Когда, как богоборец, вкруг собора ярится буря с каждым вихрем злей, внезапно ты приковываешь взоры улыбкою блаженною своей. 5 Ласковый ангел! Мудрый солнцелов! Твои уста воистину стоусты, но разве ты не чувствуешь, как густо часы стекают с солнечных часов, 9 где разом цифры дня размещены и выровнены в строгом равновесьи, и все часы, как спелый плод, сочны? 12 Что в нас ты, камень, понял на свету? И, может быть, твой взгляд в ночной завесе еще блаженней смотрит в темноту? В тех городах старинных, где дома толпятся, наползая друг на друга, как будто им напугана округа и ярмарки застыла кутерьма, 5 как будто зазевались зазывалы и все умолкло, превратившись в слух, пока он, завернувшись в покрывало контрфорсов, сторонится всех вокруг и ничего не знает о домах: 10 в тех городах старинных ты бы мог от обихода отличить размах соборов кафедральных. Их исток превысил всё и вся. Он так высок, что не вмещается в пределы взгляда, 15 как близость собственного «я» — громада необозримая. Как будто рок, что в них накапливается без меры и каменеет — вечности стена — не то, что там, в низине грязно-серой 20 случайные хватая имена, рядится в ярко-красное рядно, напяливает синие уборы. Здесь были роды, где теперь — опора, а выше — сила и разгон напора, 25 везде любовь, как хлеб или вино, в порталах жалобы любви, укоры, но бой часов — предвестник смерти скорой, и вслед за ним кончаются соборы и рост свой прекращают заодно. Они остались здесь, когда прилив отхлынул и когда прибой-ваятель, точивший эти камни, вдруг утратил былую мощь, внезапно отступив. 5 Но второпях они наперерыв ему свои дарили атрибуты. Они остались здесь, по форме будто — причудливый базальтовый массив. 9 Их отличают только нимб, тиара иль той улыбки ангельские чары, что сторожит недвижный циферблат. 12 Теперь запрятавшиеся в портале, они когда-то с жадностью вбирали в себя все стоны города подряд. Какую ширь в себя вместил прибой! Вот так кулис передвижные стены вмещают целый мир. И как на сцену вступает в тоге действия герой, 5 Так действует и эта тьма портала, трагедию его глубин играя, как бог-отец, что без конца и края, и так же превращается к финалу 9 в того, кто назван Сыном, эту роль разбив на многочисленные роли — людских несчастий онемевший хор. 12 Ведь так возник, в себя вобрав всю боль слепых и проклятых в земной юдоли, Спаситель, как единственный актер. Так высятся они с мольбой во взглядах. Они стоят навечно искони. Лишь изредка из-под каскада складок возникнет жест, отвесный, как они, 5 чтобы остановиться через миг там, где столетьям вольное раздолье. Они всей тяжестью вросли в консоли, в которых мир, невидимый для них, 9 мир хаоса, пятой к земле прижатый, урод и зверь с ужимкою угрозы, их держит, корчась, на своем горбу: 12 фигуры там внизу как акробаты кривляясь, принимают эти позы, чтоб балансировать жезлом на лбу. Там лап ленивых плавное движенье рождает страшной тишины раскат. Но вот одна из кошек, взяв мишенью блуждающий по ней тревожный взгляд, 5 его вбирает в свой огромный глаз, и взгляд, затянутый в водоворот зрачка, захлебываясь и кружась, ко дну навстречу гибели идет, — 9 когда притворно-спящий глаз, на миг открывшись, вновь смыкается поспешно, чтоб жертву в недрах утопить своих. 12 Вот так соборов окна-розы встарь, взяв сердце чье-нибудь из тьмы кромешной, его бросали богу на алтарь. Как из трясины сновидений, с ходу прорвав ночных кошмаров канитель, всплывает новый день, — вот так по своду бегут гурты, оставив капитель 5 с ее запутавшеюся в клубок крылатой тварью, сбившеюся в кучу, загадочно-трепещущей, прыгучей, и мощною листвой, которой сок 9 взвивается, как гнев, но в перехлесте свернувшись, как спираль, на полпути, пружинит, разжимаясь в быстром росте 12 всего, что купол соберет в горсти и выронит во тьме, как ливня гроздья, чтоб жизнь могла на утро прорасти. |
