет сладкое вино.

Прихлебывая брагу,

Он молвил толмачу:

"Я князя за отвагу

Помиловать хочу.

Пусть вытрет ил болотный,

С лица обмоет грязь:

В моей охранной сотне

Отныне служит князь!

Не помня зла былого,

Недавнему врагу

Подайте чашку плова,

Кумыс и курагу".

Но, духом тверд и светел,

Спокойно и легко

Насильнику ответил

Отважный Василько:

"Служить тебе не буду,

С тобой не буду есть.

Одно звучит повсюду

Святое слово: месть!

Под нашими ногами

Струится кровь — она,

Монгольский хан поганый,

Тобой отворена!

Лежат в снегу у храма

Три мертвые жены.

Твоими нукерами

Они осквернены!

В лесу огонь пожара

Бураном размело.

Твои, Батый, татары

Сожгли мое село!

Забудь я Русь хоть мало,

Меня бы прокляла

Жена, что целовала,

И мать, что родила…"

Батый, привычный к лести,

Нахмурился: "Добро!

Возьмите и повесьте

Упрямца за ребро!"

Бьют кочеты на гумнах

Крылами в полусне,

А князь на крюк чугунный

Подвешен на сосне.

Молчит земля сырая,

Подмога далеко,

И шепчет, умирая,

Бесстрашный Василько:

"Не вымоюсь водою

И тканью не утрусь,

А нынешней бедою

Сплотится наша Русь!

Сплотится Русь и вынет

Единый меч. Тогда,

Подобно дыму, сгинет,

Батый, твоя орда!"

И умер князь кудрявый…

Но с той лихой поры

Поют герою славу

Седые гусляры.

Хоть еще на Москве

Не видать гололобых татар,

А недаром грачи

Раскричались в лесу над болотом

И по рыхлым дорогам

Посадский народ —

Мал и стар —

Потянулся со скарбом

К железным кремлевским воротам.

Кто-то бухает в колокол

Не покладая руки,

И сполох над столицей

Несется, тревожен и звонок.

Бабы тащат грудных,

А за ними ведут мужики

Лошаденок своих,

Шелудивых своих коровенок.

Увязавшись за всеми,

Дворняги скулят на бегу,

Меж ногами снуют

И к хозяевам жмутся упорно.

И над конским навозом

На мартовском талом снегу

Неуклюжие галки

Дерутся за редкие зерна.

Изнутри подпирают

Тесинами створки ворот,

В них стучат запоздалые,

Просят впустить Христа ради.

Верхоконный кричит,

Наезжая конем на народ,

Что лабазы с мукою

Уже загорелись в Зарядье.

Ничего не поймешь,

Не рассмотришь в туманной дали:

То ли слободы жжет

Татарва, потерявшая жалость,

То ль посадские сами

Свое барахлишко зажгли,

Чтоб оно хоть сгорело,

Да только врагу не досталось!

И в глухое предместье,

Где в облаке дыма видны

Вековечные сосны

И низкие черные срубы,

То и дело подолгу

С высокой Кремлевской стены

Молча смотрят бояре

В заморские длинные трубы.

Суетясь у костра,

Мужичонка, раздет и разут,

Подгребает золу

Под котел, переполненный варом,

И, довольны потехой,

Мальцы на салазках везут

Горки каменных ядер —

Гостинцы готовят татарам!

Катят дюжие ратники

Бочки по талому льду

Из глубоких подвалов,

Где порох с картечью хранится.

Тупорылая пушечка

На деревянном ходу

Вниз, на Красную площадь,

Глядится из тесной бойницы.

И над ревом животных,

Над гулом смятенной толпы,

Над котлами смолы,

Над стрелецкой дружиною конной

В золотом облаченье,

Вздымая хоругви, попы

На Кремлевские стены

Идут с чудотворной иконой.

А в усадьбе своей

Хитроумный голландский купец

Запирает калитку

И, заступ отточенный вынув,

Под сухою ветлой

Зарывает железный ларец,

Полный звонких дукатов

И светлых тяжелых цехинов.

Повисают замки

На ларях мелочных торгашей,

Лишь в кружалах пропойцы

Дуют для храбрости брагу.

Попадья норовит

Вынуть серьги из нежных ушей

И красавицу дочку

В мужицкую рядит сермягу.

Толстый дьяк отговеть

Перед смертью решил. А пока

Под шумок у народа

Мучицу скупил за спасибо.

Судьи в Тайном приказе

Пытают весь день "языка":

То кидают на землю,

То вновь поднимают на дыбу.

А старухи толкуют.

Что в поле у старых межей

Ведьмы сеяли землю

Вчерашнюю ночь на рассвете.

И ревут молодайки:

Они растеряли мужей,

За подолы их, плача,

Цепляются малые дети.

И, к луке пригибаясь,

Без милости лошадь гоня,

Чистым полем да ельником,

Скрытной лесною дорогой,

В поводу за собою

Ведя запасного коня,

Поспешает гонец

К Ярославлю

За скорой подмогой.