Тем временем наступила ночь, правда светлая, лунная. От кишлака мы отъехали километров на двадцать. Дорога в том месте шла уже не по дну ущелья, а по карнизу: слева пропасть, справа — отвесная скала. Мне бы довезти Джамала до самой долины. Но я уже не мог находиться с ним рядом. Да и чего опасаться? Ночью транспорт здесь не ходит. Пусть добирается до кишлака пешком. А я к тому времени буду далеко. Я затормозил: «Джамал, выметайся!» — «Мы еще встретимся, собака», — с угрозой пообещал он, выбираясь на асфальт. «Лучше бы тебе держаться от меня подальше, ослиная задница. Да не забудь помолиться, что остался жив», — ответил я и нажал на газ. Минуты через три, разминувшись со встречной, я понял, что совершил ошибку. Кто-то возвращался домой из города, и, конечно, он подберет Джамала, который тут же организует погоню. Но кое-какой запас времени у меня был. До выезда в долину оставалось километров шестьдесят. Я давил на газ, но разболтанный «уазик», не имевший надлежащего ухода, будто примкнул к сторонникам Джамала. Еще через несколько минут лопнуло переднее левое колесо, — видимо, я порвал покрышку, разворачиваясь на острых камнях в Змеином ущелье. Я снял запаску, но оказалось, что домкрата в машине нет. Пока я возился, пытаясь как-то выкрутиться, далеко позади послышался приглушенный рев автомобильного мотора. Погоня, Джамал.

Что мне оставалось, Димка?

Укрыться негде, помощи ждать неоткуда, а в обойме всего пять патронов, притом что стрелок из меня неважный. А у них — автоматы… Конечно, Джамалу я нужен живым, но перебить ноги могут вполне. Единственная надежда — атаковать первым. Но прежде надо уничтожить улики. Я связал узлом чапан Гафура, сунул внутрь тюбетейку, облил все это бензином и, чиркнув спичкой, сбросил пылающий ком в пропасть. Затем быстрым шагом направился в сторону кишлака и вскоре достиг места, где дорога делала резкий поворот, огибая нависающую скалу. Перед поворотом они будут вынуждены снизить скорость.

А я буду находиться в густой тени. Притом они не ждут нападения, считая, что я далеко впереди.

Димка!

Хоть я и крутоват по жизни, но без нужды мухи никогда не обидел, клянусь! Дело даже не во мне. Я думал об Иришке, о Валентине — ее матери, которые останутся одни, без всякой поддержки, если со мной что-нибудь случится. Не мог я жертвовать их благополучием ради какого-то мерзавца, чья совесть была чернее черного.

Они были так самонадеянны, что преследовали меня на одной машине. Хитрец Джамал устроился на заднем сиденье, а на переднем, рядом с водителем, ерзал тип, выставивший из окошка автомат. Как я и предполагал, перед поворотом водитель резко сбросил скорость. Я находился всего в нескольких метрах, но они не замечали меня. Идеальная мишень! Аккуратно прицелившись, я дважды выстрелил в водителя. Тот упал грудью на руль, а машина направилась прямехонько к пропасти. Вот она нависла над пустотой, будто ища опоры, и рухнула вниз. Дикие вопли донеслись до моих ушей. Так иногда по ночам свистит ветер в ущелье, будто джинн проносится в темноте на своих дьявольских крыльях. Затем раздался глухой удар, раскатистый взрыв, и все смолкло. Некоторое время я стоял не шевелясь. Ну вот и все. Они получили свое. Осторожно я приблизился к краю пропасти, туда, где обрывались черные следы. Ярко светила луна, но и она не доставала до дна ущелья, где царствовала тьма, напоминавшая о преддверии ада. И тут до меня донеслись мучительные стоны, будто сатана уже взялся за работу, терзая души грешников. Волосы мои встали дыбом. Собрав все свое мужество, я сделал еще шаг и посмотрел вниз. В каких-нибудь трех метрах ниже, уцепившись за корявое деревце, невесть как выросшее из расщелины почти горизонтально, висел Джамал. Лунный свет выхватывал из кромешной мглы его худосочную фигуру. Левая рука Джамала была неестественно вывернута и висела будто набитый опилками чулок, вместо левого глаза зияла страшная рана, но правый сверлил меня с неукротимой лютостью, будто желая испепелить.

Как бы ты поступил на моем месте, а, Димка?

