Томи вновь окинул взглядом равнину — и встряхнул головой.

— Ты права — теперь мне им ничем не помочь. Я сделаю все, что ты от меня потребуешь.

Две армии медленно и неотвратимо сходились у них на глазах.

— Твоему доблестному царю надо бы повернуть вспять и возвращаться домой, — прошептала Мирина.

— Чтобы Мемнон не принял битвы? Никогда. — Томи покачал головой. — В целом мире не найти человека благороднее: что за великодушное сердце! Честь для Мемнона — всё. Если бы я только привел его раньше!

— Не твоя в том вина, — отрезала Мирина едва ли не гневно. — Пентесилее следовало выждать! Ты знаешь, что я любила ее всем сердцем, и все равно говорю: ей следовало выждать!

Молодые развернулись и, рука об руку, направились назад к потайным вратам.

— Ну, рассказывай, что там у тебя за планы? — полюбопытствовал Томи.

Битва кипела весь день. Царское семейство вновь наблюдало за сражением с высоты Южной башни. Томи внимательно выслушал рассказ Мирины о том, как она собирается освободить рабынь и доставить их в безопасное место. И, не сдержавшись, расхохотался и бурно зааплодировал.

— Итак, ты спасаешь рабыням жизнь, а заодно обзаводишься «новобранцами». Только моя умница-Змейка могла такое придумать!

— Но ты мне поможешь? — не отступалась молодая женщина.

— Конечно, помогу, — кивнул Томи.

— Тогда пойдем, познакомишься с Акасей, — пригласила Мирина. — Это моя служанка и посредница.

Акася, махнув рукой на церемонии, сурово отчитала Мирину: дескать, зачем она, с риском для жизни, выходила за городские стены?

Томи вновь рассмеялся.

— Вот теперь я и впрямь все понял! — промолвил он. — Эта женщина — никакая не рабыня, она — Лунная Всадница до мозга костей!

— И остальные таковы же, — заверила Мирина. — Но есть одна проблема. Большинство их в жизни не ездили верхом.

Томи внимательно слушал жену, однако то и дело поневоле отвлекался, тревожась за своих эфиопских друзей и за исход битвы под городскими стенами. К тому времени, как солнце склонилось к западу, Мирина снова спустилась к Южным вратам вместе с Кассандрой и занялась ранеными. Томи принялся помогать перетаскивать пострадавших внутрь крепости.

Царь Мемнон сражался как лев, но к вечеру пал и он. Царь Приам в который раз устало распорядился о проведении погребальных обрядов, а отчаявшиеся троянцы наконец-то заговорили о том, чтобы вернуть Елену ахейцам.

— Снова поражение! Но Парис погиб, так нам-то зачем сражаться?

— Может, они пощадят нас, если отдать им Елену?

— Они ведь наверняка уйдут, если отнимут у Деифоба невесту, которая, к слову сказать, и сама за него замуж не рвется!

Новых союзников не предвиделось, помощи ждать было неоткуда, и даже Эней, что столь храбро возглавлял войско после гибели Гектора, вслух выражал сомнения в том, стоит ли воевать дальше.

Кассандра встала на его сторону и принялась упрашивать отца отдать ахейцам Елену.

— Она охотно вернется к мужу, — уверяла Кассандра.

Но царь Приам был непреклонен.

— Сражаться десять долгих лет, а теперь вот взять да и сложить оружие? Да ни за что!

Кассандра рыдала и умоляла, но Приам ничего не желал слушать и грозился запереть дочь, если она не уймется. Мирина утешала подругу и уговаривала ее уехать вместе с рабынями, как только их удастся освободить.

На это предложение Кассандра лишь покачала головой.

— Троянцы — те немногие, кому довелось уцелеть, — знали меня всю жизнь, они и сегодня видят во мне жрицу троянского Аполлона. Мне должно оставаться с ними до последнего.

Мирина покачала головой.

— Но когда ахейцы ворвутся внутрь — а так, по всей видимости, и случится! — что станется с тобой?

Кассандра решительно сжала губы.

— У меня свои планы, милая подруга. Жрица Феана надеется добраться до Фракии и спрятаться там на время, взяв с собою Хрисеиду и ее сына. Как только Троя падет, а мы обе знаем, что так оно и будет, ахейцы уйдут с наших берегов, по крайней мере, на какое-то время.

— Но как же ты, царевна? — не отступалась Мирина.

