— Я тоже помню храбрую наездницу, — проговорил он. — Мы все у тебя в неоплатном долгу. Отец просит оказать нам честь и разделить с нами трапезу.

Когда Мирина вступила в громадный дворцовый пиршественный зал, ее вновь потрясла произошедшая перемена. Стены, некогда увешанные блестящими медными щитами, теперь были голы, столы отмыты дочиста, но истерты и выщерблены. На смену блестящим золотым чашам и кубкам пришла посуда из серой глины. Ну что ж, по крайней мере, питательных оливок, хлеба и сыра на этом столе в изобилии: Мирина сразу же поняла, что все это из привезенных Лунными Всадницами припасов. Девушка не сдержала улыбки: Бремуза взяла на себя бразды правления в дворцовой кухне и теперь немилосердно гоняла слуг туда-сюда.

— Слава богине, ты здесь! — Подоспевшая Бремуза облегченно вздохнула при виде подруги и от избытка чувств хлопнула ее по спине. — Мы так беспокоились, что ты в беду попадешь! А как ты здорово с табуном управилась, это ж просто надо было видеть, Госпожа Змея! Вы как гроза над равниной пронеслись — клубы пыли и развевающиеся гривы! Мы так и завопили от восторга, когда вы стронулись с места, но, клянусь Маа, то-то мы ликовали, когда вы благополучно въехали в город!

Мирину с Ильдиз пригласили за стол на возвышении, и гостья с удивлением убедилась, что теперь мужчины сидели вперемешку с женщинами — прямо-таки на равных, не то, что прежде! За столами внизу оборванные женщины и дети теснились рядом с фракийскими воинами. В зале стоял неумолчный гул голосов, люди разговаривали и спорили на разных языках, порою гневные возгласы заглушали общий гул, тут и там размахивали руками и изъяснялись жестами, если слов недоставало; казалось, будто в результате пережитых вместе страданий и тягот многие преграды рухнули, будто их и не было.

Кассандра, улыбаясь, наблюдала за реакцией подруги. И тут Мирина с удовольствием отметила.

— Вы наконец-то это сделали! Вы избавились от отдельных столов для мужчин.

— Мужчин осталось так мало, что на отдельный стол их и не наберется, — отвечала царевна. — Теперь мы, женщины, вынуждены взять на себя многое из того, что прежде считалось мужской работой, а рабыни из ткацких мастерских заняты в цитадели повсюду, куда ни глянь. На производство роскошных тканей времени просто не остается — отчасти поэтому наши одежды истлевают прямо на нас.

Мирине вспомнился царский стол, за которым некогда рассаживались бесчисленные отпрыски Приама, а Гектор восседал во главе их. А теперь защиту Трои взял в свои руки вождь Эней, предводитель дарданских союзников, он занимал место Гектора. Рядом с ним сидели Парис и Деифоб, которого Мирина всегда недолюбливала. Однако где же все остальные, где их слуги, и конюхи, и оруженосцы? Страшный ответ пришел сам собою: девушка ясно вспомнила жуткую смрадную яму, до краев полную пеплом, на пути к цитадели.

Трапеза шла своим чередом, но Мирине кусок в горло не шел, настолько голова ее была забита воспоминаниями о музыкантах, что некогда подыгрывали на лирах танцовщицам в красивых одеждах. Теперь за столом прислуживали рабыни в истрепанных халатах и веревочных «браслетах» на ногах. Мирина видела: привели их из ткацких сараев и от чанов с красками — у некоторых руки и ступни были все в пурпурных и синих пятнах.

Еще до начала войны Мирина видеть без омерзения не могла длинных приземистых сараев, где эти женщины работали «как привязанные» в прямом смысле слова. С утра до ночи, не вставая со скамей, они ткали, пряли и красили роскошные тонкие ткани, некогда составлявшие богатство Трои. По крайней мере, теперь им позволялось свободно ходить по всей крепости, вместо того, чтобы сидеть на привязи весь день.

Девушка недовольно нахмурилась.

— А что, рабынь до сих пор запирают на ночь? — спросила она Кассандру.

Принцесса пристыжено кивнула.