В обойме оставалось еще три патрона. Я прицелился, но понял, что убить его мне будет непросто. Все же я не мокрушник, и чужая жизнь для меня свята, даже если это жизнь врага… Тут я заметил, что деревце медленно выворачивается с корнем. Еще немного, и оно сделает работу за меня… Что ж, значит, так распорядилась судьба… А Джамал продолжал смотреть на меня, и не было в его жутком взгляде ни страха, ни мольбы, ни покаяния, а только ненависть, такая неистовая, что могла бы расплавить пулю.

Вдруг моя правая рука оказалась заломленной за спину, а в следующую секунду я растянулся на асфальте. «Ну, вот, — промелькнуло в голове, — сатана пришел на помощь своему приспешнику». Но это были оперы, посланные за Гафуром. Поравнявшись с брошенным мною «уазиком», они осмотрели его и бесшумно двинулись вперед, застукав меня в тот момент, когда я стоял с пистолетом в руке над искалеченным Джамалом. Какие еще нужны доказательства?

В ходе следствия я твердо придерживался версии, что Мирзоев ушел в горы. Один. Куда конкретно, что имел при себе — понятия не имею. Мне он не доверял. После его ухода мы крепко повздорили с Джамалом — на бытовой почве, и поскольку я оказался в одиночестве, то решил удрать. За мной пустились в погоню, и я вынужден был защищаться. Убивать я не хотел. Просто стрелял по шинам, чтобы остановить погоню. Если и попал в кого, то это случайность, а не умысел. Джамала же я пытался вытащить из пропасти, но мне помешали.

Джамал, как ни странно, давал показания в мою пользу. Он защищал меня от обвинений, как родного брата. Да, Мирзоев ушел в горы один, клялся он. Да, никому не доверял. Да, у нас возникла ссора из-за давнего долга. Я удрал, он бросился в погоню. Да, были выстрелы, но это не убийство, а неосторожность. Он делал все возможное, чтобы я схлопотал как можно меньший срок. Ибо добраться до тайника он мог только с моей помощью и отлично понимал это. Но тут вскрылись еще кой-какие мои грешки… Словом, вкатили мне двенадцать лет с конфискацией имущества. Вот когда я порадовался, что вовремя спрятал накопленное.

Джамал, вероятно, сильно надеялся, что тянуть срок я буду где-нибудь в Средней Азии и он сумеет подослать ко мне верного человечка, сторговаться. Но меня сразу же отправили в Забайкалье. Сюда руки Джамала не доставали…

Путинцев перевел дыхание.

— Около месяца назад я вышел на волю. Под амнистию моя статья не попадала, и я отмантулил от звонка до звонка. Тут, Димка, ты прав. А пока я был в отсидке, жизнь повернулась круче, чем перо в боку. То, за что нас когда-то тягали, нынче в почете. Бизнес! Взяли меня хоть и не юношей, но здоровым, зрелым мужиком, а сейчас, погляди, я немощный, жалкий старик. Не имею ни кола ни двора, ни родины, ни семьи. Никого, кроме Иришки… И того сундучка, который даст мне возможность хоть немного пожить по-человечески после тюремной баланды. Дом этот я снял временно, на полгода, считай, на последние трудовые гроши…

Теперь ты понимаешь, Димка?! Хлебом клянусь, я рассказал тебе все как на духу! Теперь ты ущучил, как важно для меня заполучить свой сундучок? Да и наследством Гафура нужно распорядиться…

— Допустим, все так и было, — в сомнении произнес я. — Мне одно не ясно: почему вы впутываете в это дело совершенно постороннего человека? Прошло столько лет. Может, Джамал давно помер. Или все забыл…

— Забыл?! — Путинцев так и подпрыгнул на стуле. — Ты думаешь, до зоны не доходят никакие вести? Э, нет, милый… Все, что нужно, я узнавал окольными путями. Джамал хоть и стал инвалидом, но здоровье у него, старого шакала, железное. Он еще нас всех переживет. Сейчас он безвылазно торчит в Ак-Ляйляке и поджидает меня. Он знает, что рано или поздно я приду за сундучком. Потому как других средств у меня нет. У него повсюду глаза и уши. Стоит мне выйти из самолета в любом азиатском аэропорту, как самое большее через час он узнает об этом. Впрочем, он хорошо понимает, что сам я не рискну отправиться за сундучком. Для меня это верная смерть. Знает он и всех моих старых друзей. Знает, с кем я корешевался в зоне. Вот, Димка, и ответ на твой вопрос. Единственный шанс добраться до сундучка — это довериться порядочному человеку со стороны, которого порекомендует Ирина. Получилось, что это — ты.