Творения и письма Вышенского затворника — это не плод труда богослова–теоретика, а живой опыт деятельного подвижника, созидавшего свою духовную жизнь на основе Священного Писания и Священного Предания Церкви. «Мы не знаем, — пишет профессор А. Бронзов, — ни одного богослова, который до такой степени был бы проникнут библейским и святоотеческим духом, до какой последний проглядывает в каждой строке у епископа Феофана. Прямо можно сказать, что его нравоучение есть в общем библейскоотеческое. И в этом самое великое его достоинство» [174, с. 261].
Как редкий и выдающийся знаток аскетической письменности, преосвященный Феофан не только отразил ее особенности и своих творениях, но и воплотил их в своей жизни, засвидетельствовав истинность святоотеческой аскезы собственным духовным опытом. «Святоотеческое аскетическое мировоззрение, ирошедши через призму глубокого и тщательного изучения епископа Феофана, сделалось как бы его собственным, так что его собственное мировоззрение без всякого преувеличения можно назиать святоотеческим, — не только по общему духу и основному содержанию, но даже и по самой форме своего выражения и раскрытия» [189, с. 5].
Все аскетические установки епископа Феофана пережиты им, почерпнуты из его собственного духовного опыта и запечатлены с самобытной свежестью и глубокой жизненностью. За каждой фразой Боговдохновенного архипастыря стоят его живой внутренний опыт и духовный подвиг.
Замечательно, что святоотеческие взгляды не просто были поняты и усвоены святителем Феофаном, они всецело проникли в его мировоззрение, растворились в нем и составили единое неразрывное целое. Отсюда и то огромное влияние, которое оказывали воззрения святителя на тех, кто с ними знакомился. Только человек, сам прошедший через горнило духовного опыта, сам причастный глубинам духовной жизни, может заговорить с людьми с такой вдохновенной всепобеждающей силой, будившей духовную энергию и порождающей готовность на подвиги, какой обладал епископ Феофан.
В своих произведениях святитель Феофан, по отзыву комиссии профессоров Петербургской духовной академии, «выступает самостоятельным глубоким православным богословом–мыслителем созерцательного направления, — таким богословом, у которого богословские православные понятия глубоко проникли через сознание, приняли оригинальную форму и получили своеобразную систему» [254, л. 2]. Творения епископа Феофана «дышат духом благодати, делающим слово его помазанным, проникающим прямо в сердце читателя» [172, с. 54). В них проявляются непреодолимая сила искренности и правды, глубокая сила убеждения, горячее желание спасения ближнему и, вследствие этого, непосредственное могучее воздействие на душу читателя.
Святитель Феофан старается избегать формализма и схоластики, излагая свои мысли ясно и доступно для широкого круга читателей. «Все формальные термины нашей школьной науки, — пишет Патриарх Московский и всея Руси Сергий, — в уме преосвященного Феофана получили самый жизненный смысл и самое богатое содержание» [236, с. 196].
Будучи руководителем в деле спасения, епископ Феофан в обширных своих творениях проявляет себя как замечательный экзегет, нравоучитель и богослов Русской Православной Церкви. По содержанию сочинения епископа Феофана можно разделить на три отдела: нравоучительный, экзегетический и переводный.
Особенную ценность представляют для богословской науки многочисленные печатные труды святителя по христианской нравственности. Здесь мы можем говорить о нем не только как о великом мыслителе, но и как о богомудром подвижнике, предлагающем для руководства другим учение святых отцов и личный опыт духовной жизни. Святитель Феофан может быть назван «опытным церковным учителем христианской нравственности, выносившим свои мысли и убеждения в глубине своей души» [246, с. 393].
В нравоучительных произведениях преосвященный Феофан изобразил идеал истинной христианской жизни и пути, ведущие к его достижению. По словам профессора Протоиерея Георгия Флоровского, епископ Феофан «не строил системы ни догматической, ни нравоучительной. Он хотел только очертить образ христианской жизни, показать направление духовного пути, и в (том его несравненное историческое значение» [262, с. 400].
