Наконец Салли вспомнила, что она сделала с ночной рубашкой. Когда пара поднялась наверх, изделие из белого атласа и кружев еще лежало на кровати вместе с остальным бельем.

Салли открыла дверь спальни, вспомнила, что молодой муж стоит у нее за спиной, и быстро спрятала все под одеяло. Позже она переложила белье, а про рубашку забыла. Сконфузившись, она повернулась к Хью и пожала плечами.

— Ничего страшного! — утешил он, снова положил журнал и подошел к комоду. — Мы можем поделиться. — Хью вынул из ящика синюю шелковую пижаму с красной каймой. — Бери верх, а я возьму низ, согласна?

Он хотел пошутить, что возможен и другой вариант, но понял, что это лишнее. Салли шагнула вперед и с благодарностью приняла пижамную куртку. Даже в сложенном состоянии было видно, что куртка Хью прикроет Салли куда надежнее, чем ее собственный лоскут из атласа и кружев.

Оказавшись в ванной, Салли прижала к щеке рукав пижамы, хранившей аромат одеколона Хью, закрыла глаза и вздохнула: в прикосновении гладкого шелка было что-то чувственное.

— Ну, Салли Палмер, — пробормотала она, открывая глаза и глядя на свое отражение в большом зеркале, — сейчас ты станешь ровней Нелл Гвин!

Она сняла платье, повесила его на ситцевую вешалку и, стыдливо придерживая лифчик, принялась расстегивать крючки. Почему Салли так поступала, она и сама не знала. Рядом никого не было, а Хью едва ли собирался врываться в ванную.

До сих пор все свидетельствовало, что Хью настоящий джентльмен, и Салли не сомневалась, что он останется таковым в любых обстоятельствах. Хью даже предложил пойти прогуляться, пока она будет раздеваться! Она тревожно улыбнулась, надела пижаму и тщательно застегнула ее на все пуговицы. Их было четыре.

Как и следовало ожидать, рукава пижамы оказались слишком длинными, и Салли закатала их по локоть. Результат ей понравился. Она провела руками по груди и спустила ладони ниже — туда, где гладкая ткань встречалась с куда менее гладкими колготками. Салли решительно сняла их и ощутила холодный мраморный пол.

Теперь, когда на ней оставались только трусики, наступил решительный момент. Она снова повернулась к зеркалу и задала себе гамлетовский вопрос: снимать или не снимать?

Затем она расчесала волосы, уложила челку, брызнула духами на шею и запястья и открыла дверь.

Хью встал и одобрительно улыбнулся.

— Знаешь, мне уже доводилось слышать, что мужские пижамы лучше всего смотрятся на женщинах. И ты доказала это!

Он наклонился, поцеловал ее в макушку, вдохнул нежный запах и мельком подумал о Серене. В последнее время запах ее духов раздражал Хью. Он был тошнотворно сладким.

Как в искусстве, так и в жизни Хью предпочитал красоту тонкую. Серена была красива, но тонкости в ней было столько же, сколько в лондонском двухэтажном автобусе.

А вот в Салли… Гладя ее волосы и прижимая к себе теплое тело, Хью прошептал:

— Тебе не придется долго ждать.

Впервые после приезда Салли села на кровать и провела ладонями по камчатной простыне. Она только слышала об их существовании. Такие простыни были в "Восточном экспрессе". Давным-давно Роз говорила ей об этом во время ланча, и обе завистливо вздыхали, вспоминая свои полотняные.

— Хорошо-то оно хорошо, но сколько надо гладить эти чертовы простыни! — заявила тогда Роз, чтобы вернуть им душевное равновесие.

Плевать мне на глажку, подумала Салли, юркнув под простыню. Из ванной доносился негромкий шорох. Любопытно, как будет выглядеть Хью без куртки? Когда у Салли зачастил пульс, она подумала, что в комнате слишком жарко, и решила открыть окно.

Ее внимание вновь привлекли висевшие на дальней стене три миниатюры. Казалось, Карл, Екатерина и Нелл смотрят прямо на нее, причем Нелл более пристально, чем все остальные. Как будто она знала, что Салли дожидается своего любовника!

