Когда кристалл оказался в руках Шалила, такого импульса информации — неважно ложной или истинной — просто не должно было быть. Все данные современной науки говорили о том, что кристалл не должен был подчиниться команде Сета.

Верно, они не все знали о кристалле. Существовало несколько необъясненных пока феноменов кристалла, которые продолжали изучаться. Но уже давно считалось, что основные возможности кристалла известны.

Более того, они считали, что под строгим научным контролем кристаллы сделали реальностью освоение высших возможностей биологических организмов. Все, на что только теоретически способны живые клетки, было изучено и претворено в жизнь. Кристалл послушно помогал практически освоить и левитацию, и телепатию, и телекинез, и многое, многое другое.

Возникло, правда, одно осложнение: первоначальные, неизмененные биологическим вмешательством люди имели какие-то качества, которые были утеряны их потомками.

Безусловно, последние поступки Эдит сделали ее самой лучшей из всех Эдит Прайс. Но в двадцатом веке ничего такого от нее не требовалось. И поскольку она не воплотила такие мысли в рисунок в кристалле, источником ее нынешней власти был не кристалл.

Это уже было нечто совсем иное. Нечто неслыханное и недоступное всей их науке.

— Я считаю, что мы должны убить ее, — сказал один из гигантов.

— Если попытка убить ее вызовет ответную реакцию абсолютной власти, которую она излучает, то мы не сможем контролировать ее, — возразил второй. — Гораздо перспективнее проанализировать нижние уровни ее сознания на основе доклада Шалила, а затем разбудить ее и спровоцировать с ее стороны нужные нам реакции.

По мнению большинства, это была хорошая мысль. Соответственно, каждый высказал свои соображения. Все присутствующие сошлись на том, что они были в состоянии держать ситуацию под контролем.

— Если что-нибудь пойдет не так, — заключил один из них, — мы всегда сможем изолировать ее, сначала дезинтегрировав, а потом восстановив с помощью кристалла.

— А как быть с выводом, — напомнил Шалил, — к которому она пришла, стремясь быть лучшей из всех Эдит Прайс, что ключ к успеху заключался в контролировании ситуации с помощью исключительной гибкости?

Остальные ученые не разделяли высказанных сомнений.

— В ее время превалирующие условности воспитания и жизни, — возразил один из гигантов, — не могли в принципе позволить ей действовать во всех без исключения случаях наиболее оптимальным способом.

Ученые пришли к выводу, что Эдит никогда не сможет узнать, в чем, собственно, заключалась связанная с ней проблема.

Совещание закончилось единодушным решением сделать все так, что, когда Эдит проснется, она будет считать себя абсолютно свободной…

Она лежала на траве. Травинки касались ее лица и пальцев. Свежий запах приятно щекотал ноздри.

Эдит открыла глаза и приподняла голову.

Самый настоящий лес. Вспомнив случившееся, она торопливо стала подниматься и увидела, как какое-то небольшое коричневое животное с мохнатым хвостом юркнуло в чащу.

Футах в пятнадцати от себя Эдит заметила гиганта, который, заметив, что она проснулась, тоже стал подниматься на ноги. Он двигался очень медленно, как бы в полусне.

Все еще не рассеялся туман, хотя солнце стояло высоко. Справа через кустарник и редкие деревья был виден большой серовато-зеленый холм. Слева почва опускалась ниже, и туман, сгущавшийся там, был гораздо плотнее. В сотне ярдов было почти ничего не видно.

Почти ничего. С трудом, но все же можно было различить контуры здания.

Эдит не стала задерживать на нем взгляда. Она пристально посмотрела на великана и спросила:

— Где мы?

Шалил не торопился с ответом. Ему было трудно поверить, что она интуитивно не знала этого сама. То, что она обладала такой огромной властью и при этом не знала элементарных вещей, просто не стыковалось одно с другим.

И все же она продолжала стоять в ожидании ответа. Он почувствовал ее тревогу и сделал вывод, что, судя по всему, рассуждения его коллег были правильными. Они решили, что ее мотивация зиждется на каких-то подсознательных импульсах и давно забытых воспоминаниях, каждое из которых физически обладает такой же прочностью, как и стержень из самой твердой стали. Всю свою жизнь она подчинялась правилам, а ее поведение в немалой степени было обусловлено критериями группового мышления.

Школа, а затем колледж были первыми нормами, которым она подчинялась, и в тот период ее действия находились под контролем родителей. Во многом эти нормы никогда не подвергались сомнению.

Шалил отметил в ее сознании мысль о том, что каким-то образом миллионы людей так и не получили высшего образования. Его это поразило, и все же в силу тех или иных причин так оно и было.

Таким образом, в области развития своей личности Эдит намного превосходила среднего человека. И все же в колледже, когда она впервые вышла из-под непосредственного контроля своих родителей, она быстро примкнула к движению нонконформизма. Какими бы ни были личные мотивы других сторонников этого движения, для Эдит это была глубокая внутренняя потребность.

Таким образом, это было началом отклонения от нормы, которое в дальнейшем сказалось на ее поведении. Продолжая рассуждать, Шалил пришел к выводу, что, являясь личностью, борющейся против невидимых уз, опутывавших ее, Эдит также приложила силы, чтобы вернуться к своим внутренним ценностям. Продолжение учебы, различные места работы, местожительства, друзья противоположного пола — все это создавало немыслимую путаницу, и разобраться, что именно в этом хаосе представляло истинную цель, было невозможно.

Задача усложнялась и тем, что все ее поступки модифицировались бесчисленным количеством мелких постоянно повторяющихся поведенческих навыков — как есть, пить, спать, общаться, ходить, разговаривать, размышлять и тому подобное.

Шалил был обескуражен тем, что был не в состоянии найти хоть одну отправную точку, которая тут же не включала механизм цепной реакции проявления приобретенных навыков и поведенческих стереотипов. Остальные ученые полагали, что рано или поздно что-нибудь действительно важное выйдет из подсознания на уровень осознанного, и у них не было сомнений, что Шалилу удастся это заметить. В противном случае, то есть если ему это не удастся, он должен был дезинтегрировать ее и собрать новый консилиум.

Вероятность потерпеть неудачу так быстро беспокоила Шалила. Выигрывая время, он произнес:

— Это Сад кристаллов девяносто третьего века. Здесь, в самой девственной части природы нашей планеты, закопаны кристаллы, за которыми наблюдают и ухаживают хранители-ученые.

Шалил решил, что решением проблемы может быть постоянное давление речевым потоком, которое заставит ее проявлять один за другим бесчисленные стереотипы, уже известные им, пока наконец он не узнает тот единственный. После этого с помощью кристалла он лишит ее той немыслимой власти, которой кристалл наделил ее.

Шалил сознавал, что его главной задачей было не допустить ее возвращения в свою эпоху. Поскольку он знал, что ей для этого нужно было всего лишь подумать об этом в позитивном плане, его задачей было держать ее в напряжении, заставить постоянно нервничать и испытывать неуверенность.

Шалил понял, что его тревога телепатически передалась остальным ученым, которые после недолгого совещания передали ему свои рекомендации:

“Постарайся отвлечь ее внимание, позволив ей одержать маленькие победы, и пусть она считает их твоим подарком”.

Идея была заманчивой, и Шалил немедленно принялся за ее осуществление.

В отеле Харкдэйла наступило следующее утро. Мардж Эйкенс спустилась вниз. Мешки под ее глазами выдавали бессонную ночь. Не останавливаясь, она машинально прошла в зал заседаний. Свет там был погашен, шторы опущены, и царивший в зале полумрак только усугубил ее состояние.