Обозревая душевные и духовные способности человека, святитель глубоко проникает в его внутренний мир. Это рассмотрение отличается замечательной силой и широтой самонаблюдения. «Автор как бы спускается в темные переплетающиеся лабиринты духа и, несмотря на слабый свет лампады, везде успевает отличать в них очень тонкие проявления нравственного начала» [254, л. 4].
По словам профессора Ленинградской духовной академии Георгия Миролюбова, «широта и глубина знаний епископа Феофана поражает читателя его творений: о духовной жизни он пишет как исследователь–естествоиспытатель» [213, с. 67].
Среди творений епископа Феофана мы почти не встречаем трудов, носящих сугубо догматический характер, но поскольку нравственное учение христианства стоит в неразрывной связи с христианскими догматами, то и в трудах преосвященного Феофана в самых разных местах мы находим раскрытие и догматического учения. Особенностью раскрытия святителем христианской догматики является четкость воззрений на самые трудные и ключевые пункты этой богословской науки. По свидетельству упомянутой комиссии профессоров Петербургской духовной академии, в трудах епископа Феофана «некоторые пункты догматического учения нашли не только полное и основательное раскрытие, но и такие формулы, каких православная отечественная догматика до этого не имела. В особенности это нужно сказать относительно истин: участия всех Лиц Святой Троицы в различных моментах нашего спасения с преимущественным преобладанием одного из Лиц Святой Троицы в том или другом моменте нашего спасения» [254, л. 5].
Одним из важнейших дел жизненного подвига преосвященного Феофана являются его замечательные труды по изъяснению Слова Божия, которые представляют собой ценный вклад в русскую библеистику.
Епископ Феофан считался одним из выдающихся экзегетов своего времени, а его истолковательные труды, по словам профессора Московской духовной академии П. С. Казанского, являются «великим подарком для Православной Церкви» [248, с. 581). «Внимательный читатель находит в них не только все нужное для полного и ясного понимания священного текста, но вместе с тем и глубоко продуманное и прочувствованное разъяснение множества разного рода догматических, в особенности же нравственных христианских истин, понятий, вопросов» [254, л. 6].
Переводческая деятельность святителя Феофана неотделима от его богословских трудов. Важнейшая из переводных работ святителя Добротолюбие посвящена главным образом духовной жизни великих учителей древнего христианского аскетизма. Добротолюбие представляет собой широкое, всестороннее изображение и истолкование различных аспектов духовной жизни — от самых простых и безыскусных наблюдений до высочайших, вдохновенных созерцаний, запечатленных необыкновенной глубиной психологического проникновения во внутренний мир человека. Добротолюбие было любимой книгой в русских церковных кругах, особенно в монастырях; оно имело широкое значение как масштабное выражение учения о христианской жизни. Оно формировало воззрения в области духовной жизни и благочестия и «одновременно представляло собой своего рода учение, употреблявшееся и рекомендовавшееся старцами» [229, с. 221].
Особый вид литературных трудов преосвященного Феофана — многочисленные письма, которыми он обменивался со всеми, кто просил его совета, поддержки и ободрения.
Через свои одухотворенные письма святитель «обильно проливал лучи света Божественного на грешный мир» [256, с. 593]. Эти письма, несомненно, имели важное значение для тех, кто их получал, были истинным руководством в их нравственной жизни; они были исликой отрадой и духовным утешением для многих душ в тяжелые, скорбные минуты. Письма святителя важны и тем, что в них обрисовывается его личность как учителя Церкви Христовой. Содержание писем крайне разнообразно, но основной тон их — нравоучительный. Они, как и книги, содержат ответы на один и тот же великий вопрос — вопрос о пути ко спасению. «Лучшее употребление дара писать, — учил епископ Феофан, — есть обращение его на вразумление и пробуждение грешников от усыпления» [8, с. 27].