— Зазнайка! — обругала Салли королевскую фаворитку и потянулась к форточке. Как раз в этот момент из ванной вышел Хью и увидел ее зад, обтянутый голубым атласом с кружевами. На мгновение Салли окаменела, а затем ее руки инстинктивно скользнули вниз. Слава Богу, она сумела удержаться, но готова была поклясться, что Нелл усмехнулась!

— Размышляешь о разврате, царившем в семнадцатом веке?

С колотящимся сердцем она повернулась к стоявшему в дверях высокому, загорелому и красивому Хью. Отец Карла Второго потерял свою голову три с половиной века назад, а теперь Салли потеряла свою. Когда Хью пошел к ней по пушистому ковру, Салли заметила на столе вазу с апельсинами и улыбнулась. Очень приятно!

Проснуться на следующее утро от воркования голубей за окном спальни тоже было очень приятно. Салли сонно пошевелилась. Не узнавая окружающего, она случайно коснулась обнаженного торса Хью, испугалась, что разбудила его, прижала руки к груди, замерла и затаила дыхание.

Комната была тиха и полна теней. Тени картин на стенах, тень от балдахина над головой и складок тяжелой ткани, обтягивавшей каждый из четырех столбиков кровати, и тень лежащего рядом мужчины. Мужчины, который вчера вечером обнял Салли и овладел ею так нежно и бережно, что захотелось плакать.

Счастливые слезы снова начали жечь веки. Салли лежала с закрытыми глазами и думала о Хью. Что он сказал вчера, помогая ей выбраться из машины? "Все будет чудесно, я обещаю".

Откуда он это знал? Их первая ночь могла закончиться катастрофой. Но никакой катастрофы не случилось. Хью оказался прав, все вышло чудесно. Она тихонько улыбнулась. Вернее, стало чудесно, когда она наконец совладала с нервами и преодолела стыдливость.

Она медленно открыла глаза, потянулась к тумбочке и потрогала пальцем прохладную, гладкую ножку пустого хрустального бокала для шампанского.

— Лучшее средство от нервов, — заявил Хью, открыв захваченную с собой в постель бутылку.

Сначала Салли хотела отказаться. Аперитива, за которым последовало белое вино, было больше чем достаточно. Но Хью настоял на своем.

— И от головной боли хорошо помогает, — сказал он, когда у Салли защипало в горле и носу.

— Но у меня не болит голова!

— Что ж, тем лучше.

Она засмеялась и протянула ему пустой бокал. Хью поставил его на тумбочку и вытянулся рядом. Его ладони скользнули по ее обтянутым шелком предплечьям и груди; тем временем обнаженные ноги Салли прикоснулись к гладким пижамным штанам.

— Салли, моя красавица… — Пока Хью расстегивал пуговицы, она считала в уме: один, два, три, четыре… А затем пижама медленно соскользнула с ее плеч.

Ощущая прикосновение губ к своим губам, шее и груди, Салли гладила пальцем волосы на его затылке и блаженно вздыхала. Хью был прав, шампанское прекрасно помогало и от нервов, и от головной боли!

Позже — о, намного позже, — когда шелковые рукава и штанины свились в один клубок, Хью быстро отпустил ее, вынул из тумбочки желто-зеленый пакетик и выключил ночник.

— Догадываюсь, что ты предпочитаешь темноту, — шепнул он ей на ухо и погладил по волосам.

Отсутствие света не помешало Хью увидеть ее слабый кивок.

— Да, — еле слышно пробормотала Салли. А затем Хью овладел ее губами и ею самой. Овладел всецело…

Стоило Салли пошевелиться, и она почувствовала прикосновение его руки.

— Я вижу, ты проснулась, — сказал Хью. — Что, голуби потревожили?

— Нет. Они так славно воркуют. Это напомнило мне рождественскую песенку, которую я пела в первом классе.

— Спой ее мне.

— Нет, — застенчиво ответила она. — Я не помню слов. Там было что-то про поклоны, реверансы и праздник.

— Значит, голуби кланяются и делают реверанс?

— Так было в песне. А еще они летали и ворковали "кру-кру"…

Хью негромко засмеялся и обнял ее.

— Очень похоже! Поразительно!

— Ты смеешься надо мной, — сказала она отстраняясь.

— Вовсе нет. Просто мне хочется за этот уикэнд научиться чему-нибудь новому. В нашей школе такую песню не пели.

Салли вздохнула. Не было смысла говорить Хью, чему за этот уик-энд научилась она.