— Я не могу добиться, чтобы их освободили совсем, — посетовала она. — Отец настаивает, что они по-прежнему рабыни. Дескать, это все, что у него осталось от былого богатства, потому что золото свое он отдал Ахиллу, умоляя его вернуть тело Гектора. Ты просто не знаешь, как ужасно…

— Знаю, еще как знаю. — Мирина сочувственно погладила подругу по плечу. Вся Анатолия слышала о том, как Ахилл, не удовлетворившись тем, что убил храбрейшего троянского воина, надругался над израненным телом Гектора, протащив его в пыли привязанным сзади к колеснице, а родители и сестры смотрели на это с башни и безутешно рыдали. Приам отнес Ахиллу все оставшееся золото и драгоценности и долго унижался перед ахейцем, прежде чем ему отдали тело сына.

Но затем взгляд Мирины вновь обратился к рабыням, что молча подавали еду руками со следами въевшейся краски. За что им приходится страдать больше, нежели всем прочим в этом злополучном городе? Кассандра словно прочла ее мысли.

— Это непросто, — тихо проговорила она. — Я могла бы приказать страже освободить рабынь, даже если бы это противоречило воле отца, у меня все равно хватило бы власти добиться своего. Но тогда — куда они пойдут? Если мы выпустим женщин из города, они угодят прямо в лапы грабителей-ахейцев и Муравьев. А это — участь похуже смерти.

— Да, — поневоле согласилась Мирина. — Ничего хуже просто не придумаешь.

Кассандра помрачнела еще больше.

— Я кое-что знаю об этом от моей подруги Хрисеиды, — прошептала она.

— А где же сама Хрисеида? — полюбопытствовала Мирина, с теплотой вспоминая ласковую и благожелательную жрицу Аполлона, что всегда была Кассандре доброй подругой.

Кассандра мрачно поджала губы.

— Я отведу тебя к ней после трапезы, — пообещала она.

А Ильдиз, забывая про еду, с любопытством озиралась по сторонам. Для ребенка, который еще несколько недель назад ничего не знал, кроме родного шатра, этот дворец и разноликая толпа людей представляли собою поразительное, завораживающее зрелище. И все же восхищенный взгляд девочки снова и снова возвращался к Елене.

— А Елена здесь с мамой? — спросила девочка.

Мирина неуверенно покачала головой и поинтересовалась у Кассандры:

— А кто вон та старуха, что сидит слева от Елены? Елена опекает ее точно родную мать, но я понимаю, что такое невозможно.

— Нет-нет, — подтвердила Кассандра. — Ее зовут Эфра. Ты разве никогда о ней не слышала?

Мирина нахмурилась.

— Да, имя знакомое… но мне казалось, Эфра — это мать Тезея, того свирепого воителя, который похитил некогда Лунную Всадницу Антиопу?

Кассандра кивнула.

— Эта война сводит вместе множество людей самых странных. Тезей, как известно, женщин похищал на каждом шагу, ни одной юбки не пропускал. Однажды он и Елену украл из дому, как Антиопу, она тогда совсем ребенком была. Ее братья сразились с похитителем — и вернули сестру. Помимо всех прочих кар, они настояли, чтобы царственная мать Тезея Эфра стала прислужницей Елены до конца жизни.

— Но это же несправедливо! — встряла Ильдиз. — С какой стати матери-то страдать?

— На свете много несправедливости, Звездочка, — вздохнула Мирина. — Значит, эта хрупкая старушка — мать Тезея?

— Да, — кивнула Кассандра. — Она приехала сюда как служанка Елены, но… — Царевна вздохнула. — Ты же знаешь Елену — у нее просто дар свыше пробуждать к себе любовь, такая с кем угодно поладит; так что за многие годы эти двое стали подругами, и Елена в самом деле приглядывает за ней точно за собственной матерью.

Мирина вздохнула.

— Похоже, что злиться на Елену невозможно, как ни старайся.

— Но это еще не все, — продолжала между тем Кассандра. — Двое внуков Эфры стоят лагерем за стенами и сражаются на стороне ахейцев. Старуха увидела их со стен, и с тех пор мы с Еленой пытаемся уломать отца отпустить бедняжку. Юноши, верно, разрываются надвое: один из них — сын вашей Лунной Всадницы Антиопы, тот самый ребенок, которого она отказалась оставить. Эти двое ахейских вождей, освободив бабушку, немедленно отплыли бы восвояси, но отец мой — ужасный упрямец, если уж вобьет себе что-то в голову, то не отступится.