— Я попытаюсь присоединиться к моим друзьям и поеду с ними на юго-восток, на маленький остров Сминфий, где отец Хрисеиды Хрис по сей день удерживает в своих руках храм Аполлона Сминфейского. По крайней мере, там мы попытаемся собраться все вместе и обрести мир и покой.

Мирина досадливо поцокала языком.

— Но ты же троянская царевна, царская кровь течет в твоих жилах! Для Агамемнона с его братцем ты — завидная добыча. Боюсь, они уволокут тебя с собою и станут унижать тебя, дабы все видели, какие они великие победители!

Кассандра улыбнулась.

— Но ты забываешь об одном. Мы с тобой храним тайну, что в глазах Агамемнона обладает немалой ценностью! Причем куда большей, чем вся его хваленая гордость!

— А-ааа, — с полуслова поняла Мирина.

— Я могу открыть ему, что, невзирая на его бесчеловечную жестокость, Ифигения жива и в безопасности. Я могу засвидетельствовать это перед его женой Клитемнестрой и сообщить царице, что ее дочь жива и здорова. Как думаешь, многого ли стоят подобные вести?

Мирина вспомнила потемневшее, мрачное лицо Агамемнона в тот миг, когда он наблюдал за поединком с Пентесилеей. Да, судя по его виду, этот человек согбен тяжким бременем. Небось, совесть загрызла? Так негодяю и надо!

При всем ее презрении к Агамемнону, Мирина уже научилась прислушиваться к словам Кассандры.

— А он тебе поверит?

Кассандра кивнула.

— Он ухватится за мое известие как утопающий за веревку.

Мирина взяла ее за руку.

— Ты это знаешь доподлинно?

— Да.

В ту ночь Мирина с Томи потихоньку вывели Исатис и Серебряный Месяц через потайные верхние врата. Молодожены пешими поднялись на холм, а там сели верхом и поскакали по полям и каменистым плато вокруг Трои, тихонько, шепотом созывая лошадей. Вернулись они до света, ведя за собой шесть мазагардийских кобылиц, что неприкаянно блуждали по окрестностям со времен битвы Пентесилеи. Бедолагам здорово досталось: одна — вся в шрамах, у другой в ноге застряла стрела, у третьей — глубокая рана; но уцелевшие Лунные Всадницы принялись кормить их и лечить, а рабыни охотно помогали жрицам.

На следующую ночь Томи с Мириной вновь выехали в холмы, и на сей раз к ним присоединилась Коронилла. Назад они привели десять лошадей, в придачу к уже имеющимся тридцати. Опустевшие царские конюшни понемногу заполнялись.

Однажды рано утром, до первого света, Мирина возвращалась в свои покои, поставив в конюшни еще трех лошадей, как вдруг мимо, неслышно ступая, прошел запоздалый прохожий. Она пригляделась внимательнее: широкие плечи и коренастая фигура показались ей смутно знакомыми. Лунная Всадница затаила дыхание, затем развернулась и тихонько последовала за ним, ни минуты не сомневаясь: эта сутулая фигура и это лукавое лицо принадлежат царю Итаки.

Шел он уверенно и бесшумно, Мирина тотчас же поняла, что Одиссей не первый раз пробирается в Трою под покровом ночи. Царь Итаки остановился под сенью арки, густо увитой вьющимися лианами — по всей видимости, он кого-то дожидался. Мирина тоже словно приросла к месту и насторожилась. Из тени благоуханного жасмина вышла царица Спартанская и ее престарелая рабыня Эфра, мать Тезея. Они пошептались мгновение-другое, затем Елена поцеловала старуху — и поспешила прочь. Царь Итаки повел Эфру с собой: шагал он медленно, подстраиваясь под ее шаг. Когда они приблизились, Мирина спряталась в темный переулок. Одиссей негромко говорил что-то старухе: видимо, ободрял и успокаивал.

Эти двое давно ушли, а Мирина все еще стояла в тени, напряженно размышляя. Можно, конечно, оповестить троянскую стражу или царя Приама, да только стоит ли? Разве сама она не занимается тайной деятельностью, что отнюдь не пришлось бы троянскому царю по душе, узнай он правду? Ей, Мирине, отчаянно хочется спасти рабынь и сохранить сообщество Лунных Всадниц! Точно так же и Елена имеет полное право отослать старуху к грекам, под защиту ее внуков.