Он не станет извиняться. Он не станет ничего им объяснить. Он не станет защищаться.
Он скорее откусит себе язык, чем использует линию защиты, избранную за него его матерью. «Когда меня спрашивают, почему ты так внезапно уехал, — написала она ему, — я отвечаю, что ваши с Эбби отношения стали чересчур близкими. Я говорю, что мы не хотели, чтобы тебя так рано охомутали и втянули в брак или, не дан Бог, и того хуже — навесили тебе на шею детей. Я поясняю, что мы сочли за лучшее увезти тебя подальше от Смолл-Плейнс, туда, где больше возможностей, да и девушек тоже».
Прочитав это письмо, он едва не сжег телефонные провода, требуя, чтобы мать немедленно прекратила распространять клевету, и умоляя не поступать так с Эбби, которая ни в чем не была виновата. «Как ты могла? — орал он на мать. — Как ты посмела ее в этом обвинять?» На что она совершенно хладнокровно отвечала: «Должна же я им что-то говорить».
Было время, почти девятнадцать лет назад, когда он ни за что не стал бы разговаривать с матерью в подобном тоне.
Он не повысил бы голос и не допустил бы резкостей из уважения к ней, а также потому, что просто не осмелился бы этого сделать. В его семье царил культ вежливости, исключавший грубость и взаимные претензии. Но ко времени этого телефонного звонка он утратил если не страх, то уважение к родителям.
«Только не это! — вопил он. — Ты вообще ничего не обязана им объяснять. Их это вообще не касается. Не смей говорить им такое!»
Он понятия не имел, приняла ли мать его протест во внимание.
В итоге он очутился в ситуации, в которой не знал и не мог знать, что думают о нем люди, какого рода клевета распространилась по городу, какие бредни изобрела его мать, чтобы компенсировать правду, которую скрыла от всех. И Митч решил выстраивать свою линию поведения в зависимости от того, как будут держаться с ним окружающие, — во всяком случае, до тех пор, пока не прощупает почву и не выработает стратегию. Встретившись с дружелюбием, он ответит тем же, но ни за что не переступит черту, за которой может начаться возрождение былых отношений. Этого он не допустит. Это просто не может произойти. На холодность он ответит холодностью. Он решил сделать ставку на отстраненную вежливость. Он будет приветлив, но недоступен. Таким образом, он никому не причинит вреда. Если же кто-нибудь и обидится, то все равно это будет гораздо менее травматично, чем если бы он сообщил им правду.
Он предпочел сосредоточиться на том, как кое-кому из них может повредить осуществление зреющего у него в голове плана.
К моменту, как Митч выехал на шоссе и повернул на север, он, похоже, окончательно утратил способность к аналитическому мышлению. Где была эта способность сегодня утром, когда он по подсказкам зеленых стрелок приехал прямиком к дому Эбби? И куда это здравомыслие испарилось, когда он ринулся догонять идущий прямо на нее торнадо?
— Вежливо и отстраненно, — вслух напомнил он себе. — Я буду так любезен, что меня, черт побери, даже бывшая жена не узнала бы!
Он уже преодолел полпути, когда у дороги заметил нечто, заставившее его съехать на обочину и остановиться. Прямо перед ним стояла машина шерифа округа Мюнси. Автомобиль был припаркован небрежно — похоже, водитель очень спешил его покинуть. Из канавы, отряхивая форму, поднимался высокий худощавый мужчина, наверное, кто-то из заместителей шерифа.
Через этот участок дороги только что пронесся торнадо.
Митч выскочил из машины, чтобы убедиться, что помощник шерифа не пострадал.
* * *
Рексу пришлось вытерпеть барабанивший по спине град и проливной дождь. Ураганный ветер с воем поднимал в воздух гравий, швыряя его в лежащего в канаве человека, и тряс машину, как будто пытаясь ее унести Рексу очень хотелось поднять голову и взглянуть, что происходит с его автомобилем, но oil решил не рисковать.
Ему показалось, что это длилось вечность. Но когда все стихло, он понял, что стал жертвой бури, а не смерча. Встав и осмотревшись, он увидел лишь уходящую на северо-восток черную тучу. Рекс обернулся к северу, но не увидел ни пострадавших людей, ни каких-либо разрушений. Взглянув на юг, он заметил на обочине черный «сааб» последней модели. Из машины вышел и направился к нему высокий мужчина.
В походке этого человека было что-то неуловимо знакомое. Рекс уже где-то видел этот агрессивный разворот широких плеч и решительную посадку головы. Почему-то вспомнилось, как он в школе играл в футбол и мчался вперед по левому краю, расчищая путь для…
«Будь я проклят!»
Водитель «сааба» подошел уже совсем близко. Рекс взглянул в глаза Митчу.
* * *
Митч увидел на лице Рекса тот же порыв, который ощутил сам, как только они узнали друг друга. Это было естественное, почти непреодолимое желание улыбнуться. В это мгновение разделяющее их время перестало существовать. Осталась лишь старая дружба, былое притяжение и взаимопонимание. В этот миг из их памяти стерлись все старые обиды. Мгновенная амнезия заставила их забыть обо всем, что было вчера, и тем ярче вспомнилось то, что происходило позавчера. В этот момент они могли хлопнуть друг друга по плечам, воскликнуть: «Ну и ну!» — и громко расхохотаться. Рекс мог поинтересоваться: «Где тебя носило?» Митч мог рассмеяться в ответ. Они могли возобновить старую дружбу с того места, где она оборвалась.
Но уже в следующую секунду Митч увидел, что лицо Рекса окаменело, и тоже поспешил закрыться.
У него было ощущение, что они побывали в какой-то сумеречной зоне и увидели открытую дверь, шагнув в которую пришли бы к более счастливой и благополучной развязке. Вместо этого они избрали другое продолжение сюжета, с грохотом захлопнув дверь и вернувшись в реальность, в которой стояли под проливным дождем, с недоверием всматриваясь друг в друга.
— Митч… — спокойно сказал Рекс.
— Да. Я, когда останавливался, не знал, что это ты…
— А если бы знал, то не остановился бы? — Рексу все же удалась хоть и очень циничная, но усмешка.
— Да нет, я хотел сказать… — он осекся. — Ты в порядке?
— Да, я в полном порядке.
Рекс начал демонстративно отряхивать комья грязи, прилипшие к брюкам. Митч чувствовал, что он делает это для того, чтобы не смотреть ему в глаза.
Затем Рекс выпрямился и таким же безразличным топом заметил:
— Я не думал, что ты вернешься.
— Я в гости…
— Конечно. Зачем тебе здесь светиться?
— О господи! — вырвалось у Митча. Он собирался хранить спокойствие, что бы ни сказал ему Рекс. Но сарказм старого друга пробился сквозь его защиту. — Дело не в этом.
— Да мне все равно. Похоже, что ты уже возвращаешься туда, откуда приехал.
— Что? — Митч вдруг понял, что Рекс имеет в виду «Ты едешь на север. Уезжаешь отсюда». — Нет. Я просто выехал… чтобы посмотреть на ураган.
— А-а, ну ладно. А я еду… посмотреть, не пострадал ли кто-нибудь на этом направлении.
«Он избегает упоминать ее имя», — подумал Митч.
— Не буду тебя задерживать.
— Даты меня не задерживаешь. Если ты не уезжаешь, мы, наверное, еще увидимся.
— Я не знаю, сколько здесь пробуду. — Митч помедлил, после чего неохотно добавил: — Отец не знает, что я здесь, поэтому прошу тебя ничего ему не говорить.
Рекс приподнял брови.
— Ты сам ему скажешь?
— Да, и очень скоро. Значит, ты теперь заместитель своего отца… то есть шерифа?
— Нет, — едва заметно улыбнулся Рекс. — Он на пенсии. Шериф теперь я.
— Ты шериф?
Перед ними открылась еще одна возможность посмеяться над тем, что они оба стали стражами закона, и они снова ею не воспользовались.
— Да, я шериф.
— Никогда бы не подумал!
Рекс воздержался от ответного замечания.
— А ты? — спросил он у Митча.
— Что я?
— Чем ты занимаешься?
— Юридическая практика, недвижимость…
— Прибыльное занятие.
Через плечо Митча Рекс бросил взгляд на черный «сааб».
— Не жалуюсь, — пожал плечами Митч. — Ты женат?